Сильвия Дэй - Любовь джентльмена

Руки его медленно коснулись пояса халата. Он развязал завязки и раздвинул полы, демонстрируя, как мощно пульсирует его член. Гибкое тело, обрамленное материей цвета черного дерева, было просто великолепно.

Элизабет подняла глаза, и их взгляды встретились. Она сказала то, что он должен был знать и понимать:

– Ты принадлежишь мне.

Желая пробиться сквозь внезапный холод, которым снова повеяло от него, она подняла руку и провела кончиками пальцев по его горлу и груди.

Маркус судорожно вздохнул, его кожа от прикосновения стала горячей. Он улыбнулся, когда Элизабет принялась наслаждаться своей властью над ним. Она не представляла себе, что так может быть, никогда не хотела, чтобы так было, но теперь он принадлежал ей, и это обстоятельство меняло все.

Подняв Элизабет за талию, Маркус шагнул к кровати.

– Леди Уэстфилд, – проворковал он, опуская ее на край и устремляясь вперед, вводя член единственным сильным движением.

Элизабет вскрикнула, скорчившись от неожиданного и болезненного вторжения, но Маркус крепко держал ее. Он навис над ней, прижал к кровати, и халат укрыл их шелковистым занавесом.

Губы его жадно впились в ее губы, язык двигался в ужасающем ритме, лишая чувств.

Это не было аккуратное соблазнение с многочисленными знаками внимания, как во время предыдущих встреч, так что Элизабет была потрясена и смущена. Она знала его прикосновения, узнавала его запах и ощущала его тело, но этот мужчина был для нее совершенно чужим. Так настойчиво и по-звериному эгоистично, так горячо и сильно он никогда не двигался внутри ее.

Рука Маркуса нашла ее грудь и грубо сжала, бедра прижались к ее бедрам, когда он скользнул чуть глубже. Элизабет забилась под ним, поворачивая голову, чтобы вдохнуть; и тут же его зубы скользнули по ее щеке, а затем впились в мочку уха.

– Теперь ты принадлежишь мне, – грубо произнес он.

Угроза. Элизабет замерла, когда поняла это. Он хотел от нее повиновения. Кольцо, его фамилия, его желание… Всего этого было недостаточно, чтобы умиротворить его.

– Зачем брать то, что я отдаю тебе сама? – прошептала она.

На самом деле это была единственная возможность заполучить ее, единственный способ, которым она отдалась бы. Элизабет на миг задумалась, вспоминая, как предлагала себя совершенно добровольно.

Маркус застонал и уткнулся лицом ей в шею.

– Ты ничего не давала мне сама. Я кровью оплатил все, что получил от тебя.

Элизабет скользнула руками под халат и принялась поглаживать трепещущие мышцы его спины. Он выгнулся навстречу прикосновениям, покрываясь от желания потом, отчаянно потираясь бедрами о ее бедра до тех пор, пока она не сдержала его.

– Позволь дать тебе то, что ты хочешь.

Маркус крепко прижал Элизабет к груди и укусил за плечо, когда Элизабет дразняще-ласково скользнула по его члену.

– Ведьма, – прошептал он, полизывая отметины от своих зубов.

Он пришел к ней в комнату с одной-единственной целью – удовлетворить обоюдную потребность в таком долгожданном браке. Все «па» предстоящего танца были ему известны, тщательно спланированная встреча не предполагала нежелательной близости. Но Элизабет встретила его нагой, с кожей, золотистой от отблесков камина, с волосами, распущенными по плечам, и с развратно вздернутым подбородком. Она сказала, что он принадлежит ей. Все эти годы она не обращала на него никакого внимания, а теперь, после всего, что он выстрадал, предъявляла права на победу.

Она и правда победила. Он был пойман в ловушку, крепко схвачен гибкими бедрами и сочащимися глубинами.

Утопая в объятиях Элизабет, Маркус покрыл поцелуями всю ее от горла до груди. Он с наслаждением полизывал бледную кожу, поглаживал пышные полушария, придерживая их, радуясь тому, что они стали упругими и тяжелыми. Ее тугие соски торчали ему навстречу, и он куснул их по очереди, а потом прошелся по упругой плоти ленивыми движениями языка.

Он посасывал медленными глубокими ритмичными движениями, вздрагивая от ощущения, которое охватывало ее тело, когда Элизабет кончала. Он мог продолжать это бесконечно – сжимать и разжимать нежную плоть. Пошевелив бедрами, он потерся о клитор, а потом застонал одновременно с ее оргазмом, облегчая желание горячими потоками спермы.

