— Сама же она при этом настолько бесстыдна, что во время празднества шпионила за нами, прислуживая за столом, — с негодованием напомнил Мэлгвин.

— Ну, роль прислужницы заставил ее сыграть отец.

— Наверное, — согласился Мэлгвин. — Но вот что интересно, — он задумчиво почесал свой небритый подбородок, — у нее достало мужества сыграть эту роль. У большинства женщин такое качество напрочь отсутствует. Должен признать, она занимает меня все больше и больше. Хотя до сих пор мне не ясно, что представляет собой эта девица, на которой я собираюсь жениться. Хочу попросить Константина устроить нам встречу наедине до свадьбы. Уж тогда бы я смог поближе познакомиться с характером принцессы без подбадривающих взглядов обожающей ее толпы.

— Но ведь ты не сомневаешься в своем выборе?

— Нет. Не сомневаюсь, что она именно та женщина, на которой мне следует жениться. Поверь, я выбрал ее не за ангельскую внешность, а потому что понял — она любимица Константина. Есть ли лучший способ влиять на человека, чем обладать его дражайшей дочерью?

— Ты так говоришь, как будто ей уготована роль заложницы, а не королевы.

— Ну, до этого дело не дойдет, — многозначительно ответил Мэлгвин. — Во всяком случае, мир сохранится достаточно долго, и он укрепит границы моих владений. А потом у меня может появиться наследник. Наше с леди Авророй дитя упрочит мой союз с Константином на общее благо.

Бэйлин утвердительно кивнул:

— Ловко придумано, мой господин. Остается надеяться, тебе удастся убедить Эсилт в том, что твоя женитьба — мудрое решение.

Мэлгвин нахмурился:

— У Эсилт нет права диктовать, кого мне следует брать в жены. Ей придется подчиниться моему решению — так-то будет лучше.

Бэйлин одобрительно закивал и поднялся с изящного деревянного кресла:

— Если хочешь повидаться с невестой до свадьбы, сейчас самое время разыскать ее. Скоро уж полдень…


Аврора прогуливалась по саду. Стараясь успокоиться, она прислушивалась к привычному жужжанию пчел. Воздух был наполнен ароматом роз. Они переливались под солнцем коралловым, пурпурно-красным, желтым цветом, и от всего этого у Авроры кружилась голова. Тяжело дышалось. Возможно, от жары. А возможно, и от того, что одета она была в слишком узкое, мешавшее свободным движениям платье. Это платье из тончайшей, почти прозрачной материи, которую называли «шелк», привезли из Константинополя, и Аврора все гадала, каким образом женщинам в тех краях удается спасаться в них от холода. Наряд не только просвечивал, но на него, судя по всему, и материю-то пожалели: платье сильно сжимало ее талию, руки и плечи Авроры были почти обнажены, а грудь открывал глубокий вырез. Еще большие неудобства причиняли ей замысловатая прическа и витиеватые украшения из драгоценных камней. Сестры Авроры тщательно заплели ее волосы и уложили их на затылке. Хотя Джулия и уверяла Аврору, что теперь она выглядит как римская богиня, шея ее уже болела от внезапно отяжелевших локонов. Свадебный наряд Авроры довершали массивные золотые серьги, браслеты из золота и оникса и огромный яйцевидный медальон из янтаря, опустившийся глубоко в вырез платья и чувствительно ударяющий ее при каждом резком движении. Только что — как бы в дополнение ко всем ее несчастьям — Аврора узнала от отца о том, что Мэлгвин попросил устроить ему встречу с ней наедине в саду.

Аврора выпрямила спину, расправила плечи и услышала, как позвякивают ее серьги, больше похожие на гири. Пусть Мэлгвин поторопится. Она слишком устала ждать. После того как Маркус отказался отправиться с ней в ее новый дом, настроение Авроры резко переменилось: отчаяния уже не было, его сменил гнев. И чем дольше Мэлгвин заставлял ее ждать, тем сильнее зрело в ней чувство ожесточенной ярости. Она постаралась припомнить, как выглядит ее будущий супруг. Но вспомнила только полуулыбку-ухмылку, появившуюся на его лице, когда он выбрал ее. Это было неслыханно! Он обставил все так, что она стала довеском к стаду коров, которых он потребовал в качестве дани!

Аврора услышала за спиной мягкий звук шагов и обернулась. Казалось, ее сердце вот-вот выскочит из груди. Мэлгвин был даже крупнее, чем ей представлялось. Ни один из ее знакомых мужчин не был столь высок ростом. Широкие плечи, длинные руки и ноги, гибкое мускулистое тело. Казалось, все это создавало вокруг него пугающий ореол огромной власти. На боку у него висел меч с рукояткой, украшенной драгоценными камнями, а к поясу был приторочен кинжал. Хоть сейчас он был готов ввязаться в бой. Аврора подумала, что Мэлгвин напоминает дикую кошку, сжавшуюся в комок перед прыжком на свою жертву…

— Леди Аврора, — вежливо поклонился он.

