Господи боже! Она не могла отвести от него глаз. Когда он ускакал и скрылся в тумане, она испытала такое чувство, будто в лесу встретила необычное дикое существо, которое кинулось бежать от нее и скрылось в темноте. Возникло чувство разочарования, оттого что такая встреча – случай редкий и никогда не повторится вновь. Но она решила, что это к лучшему. Кто знает, на что способен такой человек?

Филомена уже немного пришла в себя, когда экипаж проехал мимо главного входа в замок, куда вела широкая торжественная лестница, и, объехав ее, направился к большому, но более скромному входу в задней части здания. Это вход для прислуги. Все правильно. Сейчас пришло время помнить, что она не та, кем была прежде.

Филомена глубоко вздохнула, но тут же ахнула, потому что неожиданно перед ней возник человек в яркой одежде, танцующим шагом спустившийся к ней по лестнице. Он широким жестом распахнул перед ней дверцу экипажа и открыл большой зонт, чтобы укрыть от дождя.

– Мисс Филомена Локхарт? – и прежде чем она успела ответить, он схватил с колен ее единственный саквояж, причем этот жест был исполнен изящества. – Меня зовут Раджаникант Даянанд, я – слуга лэрда Лиама Маккензи, маркиза Рейвенкрофта. Меня послали к вам, чтобы забрать вас и проводить в замок.

Слово «впечатляющий» подходило этому худощавому молодому человеку и его одежде как нельзя лучше. Из-под малинового шервани блестела шелковая рубаха-куртка ярко-оранжевого цвета с золотом. Словом «шервани», вспомнила Филомена, называется богато вышитое длинное мужское пальто, которое любят носить индусы. Ноги у Раджаниканта были обмотаны в темно-коричневый шелк того же цвета, что и шарф, укутывающий шею.

Филомена оперлась на его руку и нырнула под зонт, чтобы вместе с провожатым подняться по ступеням и оказаться в небольшом помещении рядом с кухней, которое служило раздевалкой.

– Благодарю вас, мистер Даянанд, – и она стряхнула со своей шерстяной ротонды капли дождя, в то время как индус складывал зонт и ставил его в подставку.

– Все зовут меня Джани, – улыбнулся он, и его глаза засверкали.

Благодаря невероятно яркой одежде трудно было определить настоящий возраст Джани. Ему могло быть и пятнадцать, и двадцать пять, потому что его кожа была темной и очень гладкой.

– Что же, пусть будет Джани. – Филомена протянула ему руку. – А я…

– Вы Филомена Локхарт, я знаю. Мы очень вас ждали. – Он широким жестом указал на столпившихся около кухни и во всех дверях слуг, смотревших на нее в молчании.

Группа служанок собралась вокруг стола, накрытого для чая, а девчонка, помогающая на кухне собирать посуду для ужина, так и замерла с открытым ртом. Несколько лакеев и рабочих сидели на грубо сколоченных стульях вокруг стола, их крупные руки сжимали кружки с элем. Они солидно разговаривали с толстым поваром, поворачивавшим большой вертел, на котором жарилась какая-то крупная птица. Все они выглядели грязными, усталыми и глядели на нее осоловело.

– Здравствуйте, – вежливо произнесла Филомена, хотя сердце у нее билось прямо в горле, и сделала небольшой реверанс.

Неожиданно она ощутила чувство вины за то, что совсем не знала своих слуг. Хотя в доме мужа подобную фамильярность не потерпели бы. Она была там полностью изолирована, даже от сочувствия прислуги.

Мужчины вокруг стола коротко кивнули в ответ и пробормотали что-то вроде «Здрво!».

В надежде, что это было местное приветствие, она ответила:

– Приятно познакомиться!

– Англичанка, – пробормотал толстый повар с заметным французским акцентом так громко, что все услышали. – Эх!

– Это Жан-Пьер, наш всегда сердитый повар, – сообщил ей Джани.

Но в такой ситуации Филомена знала, что нужно делать:

– Votrecanard sent la perfection. Je peux seulement espérer goûter quelque chose de si délicieux pendant mon séjour [1].

Все тут же посмотрели на повара, у которого лицо расплылось в улыбке.

– Мадам прекрасно говорит по-французски. Я приготовлю вам сегодня вечером особый десерт. Пожалуйста, скажите, что вы предпочитаете вино, а не то пойло, которую эти луддиты называют скотчем и пьют как воду. – Повар даже плюнул на пол.

– По правде говоря, я отдаю предпочтение винам Прованса. – Филомена одарила повара сияющей улыбкой через густую вуаль, хотя прекрасно знала, что это так называемое пойло продается по всему миру и стоит дороже золота.