Задыхаясь и ощущая лишь частичное удовлетворение, он наконец отпустил ее и положил голову ей на грудь, раздумывая, сможет ли когда-нибудь насытиться ею полностью.

– Маркус… – Пальцы Элизабет взъерошили его волосы.

Он поднялся над ней, поставив руки по сторонам; красивое лицо его стало суровым, глаза искали встречи с ее взглядом.

Элизабет вздрогнула, она чувствовала себя обворованной. Как можно быть одновременно погруженным и отстраненным?

Маркус рассматривал ее, раскрасневшуюся и распростершуюся на постели с чувственно раздвинутыми бедрами, демонстрировавшими все, чего он страстно желал. Член, покрытый ее соком, стал золотистым, но эрекция не уменьшилась. Он смотрел как завороженный, как его семя сочится у нее между ногами. Потом он собрал его в ладонь и размазал по ней.

– Моя, моя, моя… Вся моя.

Почти сходя с ума от облегчения, удовольствия и желания, Маркус наблюдал, как Элизабет выгибается и корчится, слушал, как она просит и умоляет. Каждый дюйм шелковистой кожи принадлежал ему, каждый волос на голове и между ног, каждый вздох. Он мог всю жизнь прикасаться к ней, владеть ею.

Как только Маркус подумал об этом, его член затвердел, словно камень, распух и потяжелел, будто и не бывал в ней. Он снова шагнул вперед, взял член в руку и принялся массировать ее клитор кончиком.

– Пусти меня внутрь.

Элизабет тут же подняла бедра, впуская его в горячую влажность, и он наполнил ее, упав на вытянутые руки. Было настоящим блаженством испытать сжатие ее мышц. Если бы замереть так навсегда! Но это было невозможно и неправильно.

Маркус прижался лицом к голове Элизабет и задвигался внутри ее. Движения его были пылкими от желания, их тела соприкасались. Обвив его бедра ногами, Элизабет поднималась при каждом толчке, отвечая на рвение, не сдерживаясь, бесстыдно вскрикивая при каждом погружении. Маркус брал ее с желанием, и она принимала его как подарок судьбы.

– Да! – воскликнула Элизабет, впиваясь ногтями ему в спину. – Маркус… Да!

Это было похоже на водоворот. Маркус сжал зубы и боролся. Вырвавшись из ее объятий, он встал на неровный пол. Вцепившись одной рукой в столбик кровати, он выходил из Элизабет до тех пор, пока внутри не остался лишь кончик. Каждый нерв его протестовал. Он чувствовал, что Элизабет словно горит. В ней горело все: кожа, клитор, корни волос, – а из глаз текли слезы разочарования.

– Не отвергай меня!

– Я должен, – холодно отрезал он. – Меня отвергали четыре года.

Опершись на локти, она смотрела на место, где они слились воедино, где она страдала. Она совершенно не властна над этим, ни в коей мере, и признает это, если надо.

– С тобой так хорошо. Я сделаю все, что угодно…

– Что?

Наградой ей было почти незаметное движение.

– Да. Маркус, ради Бога!

Он толкнул член глубже. Небольшое погружение и все. Поддразнивание. Его большой прекрасный член грозил свести ее с ума.

– Чего ты хочешь от меня?

Маркус продолжал варьировать частоту и глубину погружений, не отводя глаз от ее лица.

– Все.

– У тебя это есть, потому что у меня ничего не осталось.

И тут он взял ее, набросившись словно животное, ухватившись за столбик так, что побелели костяшки пальцев. Движения его были такой силы, что Элизабет переместилась на кровати. Маркус тут же последовал за ней, проникая сильно и глубоко, совершенно не заботясь о ее ощущениях.

Будучи не в состоянии противостоять, Элизабет отдалась водовороту страсти, и каждый оргазм сопровождался криком облегчения.

Маркус находился сверху, наблюдая, как она пульсирует, дрожит всем телом; он не мог вспомнить, когда еще его так захватывал любовный акт. Все его тело покрывал липкий пот, бедра работали неустанно ради продления ее удовольствия и продвижения к его удовольствию. Он рычал, словно зверь, наслаждаясь тем, что занимается любовью с женой, страстной женщиной, которая пробудила в нем желание и ответила на него своим пылким желанием.

Все чувства и эмоции слились воедино, чтобы вознести его на тот уровень ощущений, которого Маркус никогда не достигал прежде. Наконец он выдохнул ее имя, изливаясь в нее, отчаянно желая, чтобы этого оказалось достаточно, и зная, что так никогда не будет. Бездонный родник желания ужасал. Даже сейчас, изливаясь в нее, отчаянно сжимая ее, скрипя зубами, он хотел большего. А еще он знал, что всегда будет хотеть больше того, что еще осталось.

