Керриган Берн - Любовь горца

Лиам сделал несколько шагов в сторону двери в библиотеку, но ему пришлось опереться о притолоку, чтобы не качаться.

Рианна и Джани сидели друг напротив друга за шахматной доской. Около Рианны стояла чашка ароматного чая с индийскими специями, а в камине потрескивал огонь.

Джани вскочил на ноги и отошел от стола так быстро, что походил на провинившегося негодяя. Но Рианна выглядела совершенно спокойной, она осталась сидеть и улыбалась во весь рот. Лиам любил ее так сильно, что сердце щемило.

– Чем вы занимаетесь? – Он попытался смягчить голос, но ему не удалось охладить ярость, кипящую внутри.

– Ты же знаешь, я не могу спать в бурю, – ответила Рианна и шаловливо тряхнула кудрями. – Поэтому Джани приготовил мне чай, а я учу его играть в шахматы, но он такой смешной – все время проигрывает.

– Правда? – Лиам посмотрел в большие темные глаза Джани, стоящего на другом конце библиотеки. Огонь бросал отблески на его черные волосы и на бело-золотую рубаху-курту.

Лиам провел немало вечеров, играя в шахматы с Джани, и мальчик научился играть даже лучше, чем он сам. Рейвенкрофт, сощурившись, посмотрел на мальчика, которого знал лучше, чем собственного сына. Он был одним из его страшных грехов, который всегда был при нем. Джани служил напоминанием о его проклятии, но Лиам высоко его ценил.

Ему казалось, что с годами из глаз мальчика стала исчезать ненависть. Но Джани становился мужчиной. Возможно, он научился ее скрывать? Непохоже. Потому что Джани никогда не умел прятать свои эмоции, его выдавало выразительное лицо. И сейчас его глаза виновато и беспокойно блестели.

– Вам что-нибудь нужно, лэрд? – спросил он.

Неожиданно Лиаму очень не понравилось, что его слуга и дочь находятся вдвоем в комнате поздно вечером.

– Где мисс Локхарт?

Он оглядывал комнату, стараясь, чтобы тени прекратили свой безумный танец, из-за которого его голова, переполненная виски, постоянно кружилась. Ему казалось, если он найдет в этой комнате кого-нибудь, то это будет именно его строгая гувернантка. Она часто приходила сюда. Лиам видел ее здесь, когда она просматривала названия книг и даже бормотала что-то, разговаривая с ними, как со старыми друзьями.

– Ты выглядишь занимательной, – говорила она одной, перелистывая страницы. – Но сейчас я не в настроении читать нечто столь многословное. А ты что такое? – И она брала другой том. – Книга должна стоять на месте.

Лиам, незамеченный, наблюдал, как Филомена аккуратно ставила каждую книгу на место и выравнивала корешки. Она никогда не читала в библиотеке, предпочитая оранжерею, которая смотрела на холмы, а за холмами – на море.

Мисс Локхарт была солнечным созданием. Даже воспоминание о ее голосе успокаивало Рейвенкрофта. Успокаивало и одновременно возбуждало.

– Мисс Локхарт повела укладывать в постель Эндрю, сразу после того как вы ушли, – пояснил Джани.

– Да, – подтвердила Рианна. – Он сказал, что плохо себя чувствует, и это объясняет, почему они уже дважды куда-то исчезали и я не могла их найти. Вероятно, они были внизу, на кухне, искали какое-то лекарство в аптечном ящике.

Лиам кивнул и почувствовал укол совести, потому что был слишком занят и не заметил, что его сын, возможно, заболел.

– Пойду к нему, посмотрю, как он, – пробормотал он и обвел оценивающим взглядом уютную и интимную обстановку в комнате: потрескивающий огонь в камине, приглушенное освещение, ароматный чай и сияющий взгляд Джани, когда тот смотрел на Рианну.

– Надеюсь, вы не будете долго засиживаться, – сказал он без нажима. – Я пришлю к вам мисс Локхарт, чтобы составить вам компанию.

И чтобы они не слишком долго оставались вдвоем.

– Мы можем больше не играть, если вы так хотите, – тут же ответил Джани.

– Нет! – запротестовала Рианна. – Ты не хочешь больше играть, потому что проигрываешь. Мисс Локхарт говорит, что нельзя научиться, если не доведешь дело до конца. Сядь и прими свое поражение как мужчина.

Но Джани продолжал стоять. Он смотрел только на Лиама в ожидании приказа. Как всегда, почтительный и преданный. Подозрительность Лиама растаяла, уступив место грубоватому чувству привязанности. Он прокашлялся, про себя проклиная то, что виски всегда вытаскивало на поверхность эмоции, бурлившие внутри, и тогда они грозили затопить все вокруг.