— Мой господин, — выдохнула она. Однако реверанса не сделала. Ей не хотелось давать ему еще одну возможность бесстыдно заглянуть в глубокий вырез на ее груди. А именно на этом вырезе и остановились глаза Мэлгвина. Его взгляд одновременно и волновал, и раздражал ее. В отместку она так же бесстыдно оглядела его с головы до ног.

При ярком солнце волосы Мэлгвина не казались такими черными, как раньше. Скорее, они были темно-коричневыми. Глубоко посаженные темно-голубые глаза, пристально изучавшие ее, напоминали море во время шторма. Свежевыбритая загорелая кожа на лице Мэлгвина была безупречно гладкой. Аврора вдруг с удивлением поняла, что он очень молод, ему всего лишь чуть больше двадцати. Удивительно, как удалось ему добиться власти в столь молодом возрасте…

Мысли Авроры прервал низкий, раскатистый, но вместе с тем мелодичный голос Мэлгвина:

— Так каким же ты находишь, Аврора, своего жениха?

Девушка сильно покраснела. Какая же она глупая! Она рассматривала его, чтобы решить, нравится он ей или нет. Хотя сейчас это не имеет никакого значения. Никуда она от него уже не денется.

Он лукаво поглядел на нее:

— Я и не думал, что ты такая застенчивая — особенно после того, как ты сыграла роль служанки за моим столом. Чего ты хотела добиться, шпионя за мной?

— Я не шпионила, — с негодованием ответила она. — Нет ничего необычного в том, что молодая женщина прислуживает гостям своего отца.

— Возможно, но тебя не представили, да и одета ты была в какие-то лохмотья — Мэлгвин тряхнул головой. — Ты вела себя как самая обыкновенная обманщица, но, скорее всего, винить тебя за это нельзя. Я не сомневаюсь, что поступить так тебе приказал отец.

— Нет. Мой отец не имеет к этому никакого отношения. Я все придумала сама, только я сама, — ответила Аврора, желая раз и навсегда отмести какие-либо сомнения в благородстве своего отца. — Я не послушалась его, не переоделась к празднеству, а отправилась вместо этого на кухню…

— Но зачем? — Мэлгвин внимательно смотрел на нее, и от этого взгляда Авроре стало не по себе:

— Не знаю… Наверное, из любопытства.

— Из любопытства? — удивился Мэлгвин. — Впрочем, принимаю такой ответ. По правде говоря, я и сам отношусь к тебе с не меньшим любопытством. Может, нам стоит присесть и получше узнать друг друга? — Он указал рукой на скамью под старой яблоней.

Аврора кивнула в знак согласия и послушно последовала за Мэлгвином, загипнотизированная легким позвя-киванием его меча, ударявшегося о пояс. Она неловко уселась рядом с ним, а он, повернувшись к ней, взял ее за подбородок и поднял голову так, чтобы смотреть ей прямо в глаза:

— Тебе, Аврора, необходимо знать, что я ненавижу обман. Я не потерплю лжи и отсутствия доверия между нами.

Она робко кивнула, чувствуя, что если заговорит, то сразу выдаст свой страх. Он пристально смотрел в ее глаза, как бы стараясь проникнуть к ней в душу, понять, что там происходит. И чем больше она старалась отвести глаза, тем сильнее гипнотизировал ее этот взгляд. Но ведь она не сделала ничего дурного! С какой стати она должна мириться с этой явной попыткой запугать ее?!

Спустя мгновение Мэлгвин снова улыбнулся и черты лица его смягчились:

— Как бы то ни было, я не вижу причин, которые помешают нам понравиться друг другу. Ты — красивая девушка, да и я — несмотря на дурную славу — не лишен привлекательности. — Он убрал руку с ее подбородка и мягко коснулся пальцами щеки. Аврора перестала дрожать. Ласковое прикосновение этого мужчины обезоружило ее. Его гибкое, идеально сложенное тело излучало нерастраченную силу, огромную мощь. Они как бы обволакивали ее. Раньше ей никогда не доводилось так близко сидеть с мужчиной, с таким мужчиной — крепким, мускулистым воином.

Пальцы Мэлгвина коснулись ее волос и ловко вытащили одну из заколок, удерживавших на затылке тугие косы.

— Что ты делаешь?

— Мне больше нравится, когда у тебя длинные распущенные волосы — такие, как вчера.