Наконец Маркус отпрянул; грудь его тяжело вздымалась. Он посмотрел на балдахин, ожидая, пока комната перестанет вращаться. И как только это случилось, он покинул постель жены.

Ощущая ее запах на своей коже, слыша за спиной мягкие протесты, Маркус схватил пояс и, не оглядываясь, вышел из комнаты.

Элизабет проснулась, когда сноп солнечного света проник в щелку между занавесками и осветил ее лицо. Потянувшись, она ощутила боль между ногами – напоминание о том, как грубо муж занимался с ней любовью, и о том, как он ушел от нее.

Медленно выскользнув из постели, она стала размышлять над тем, что Маркус, вероятно, женился на ней ради осуществления своей мести. И он осуществил ее десятикратно, потому что за время, прошедшее между ужасным вечером в саду Честерфилд-Холла и вчерашним днем, она привыкла к нему. Глупая, мучительная ошибка.

Позвонив, Элизабет приказала лакеям принести горячую воду для ванны, желая смыть с тела запах мужа.

Она плакала из-за Маркуса Ашфорда в первый и последний раз.

Почему-то до этого она думала, что их брак окажется гораздо более глубоким единением, но, возможно, все дело было в сексе. Слишком большое число оргазмов. Если говорить правду, его скука была заметна на протяжении недели, и Маркус не пытался скрыть ее. Однако он был заботливым и внимательным вплоть до предыдущей ночи, и Элизабет не ожидала, что он изменится теперь. Увы, как видно, второй ее брак будет очень походить на первый, когда неблизкие люди делят имя и кров, но не любовь.

При мысли о встрече с Маркусом Элизабет ощущала себя нездоровой: ей хотелось плакать, грудь сильно болела. Завершив туалет, она взглянула в зеркало и расстроилась еще больше, увидев глубокие тени под глазами, свидетельствовавшие о недостатке сна и часах, проведенных в слезах. Будет лучше для всех, если она ненадолго покинет дом, который является не семейным очагом, а, скорее, бастионом Маркуса. К сожалению, воспоминания, связанные с этим домом, будут не из приятных.

Глубоко вздохнув, Элизабет направилась вниз и, проходя через зал, взглянула на часы. Только теперь она поняла, что сейчас раннее утро, и немало удивилась, увидев родственников Маркуса, уже сидящих за завтраком.

Она почувствовала себя лилипуткой, когда два деверя встали при ее появлении; Ашфорды были приятными людьми, но в этот момент Элизабет хотелось побыть одной и заняться зализыванием ран.

Элейн Ашфорд, красивая изящная женщина с золотыми волосами цвета сливочного масла и изумрудно-зелеными глазами, улыбнулась Элизабет:

– Сегодня ты что-то рано встала…

– А Маркус, разумеется, еще в постели, – усмехнулся Пол.

Элизабет кивнула, и он, откинув голову, расхохотался:

– Негодяй отсыпается после брачной ночи, а ты уже готова к выходу…

Элизабет вспыхнула и молча поправила юбки.

– Теперь понятно, как наша новая красавица сестра довела братца-холостяка до алтаря.

– Пол! – сделала замечание Элейн, и глаза ее сверкнули весельем. – Ты смущаешь Элизабет.

Элизабет все так же молча помотала головой: у нее еще не было времени, чтобы возобновить знакомство с родными Маркуса. По прежнему общению ей было известно, что они веселые люди, в основном благодаря склонности Пола к добродушному подшучиванию. То, что он решил подразнить ее столь непринужденно, означало, что ее приняли в узкий круг, и это сняло с плеч часть напряжения.

Пол был брюнетом с теплыми шоколадно-карими глазами. Будучи на три года младше Маркуса и столь же привлекательным, он мог мгновенно покорить сонмы нетерпеливых дебютанток, появись у него такое желание, однако Пол предпочитал оставаться в поместье Уэстфилд. Элизабет еще предстояло понять, почему он решил изолировать себя в деревне.

Роберт, младший из братьев – почти точная копия Маркуса, имел густые черные волосы и изумрудные глаза, скрытые за очками. Он был очень молчалив и больше всего интересовался наукой и всевозможными механизмами. Он также мог слагать поэмы на любую скучную тему, но все Ашфорды радовались, когда Роберт отрывался от книг и снисходил до разговора с ними. Сейчас он был сосредоточен на газете.