– Тогда добро пожаловать в Рейвенкрофт, мадмуазель!

– Мерси!

– Пойдемте, мисс Филомена Локхарт! – Джани схватил ее за руку и энергично потянул за собой через огромные кухни. – Скоро подадут обед, и маркиз пожелал, чтобы вы на нем присутствовали. Нужно торопиться, иначе вы не успеете переодеться.

Филомена еще не вышла из кухни, когда там раздался гвалт. Она не понимала ни слова, потому что говорили на гэльском, так как слуги думали, что вряд ли воспитанная англичанка знает их язык.

– Вы им понравились, – сказал Джани, ведя ее через узкий коридор, где были комнаты прислуги.

– Откуда вы знаете? – Филомена нахмурилась, ведь помимо приятного впечатления, которое она произвела на Жан-Пьера, остальные приняли ее довольно прохладно.

– Не вините их! С утра на полях возник пожар. Это просто божья милость, что началась гроза, иначе погибли бы все озимые посевы. Они еще приходят в себя после пережитого страха и волнения.

– Боже мой! – воскликнула Филомена. – Это действительно ужасно! Надеюсь, никто не пострадал?

– Нет, нам повезло. Из-за этого пожара вас не смогли встретить на станции, только кучер. Я знаю, что маркиз сам намеревался встретить вас, и думаю, теперь он будет сожалеть, что не смог.

– Почему вы так думаете? – спросила Филомена.

– Потому что, мисс Филомена Локхарт, мы все ждали, что приедет пожилая и толстая дама, а вы молодая и красивая.

– Я не очень молодая и, конечно, не красивая.

Филомена вспомнила, сколько раз ей говорили, что она слишком толстая. Он просто льстец, этот Джани. Ей он очень понравился.

– Вы можете звать меня просто Мена.

Джани покачал головой:

– Вы настоящая английская леди, и я должен обращаться к вам как положено!

– Тогда мисс Мена.

Джани, не останавливаясь, через плечо сверкнул улыбкой и кивнул:

– Мисс Мена. Я думаю, маркизу вы тоже понравитесь.

Филомена потрогала поврежденную губу. Конечно, она на это тоже надеется, потому что маркиз Рейвенкрофт, или, как его называют, Демон-горец, был ее единственным шансом спрятаться.


Лиам невольно заглядывал в темное пространство за дверями столовой. Он был очень голоден и зол. Прошло уже три минуты, и все, сидящие за столом, молча ждали, когда появится последняя гостья, мисс Филомена Локхарт, новая английская гувернантка. Разве можно придумать имя более британское, чем Филомена? Такое имя должно принадлежать остроносой старой деве, говорящей в нос и постоянно неодобрительно хмурящей лоб.

Но тут явилась полногрудая девица с изумрудными глазами, которая очаровала при встрече всех его людей. Смутный намек на ее красоту он разглядел через залитое дождем окно экипажа и через черную вуаль ее шляпы. Все время, что Лиам посвятил мытью и переодеванию, он перебирал в памяти эти несколько мгновений, стараясь восстановить в памяти ее таинственные черты.

Между тем ему следовало думать о сегодняшнем пожаре. Надо было понять, почему срезало чеку на колесе экипажа: ее срезало так чисто, что приходила мысль о преднамеренной порче. То есть ему было о чем подумать, вместо того чтобы вспоминать о прекрасной груди мисс Филомены Локхарт.

Лиам явился в столовую в расстройстве, и тут его настроение испортилось окончательно.

Быстрый стук женских каблучков на каменному полу коридора вторил быстрому стуку его сердца. Лиам вскочил на ноги так быстро, что его стул произвел ужасный скребущий звук. В это мгновение женщина влетела в столовую, поражая взгляд разлетевшимися кудрями и потрясающим декольте.

– Прошу простить меня за опоздание, – запыхалась она, и все присутствующие за столом встали ей навстречу. – Рейвенкрофт, несмотря на то что выглядит прямоугольным в плане, оказался настоящим лабиринтом, и я безнадежно заблудилась…

Слова замерли у нее на губах, когда она увидела его во главе стола. В этот момент Лиам почувствовал самодовольное удовлетворение, так как приложил немало усилий, чтобы привести в порядок свою внешность в ожидании появления на ее лице именно этого выражения. Он даже собрал свои черные волосы в косу и побрился второй раз, чтобы убрать выросшую за день щетину.

Тем не менее Лиам чувствовал себя за этим столом не хозяином, а самозванцем, хотя не ожидал от себя такого. Хотя что в этом удивительного? Он еще не привык к этой роли. Лиам был солдатом, вожаком. Он был убийцей и чудовищем. Но отнюдь не джентльменом и не благородным аристократом.

