– Так и должно быть! Это нормально! Все страдают после расставаний. Потом не страдают. Потом радуются. Коротко и ясно! И у тебя так будет! Потерпи. Хочешь, нажремся до смерти? – зачем я это сказал ему? Не знаю. Мне просто этого захотелось. Напиться и забыться. И все. Убить нейроны своего мозга, потерзать свою печень.

Дима в ответ промолчал, но утвердительно кивнул. Мы заказали водки и закуски. Мы курили кальян, мы ели и мы пили. Мы чокались, говорили глупые тосты, бегали в туалет и снова пили, пили, пили…

– Так, черт возьми, Дима, ты понимаешь, что кругом столько идиотов, что не сосчитать? Да я и сам идиот, но на своей волне. У меня пуля в голове, которую не вынуть, хоть тресни, не вынуть, а? Ты понял, о чем я толкую? Вот ты, Дима, взрослый парень, мы с тобой с первого курса знакомы, ты знаешь меня, а я знаю тебя целиком. А остальные, да ну и что? Ты понимаешь, забудь ты Лену и живи ты дальше, ничто тебе не нужно больше, связанное с ней, ты сам поймешь, когда пройдет время. Я тебя понимаю. Вот, как тебе объяснить? Есть А., есть я. Я в нее влюбился, как семиклассник. Как малой. Даже не влюбился, а полюбил. О как! Полюбил! Понял? Подарил ей долбанную открытку, с мини-намеками на мое отношение к ней. Не хотела брать ее, да, это так. Но я ее уломал! Понимаешь, уломал. Скольких я уламывал? Но с А. все не так, с ней все необыкновенно, и мне лишь интересна все она целиком, ее душа. Я не верю в души и всякую чушь, но, говоря душа, я имею в виду что-то необъятное и непонятное моему разуму, какую-то загадку, какое-то притяжение. Я имею в виду мою любовь к ней. Беспричинную любовь. И я знаю, что это все пройдет когда-то. Быть может, так должно быть? Все однажды проходит. Заканчивается и все. Исчезает без следа. Точнее, след всегда есть, но зачастую этот след незаметен, он настолько мал, что не заметен, будто его и нет. Вот так, мой друг, все пройдет, и у меня и у тебя, да и у всех живущих. Ведь все умрут. Прости мне этот пьяный юмор, но это правда. Но есть один рычаг. Или руль, не знаю. В наших руках многое изменить, пока мы живы, пока след большой, пока есть рычаг, есть руль. Так давай же рулить, черт возьми, пока мы можем? Вперед, Дима, выпьем за изобретателя первого руля! Выпьем за нашу жизнь, чтоб мы могли как можно дольше ей рулить и чтобы никто кроме нас не мог этого делать!

– Роберт, выпьем. Согласен. Хотя была моя очередь говорить тост, да и ладно. Выпьем!

Мы так пьяны и так несчастны. Мы так пьяны и так глупы. Но мы открыты, мы честны перед друг другом, да и вообще, перед миром, перед бренным миром.

Мы кое-как попросили счет у официанта, кое-как расплатились, ведь уже два часа ночи! А мы в стельку пьяные, полусидим на этих диванчиках за своим угловым столиком и несем пьяный базар. Дима резко встал и заявил: «Так, Роберт, кончай валяться, вставай, погнали к нашим, разбудим их и загуляем!» Говоря «к нашим», он имел в виду наших друзей, нашу кампанию. Я знал, что они давно уже спят, но мне тоже хотелось их разбудить. И мы погнали… Дима пьяный сел за руль, мы ехали так быстро, что я не понимал, где мы вообще. На лобовое стекло машины постоянно обрушивалась метель, дул сильный ветер, снег и лютый холод! Но мы ехали. Не знаю как, но мы добрались до квартиры наших двух друзей. Они снимали ее вместе. Аслан и Николай. Две противоположности, две крайности. Как минус и плюс, как север и юг. Но они уживались. Странно, но это так. Дима припарковал машину у подъезда, хоть убей, но я не знаю, как он это сделал. Мы вывалились из тачки, хлопая дверьми, звоним в подъезд. Который раз звоним. Но наши друзья молчат. Я решил позвонить в соседнюю квартиру.

– Да! Кто это? – недовольный женский голос прокричал из 47 квартиры.

– Извините, э-э, мы не можем разбудить двух девочек из сорок шестой,– пошутил я громко. И глупо.

– Молодой человек уже ночь! Три часа! Все спят.

– Ну откройте нам подъезд, мы поднимемся, постучим к нашим друзьям в дверь! Тогда я их точно разбужу! – снова заорал я в домофон.

– Хорошо, проходите, – жутко недовольный женский голос…

Пока мы поднимались, мы поспорили с Димой: кто быстрее добежит до третьего этажа и первым ударит в дверь наших друзей, тот настоящий мужик. Мы бежали по этой лестнице, пьяные и несчастные. Но мы бежали, спотыкались, падали, смеялись. Но оказалось, что к заветной двери пришли мы вместе. Ничья. Мы оба мужики. Круто.