Аврора в раздражении отбросила его руку. Сестры долго трудились, чтобы заплести ее волосы и сделать прическу, носить которую подобало только принцессе римско-британского королевского дома, а теперь он разрушает это великолепие!

…Решительность ее исчезла, как только она увидела его глаза. В них отражался неподдельный восторг. Губы его были чуть-чуть приоткрыты. Она ощущала его чувственное желание, оно передавалось ей самой, и неудержимо захотелось ослепить его своей красотой. Дрожащими пальцами Аврора стала расплетать свои косы. Он с восхищением смотрел на нее, и она удовлетворенно улыбнулась:

— Вот так… так лучше?

— О да. Намного.

Губы его коснулись ее губ. Его рот был мягким, влажным, настойчивым. Она испуганно вздрогнула, когда он сначала коснулся языком ее губ, а затем проник в рот. Раньше никто не целовал ее так. Странный поцелуй, но ничего неприятного в нем не было. Легкая дрожь пробежала по ее телу. Почувствовав это, Мэлгвин привлек Аврору к себе, крепко сжимая своими сильными руками. Он был намного крупнее Маркуса, но от него исходил почти такой же запах, присущий мужчине, — запах кожаной туники и боевых коней.

Авроре казалось странным, что каждый его поцелуй отзывается во всем ее теле. Сидя на скамье, Аврора не могла крепко обнять его, и почувствовала облегчение, когда он осторожно посадил ее к себе на колени. Она вдруг осознала, что отвечает на его поцелуи и, приоткрыв рот, своим языком касается его упругого языка. Она ощущала его массивный торс, его мощную грудь, прижавшуюся к ее плечам. Казалось, все вокруг поплыло как во сне. Она уже ничего не чувствовала, кроме сладостного напряжения где-то внизу живота. Это напряжение постепенно поднималось вверх, к груди. И Мэлгвин, видимо, понял это. Он засунул руку в глубокий вырез ее платья и тронул пальцами ее нежные увеличившиеся соски — сначала один, потом другой.

— Довольно! — яростный голос Константина возвратил наконец Аврору в реальный мир. Подняв голову, она увидела разъяренное лицо своего отца.

— Я согласился отдать дочь тебе в жены, а не в любовницы, Мэлгвин!

— Мы пытаемся понять, подходим ли друг другу, — насмешливо улыбнулся Мэлгвин и помог Авроре подняться с его колен.

От унижения у Авроры перехватило дыхание, на глазах появились слезы. Возмутительно! О чем она только думала, когда позволила Мэлгвину всякие вольности. Чувство стыда усилилось, когда отец, схватив ее за руку, потащил прочь из сада. Во время их первой встречи наедине Мэлгвин вел себя с ней совсем не так, как с принцессой. Он тискал ее на глазах у всех, как будто она была легкодоступной девицей.

Несмотря на охватившее ее чувство стыда, Аврора не удержалась и обернулась. Мэлгвин все еще стоял у скамьи и глядел ей вслед. И вновь его взгляд трепетным огнем отозвался во всем ее теле.

4

Ближе к вечеру Аврора и ее отец ехали во главе процессии, направлявшейся на широкое поле за крепостной стеной, где должно было состояться бракосочетание. Мэлгвин настоял на том, чтобы все воины и все горожане могли присутствовать на свадебной церемонии, и поэтому ратное поле, на котором так и не разгорелась битва, стало чем-то вроде часовни под открытым небом, способной вместить всех желающих. В городской церкви разобрали мраморный алтарь и перенесли на поле. Сюда же доставили огромный бронзовый крест, высоко вздымавшийся над землей. Непосредственно вокруг того места, где должен был пройти свадебный ритуал, расположились сторожевые посты. Воины спрятались в землянках, вход в которые был украшен штандартами и венками из летних цветов.

Направлявшаяся из Вирокониума на поле толпа была радостной и праздничной. Одеяние Константина и членов его семьи свидетельствовало об их немалом богатстве. На леди Корделии и сестрах Авроры были яркие летние платья, на их шеях и запястьях переливались золотом и драгоценными камнями фамильные украшения. Леди Корделия и сестры ехали в повозках, запряженных лучшими лошадьми Константина. Их гривы были перевиты лентами и цветами. За семьей Константина следовали члены других благородных семейств Вирокониума. В городе остались только слуги, рабы, старики и брльные.

Маркуса в процессии не было. Хотя Константин, конечно же, разрешил бы ему участвовать в свадебном обряде. С болью в глазах Маркус наблюдал, как Аврора покидала дворец, и этот взгляд острым кинжалом пронзил ее сердце. Не выдержав, Аврора отвернулась, и тут же к ней подъехал Константин, натянул поводья ее лошади и увлек за собой.