Благородным аристократом? А ведь он намеревался наказать ее публично за то, что подвергла сомнению его слова и принадлежность к аристократии в присутствии его людей. За то, что отняла у него драгоценное время во время тушения пожара на полях. За то, что заставила его ждать во время обеда.

А еще за то, что занимала его мысли весь вечер. Но, возможно, она спровоцировала его на вспышку гнева, потому что вслух высказала сомнения, терзавшие Лиама, в том, что он может перестать быть чудовищем и превратиться в настоящего лэрда.

Он так ждал, что в ее глазах появится выражение изумления и паники. Но сейчас стало ясно, что все то, что он намеревался сказать или сделать, придется отложить, ибо он в эту минуту забыл обо всем.

И в этом тоже была ее вина. Вся вина за его растерянность ложилась на ее плечи, на ее прекрасные обнаженные плечи. Лиам вцепился в край стола, чтобы устоять на ногах. То, что он представлял себе под густой вуалью и толстой шерстяной ротондой, не шло ни в какое сравнение с мисс Филоменой Локхарт, которая теперь перед ним предстала.

Ее простое платье для званого обеда было сшито из скромного зеленого шелка, на нем почти не было украшений, кроме черной узорчатой тесьмы, нашитой на лиф, и кружев на подоле. Но на такой фигуре, как ее, любое платье становилось необыкновенно соблазнительным. Удивительное мастерство портнихи добилось того, что тесьма подчеркивала пышные полупрозрачные рукава, обнажавшие плечи, а длинные черные перчатки доходили почти до самых рукавов. Простая шелковая лента цвета оникса, окружавшая прелестную шею, была ее единственным украшением. Лиам нехотя признал, что ей не нужно никаких украшений. Она хороша сама по себе.

Лиам был уверен, что ее портниха непременно будет в аду за то, что пробудила в нем греховные мысли и заставила их раскаленной лавой наполнить его тело. Порочные пальцы, изготовившие это платье, прекрасно знали, что станет с любым мужчиной, когда тот увидит эту женщину в этом платье. Оно полностью соответствовало всем требованиям приличия, но каждый, кто знал Филомену Локхарт, понимал, что женщину с такой грудью нужно одевать в платье, застегнутое до шеи. Это проклятое платье было создано, чтобы заставить его страдать.

Лиам почувствовал приступ страшного голода, и обильная слюна заполнила рот. Филомена Локхарт выглядела восхитительно: полные губы похожи на спелую землянику, роскошная белая грудь – на взбитые девонширские сливки. Пышные волосы откинуты назад, и только несколько прядей падают на плечи, как гранатовое каберне.

Его глаза были прикованы к невероятно полным бедрам, к белой коже, стиснутой между рукавами и перчатками. Рука Лиама так плотно схватила дубовый стол, что даже косточки побелели. Но стол был твердым, а ее кожа такой мягкой, если сжать ее руками…

– Он не похож на того пожилого человека, которого вы ожидали здесь встретить, барышня, не правда ли? – Рассел, усмехаясь, прервал молчание.

Лиам посмотрел направо и впервые заметил, что его немолодой управляющий тоже позаботился о своей внешности и даже подстриг рыжую бороду, чего обычно не делал всю зиму до весны.

К счастью, Лиам понял, что никто не заметил его волнение, потому что все смотрели на гувернантку. Кроме, пожалуй, ее самой.

– Признаюсь, я не знаю, что сказать! – Ее грудь волновалась, и она явно готовилась долго извиняться, поэтому он не дал ей закончить.

– Позвольте мне представить вам моих детей, мисс Локхарт. Это Рианна и Эндрю Маккензи.

Дети унаследовали от него иссиня-черные волосы, но их реакция на представление была совсем разной и совершенно неприемлемой.

– Что это случилось у вас с губой? – спросила Рианна. Ее шоколадные глаза на угловатом лице стали величиной с блюдца. – Вы носите косметику? Покупаете ее в Париже? Я слышала, что такую косметику носят только актрисы и проститутки.

– Haud yer Wheerst, Rianna, – скомандовал Лиам, и за это получил от дочери разъяренный взгляд, хотя ей пришлось покориться.

Она совсем не умеет себя вести и никого не уважает, пришлось со стыдом признать Лиаму. В армии он за такое неуважение бил тростью или даже стрелял. После такого выступления дочери Лиам не знал, что делать. Даже в гневе он никогда не поднимал руку на детей. Слишком много такого творилось в этом доме раньше, и Лиам не хотел походить на отца.