Я начал тарабанить дверь двумя руками: «Гектор, открывай, я Ахиллес, я сын Пелея!». Дима оценил мою шутку, даже чересчур оценил, начал бить ногой в эту же дверь: «За Спарту! Выходите».

Дверь открылась, Николай в белой майке и черных трусах выглядел еще более сонным, чем обычно. Сказал: «Вы чего? Совсем уже, у меня соседи есть! Заходите!»

И мы зашли. Пьяные и несчастные. Мы кое-как сняли верхнюю одежду и разулись. Я подбежал к кровати Аслана, начал орать ему под ухо: «Рота подъем, боевая тревога! Вторжение инопланетян!». Аслан вскочил: «Ты идиот! Полнейший. Ты что пьяный? Ты вообще, откуда взялся ночью?». Он тоже был в белой майке, остальное тело было прикрыто одеялом. Я сказал ему: «Аслан, я пьяный, приехал с Димой в гости к вам, налей мне чаю! Помнишь, Выпьем добрая подружка, Бедной юности моей, Выпьем с горя, где же кружка, Сердцу будет веселей!». Аслан зевнул, почесал за спиной, оделся кое-как, сказав: «Да, Роберт, конечно, выпьем чаю».

Мы сели в маленькой кухне, но вчетвером мы прекрасно помещались. Мы пили чай, мы говорили. Точнее Аслан и Николай молчали, а я и Дима говорили. Несли чушь, смеялись, орали во все горло, кидались сахаром, мечтали, бегали в туалет, нам было жутко плохо, мы перебрали в этот вечер. Мы были так несчастны. Но почему? Да все просто, когда мы были трезвые, наше несчастье сидело внутри нас и не показывалось никому, даже нам самим, а теперь наше несчастье свободно, оно так и льется из нас, но нет тех слёз, переживаний, присущих несчастным людям. Но мы все равно несчастны. И пьяны.


Искра жизни XI /2011/

Я ведь уже рассказывал о том, как подарил открытку А. в тот февральский день. Мне казалось – вот оно, счастье, счастье любить другого человека, счастье делать ему приятное. Это чувство очень влияло на меня, на мою жизнь, на мои поступки. Мне даже порой хотелось верить в судьбу и в Бога, хотелось верить, что есть некое предназначение, есть какой-то великий замысел в бытие. Но все же любовь не способна изменить мировоззрение, она способна его затуманить. И то, лишь на время. На время, пока эта любовь трепещет в наших сердцах. А потом любовь проходит, и наступает холод, разум и логика полностью одолевают тебя, ты больше не такой мягкий, ты меньше слушаешь любовные песни, меньше смотришь мелодрамы. Ты просто живешь, живешь в рациональном царстве, в царстве, где нет места всяческим «нежностям» и всякой мягкотелости. Ты возвращаешься в систему. В огромную систему, в которой выполняешь определенную роль, и любовь больше не мешает выполнять эту роль. Ты снова в биомассе. Хотя, когда ты любил ты тоже был в биомассе, в биомассе влюбленных. Разница в том, что во второй биомассе мир казался более красочным, и ты был настолько глуп, что не понимал, что ты в этой биомассе. Нет! Все это глупости! Неужели вся наша жизнь состоит из бесконечных переходов из одной биомассы в другую?! Не верю!

После 14 февраля я решил действовать более активно. Ведь я уже намекнул А. о своих намерениях, о моём отношении к ней. Я решил ей позвонить. Был четверг. Вечер.

– Алло, добрый вечер, как дела?

– Привет, не жалуюсь, твои как? – мне ответил приветливый и нежный голос.

– Все отлично, я тебя не отвлекаю от каких-либо важных дел?

– Нуу, нет, а что?

– Да так, хотел отдать тебе твою книгу по фармакологии, ты дома сейчас?

– Да, занималась уборкой, а может, завтра отдашь в универе?

– Ну, А., давай сегодня, я не хочу завтра ее тащить, она огромная, эта книга! Давай я сейчас приду к тебе, ты выйдешь к подъезду…тебе же не сложно?

– Ну хорошо, позвонишь, как придешь.

– ОК, до встречи.