– Не обижай его, nighean. – Лиам попытался улыбнуться дочери.

– Ха, вот уж нет! – и она указала Джани на его место. – Я задам ему настоящую трепку, вот увидишь!

Лиам отвернулся и подумал угрюмо, что ни один человек на свете не смотрел на него с такой нежностью и терпением, какое было на юном лице Джани, освещенном огнем камина, когда тот смотрел на Рианну.

Озабоченность состоянием Эндрю привела Лиама сначала на парадную лестницу, а потом в западное крыло дома, где были спальни его семьи. И где жила его гувернантка. Он приостановился около ее закрытых дверей. Из-под них виднелся слабый свет свечи. Лиам в который раз подумал, что она делает, когда находится одна в своей комнате. Он представлял, как она распускает волосы и расчесывает их медленными вдумчивыми движениями. Или, возможно, она принимает ванну, намыливает свою белую кожу, плечи, груди и белоснежные бедра. И между ног тоже. Перебирает пальцами мягкие рыжеватые завитки, немного темнее, чем волосы на голове, и скользит внутрь нежных складок…

Лиам издал хрип, когда похоть заставила напрячься мускулы ниже пояса, погнала туда кровь, и он скрипнул зубами, почувствовав, как вздулось у него под килтом.

Нет, сейчас не время для этого. И никогда не будет. Особенно в отношении этой женщины.

Покои Эндрю находились через три двери от комнаты гувернантки. Лиам постучал в надежде, что сын еще не спит. Когда ответа не последовало, он открыл дверь.

– Эндрю?

Его голос одиноко прозвучал в темноте комнаты. Лиам вошел и быстро осмотрел смятые простыни на пустой кровати сына.

Резкий вдох сопровождал пароксизм подозрительности, возникшей без всякой логики. Лиам постарался избавиться от нее, но она внедрилась в мозг, как если бы острый конец ледоруба вогнали туда с огромной силой, отчего Лиам даже поморщился.

С того дня в винокурне, когда бочка со скотчем… скатилась, Эндрю и его прелестная гувернантка стали очень близки. Они думали, Лиам не замечает, как они обмениваются взглядами. Та теплая улыбка, которая трогала нежные губы Филомены, и как она подмигивала его сыну вызывало у него беспокойные и неуместные мысли. Он подозревал, что его раздражает явная привязанность, возникшая между ними. Из-за того, что между Лиамом и его сыном не было близости, а между ним и Филоменой отношения складывались напряженно, то, с какой легкостью общались между собой Эндрю и гувернантка в течение последних дней, не могло не вызывать зависти.

А что, если он не заметил чего-то более противозаконного? Что, если из-за его собственного желания заполучить соблазнительную женщину он пропустил развитие отношений не просто непристойных, но и предательских?

Собственный сексуальный опыт Лиама начался с женщин старше него. Как Эндрю, он был высокого роста, симпатичным и жадным до удовольствий. Он привлекал внимание и девушек, и женщин, и очень скоро понял, чего от него ждут. И что он может от них получить.

Внутри у него зашевелилось нечто темное и зверское. Удар смертоносного гнева разбудил ревность, от которой начали кровоточить былые раны. Неужели такая женщина, как Филомена Локхарт, посмеет завести шашни с сыном Демона-горца? Он не был в этом уверен. Но разве не сказала Рианна, что Эндрю и Филомена ушли куда-то вдвоем? И сам Лиам заметил, что они избегают его постоянно.

Его голова кружилась от виски, выпитого за обедом, – сколько там было, три или четыре стакана? – а потом он выпил то, что было в графине. Лиам, спотыкаясь, вышел из пустой комнаты сына и направил шаги в сторону света, пробивающегося из-под двери Филомены Локхарт. Он позволил отчаянью, захватившему его целиком, переродиться в знакомую ярость, которую он обычно подавлял, а теперь приветствовал.

Замок Рейвенкрофт скрывал множество тайн, и он вознамерился открыть их одну за другой. А потом совершить быстрое карающее правосудие.

Филомена переодевалась перед сном и поэтому была совершенно нагой, когда дверь ее комнаты распахнулась с такой силой, что содрогнулись камни замка. Она так обомлела, что даже не вскрикнула. Ничего не понимая, она потеряла способность двигаться, когда увидела, чья огромная фигура заполнила дверной проем ее комнаты. Он был размером с небольшую гору. Таким же темным, как тьма вокруг, и таким же разбушевавшимся, как погода за окном.