Я начал спешных ходом собираться. Из всех рубашек только одна была глаженная. Эта фиолетовая рубашка, я до сих пор ее помню! Я одел ее, натянул штаны, накинул куртку. На улице было темно, шел снег, в общем, обычная февральская погода, но я не стал надевать шапку. Потому что в шапке я всегда похож на клоуна. А еще, после шапок у меня всегда торчат волосы в разные стороны. Ненавижу это состояние. Я вышел из дома, взяв с собой эту большую серую книгу по фармакологии, снег, кружась, падал мне на голову, попадая за шиворот, но меня это ничуть не останавливало! Я просто шел быстрым шагом, стремясь поскорее увидеть А.       Дойдя до ее дома, я спешно достал телефон из кармана, пальцы от мороза плохо попадали на сенсорный экран моей Nokia, порой приходилось тыкать в него по нескольку раз. Я набрал ее номер, сказав, что я уже здесь. Через три минуты я услышал, как кто-то спускается по лестнице. Мое сердце застучало, мне даже показалось, что мне тяжело дышать! Я делал глубокие вдохи и медленные выдохи. Как подросток на первом свидании! Открылась дверь подъезда, и А. вышла. На ней был домашний «прикид». Спортивные штаны, с такой блестящей полоской сверху до низу, какая-то прикольная шапка, наподобие берета, и такие интересные сапожки. У этих сапожек даже есть какое-то название, но хоть убей, сейчас не вспомню. А. была очаровательна, прекрасна, и в ней я чувствовал такой приятный аромат, что тянет и не дает покоя, и даже чертов зимний холод не мог сломить то притяжение!

– Привет, видишь, как быстро я примчался! – сказал я ей, и встал поближе, чтобы…Не знаю, просто встал поближе!

– О, привет, ты не замерз? А как же шапка?

– Да ладно, мне не холодно. Ты же меня знаешь, я не мерзну. Вот, принес тебе твою «любимую» книгу.

– Ой, спасибо, я так ее ждала! – игриво пошутила А. И в ее улыбке мне так хотелось утонуть! Хотелось взять ее за руки, обнять, прижаться ближе и просто мечтать! Говорить обо всем на свете, лишь бы этот момент не заканчивался! Плевать на холод, плевать на все! Но я не мог этого сделать. Я знал, что должен пригласить ее на свидание. На первое свидание.

– Слушай, а ты умеешь на коньках кататься? – я улыбнулся в этот момент.

– Ну, Роберт, знаешь, честно, нет. Ни разу не каталась. Я боюсь.

– Так, А., не нужно бояться. Ты видишь меня, я живой стою перед тобой, я тоже не умел когда-то. Слушай, давай в субботу сходим, покатаемся? Я обещаю, от тебя не отойду, не дам тебе упасть.

– Ммм, не знаю, посмотрим. Давай созвонимся в пятницу и решим, хорошо?

– Хорошо, но только знай, я был бы очень рад, если б мы пошли. Ну ладно, не мерзни тут, заходи, я тоже побегу, не хочу, чтобы ты заболела из-за меня, – на самом деле я просто не знал, что сказать после того, как пригласил ее на свидание.

– Ну ладно, пока, я побежала.

– Пока.

Я пришел домой, и непонятно почему, но я так был счастлив. Я просто был очень рад видеть ее, просто был рад, что наконец-то сделал еще один шаг. Какой я был глупец. Хотя, глупо так говорить сейчас.

Настала пятница.

Ненавижу тот день. Черная февральская пятница!

– Привет, как дела? – я волновался, я долго не решался позвонить, хотел даже просто написать смс, но все же позвонил.

– Привет, все нормально, ты как? – ее голос был сух, знаете, как запись на автоответчике, которую ты слышишь уже миллионный раз!

– Все ОК, я тут посмотрел на календарь, сегодня вроде пятница, думал, может, сходим завтра на каток? Как думаешь?

– Роберт, мы же друзья друг другу?

– А., ты чего? Друзья не дарят открытки на 14 февраля, понимаешь, ты мне как девушка интересна, мне хочется с тобой погулять, узнать тебя с другой стороны…

– Я не могу, я не пойду на каток.

– Почему? – отчаянная попытка понять и так уже понятный финал этого разговора.

– Роберт, все может остаться так, как было, мы можем быть друзьями, если хочешь. Пусть все будет как раньше.

– И что мне теперь делать? – я задал глупый вопрос.

– Я не знаю. Поговори с друзьями, что вы обычно делаете, то и сделай.

– Ты не понимаешь? Я не на одну девушку так не смотрю так, как на тебя! Мне хочется общаться с тобой! Хочется, понимаешь? Какой из меня друг, если я не достоин быть с тобой?

– Давай не будем, мне пора. Пока.

– Хм, ну пока.

Я полностью был в отчаянии. Я не понимал, почему так произошло! Хотя, я понимал. Она просто не хотела со мной встречаться, но принимать этого мне не хотелось. Чертов облом. Это был один из худших дней в моей жизни. Меня тошнило после этого разговора. Я не знал, что мне делать. Да мне и не хотелось что-то делать, я хотел просто лечь и валяться, словно мешок, набитый какой-то тяжелой пустотой. Именно пустотой! А еще было отчаяние. И разочарование. Но я не мешок, поэтому я не мог просто лечь и валяться в безмолвии наедине со своей…пустотой, отчаянием и разочарованием. Знаете, такая триада эмоций, захлестнувшая меня в эту чертову пятницу. Я смотрел на люстру, что освещала комнату, в которой я лежал на кровати. Я смотрел на пол, на потолок. На чертов мобильник. Я заказал такси.