Они встретились взглядами, и оба замерли. Ее глаза – огромные и испуганные, его – сузившиеся и яростные.

Он выглядел по-дикарски мужественным и непреклонным. Несколько мгновений Филомена стояла неподвижно, освещенная светом одинокой лампы на столе. Неприкрытый сексуальный голод, написанный на его лице, не давал ей двигаться и дышать несколько дольше, чем следовало бы. Никогда в жизни на нее еще никто так не смотрел. Как будто желание доставляло ему физическое страдание. Кожа туго обтянула кости, что придало его виду и взгляду напряжение и решительность.

Твердые очертания рта при виде ее наготы расслабились, а грудь задрожала, как будто он изо всех сил старался вдохнуть воздух. Он выглядел точно так же, как варвар-хайлендер на картине, висевшей над лестницей. Волосы разметались по плечам, глаза сверкают хищным блеском дикого зверя, мускулы наполнены невероятной силой. Он был абсолютно неподвижен, только ноздри раздувались.

Он оглядел ее всю, даже те части тела, до которых еще никто никогда не дотрагивался. Глаза блистали, как молнии, и от этого ее нервы дернулись, как под воздействием электрического тока. Ответный сладострастный удар грома прокатился через ее тело, что было настолько неожиданно, что ей показалось – ее тело ей не подчиняется.

Соски, уже напрягшиеся под воздействием холода, болезненно напряглись еще сильнее. Это ощущение заставило ее вздрогнуть, потому что оно опустилось вниз от груди к животу и вызвало выделение влаги между ног.

Господи, что она делает? Что он о ней подумает? Филомена бросилась к кровати, спряталась за нее и схватила покрывало, чтобы закрыться им до подбородка. Она пыталась завернуться в него целиком, чтобы прикрыть наготу.

Но, возможно, она не поняла смысл его взгляда. Это был гнев, а не вожделение. Теперь он увидел ее без корсета, заметил ее полный и мягкий живот, круглые бедра и то, как уродливо тряслось ее тело, когда она бежала, чтобы укрыться.

– Что, какого дьявола вы здесь делаете? – Она выдохнула комок, застрявший в горле.

Его сапоги тяжело застучали, когда он переступил ее порог, не извинившись и не объясняя ничего. Ее разум мгновенно перешел из состояния шока в состояние ужаса. Неужели он узнал каким-то образом, кто она? И пришел требовать от нее ответа? Хочет силой вернуть ее в Лондон и снова поместить в клинику? «Боже мой, в чем дело?»

– Где он? – Маркиз заорал таким голосом, что содрогнулись оконные стекла. Она с трудом поняла смысл его вопроса, потому что слова набегали друг на друга, как будто ему с трудом давалось произношение.

– Кого вы имеете в виду? – спросила она, в то время как его глаза лихорадочно обшаривали комнату.

– Вы отлично знаете, кого я имею в виду! – Он направился к башне, заглянул в ванну, открыл двери ее шкафа.

– Я представления не имею, о ком вы говорите. – Она старалась перебороть онемение языка, не веря своим ушам.

– Не изображайте передо мной скромницу, – угрожающе произнес Лиам, продираясь, как сквозь густые заросли, через шелка, кринолины и хлопковые тряпки, раздвигая ее одежду. – Вы оба были очень близки последнее время, а я не обращал внимания, не понимаю почему.

Филомена была так расстроена, что почти не понимала его заплетающиеся обвинения и только старалась натянуть на себя сопротивляющееся одеяло, чтобы завернуться в него как следует. Возможно, Гэвин, то есть граф Торн, рассказал, а вернее наврал, о том, что между ними произошло? Она закрыла глаза в приступе паники, молясь, чтобы дело было не в этом.

– Вы его здесь не найдете, – сказала Филомена, ненавидя себя за то, что в ее голосе явно слышалось отчаяние. – Я здесь одна.

Лиам захлопнул дверцу ее шкафа, и надо отдать должное мастерству мебельщика: шкаф остался цел.

– Я знаю, вы что-то от меня скрываете! – прогремел он и широкими шагами направился к ней, пока не подошел совсем близко.

Филомена отшатнулась, на глазах выступили слезы ужаса. Лиам упал на колени и поднял подзор на кровати, чтобы проверить, нет ли кого под ней.

– Клянусь вам, в комнате нет никого, кроме меня и вас, – стала умолять Филомена. – Прошу вас, пожалуйста, уйдите!

– Я знаю, что вы делали! – быстрым грациозным движением он вскочил на ноги и схватил ее за верхнюю часть руки. Не больно, но вырваться было невозможно. – Признавайтесь, и я буду снисходителен, но не надо мне лгать…