– Конечно, попыталась бы, – вызывающе промолвила девушка. – Все это Божьи твари.

– Только не змеи. – Лезия была уже на ногах и гневно посмотрела на Пирса, словно он был этой ядовитой змеей. – Вы, сэр, должны удалиться. Сейчас же!

– Лезия, пожалуйста, – проговорила девушка, темные глаза ее были устремлены на Пирса. – Змея тоже может быть ранена.

– Здесь неподалеку стражники. Мне стоит их лишь позвать, – пригрозила Лезия Пирсу. – Вон! Сейчас же. Уходите.

– Я случайно попал сюда, – оправдывался Пирс, пытаясь смягчить ее гнев. – Я не хотел нарушать ваш покой и приношу за это свои извинения.

– Если вы не хотите плохого, оставьте нас, – приказала Лезия.

Ее горячее стремление защитить девушку не оставляло Пирсу выбора, кроме как поскорее удалиться. Бросив последний взгляд на красавицу, Пирс покинул павильон. Ее прелестный образ запомнился ему. Кто же она, эта сердобольная фея? Он сморщился, вспоминая ее слова. «Раненая тварь». Только не Пирс из Стоуксбро! У него не было ран, которые могла бы излечить эта покровительница немощных зверей.


Вдоль боковой стены здания шла огражденная балюстрадой белокаменная терраса; здесь Георгий Антиохийский любил сидеть вечерами, наблюдая за игрой света на море, любуясь кораблями, входившими в гавань и покидавшими ее. Не было для него зрелища более приятного, чем вид плещущихся волн и голубого купола над ними. Именно здесь, на террасе, когда цвет небес переходил из оранжевого в золотой, и лиловый сумрак медленно спускался на землю, Йоланда снова увидела незнакомца.

Она сидела на маленьком табурете, поставленном около кресла, где отдыхал ее дядя Георгий, подразнивая его, что он тайно мечтает избавиться от всех своих сухопутных званий и снова отправиться в море, когда раздались шаги.

– А вот и наши гости. – Георгий поднялся, чтобы их встретить. Он был высокий статный мужчина, сорока с лишним лет, с рано побелевшими волосами и бородою. Левантийский грек по рождению, он долго воевал в Тунисе с мусульманами, прежде чем принести присягу на верность Рожеру Сицилийскому. Георгий прославился как талантливый флотоводец. Он был непомерно широк в плечах и загораживал от Йоланды вновь прибывших. Девушка сделала шаг в сторону как раз в тот момент, когда человек, которого она ожидала, вошел через стрельчатую арку на террасу.

Он был очень истощен. Она заметила последствия тяжелой болезни: неестественную худобу и бледность. Йоланда не раз встречала гостей Сицилии в таком же состоянии после долгого морского плавания. Но она знала, что отдых и хорошее питание быстро излечат гостя и двух его друзей. Кроме того, им понадобится новая одежда. Было заметно, что они недавно выкупались и подстриглись, но платье их обтрепалось и испачкалось в дороге.

– Моя племянница, леди Йоланда. – Георгий представил девушку.

Терпеливо дожидаясь, пока он представит ее поочередно каждому из гостей, Йоланда с любопытством их разглядывала. Святой отец был лет на десять старше ее дяди, с темно-каштановыми волосами и добрым, располагающим к себе лицом. Человек, которому доверится любой. Элан, стройный печальный красавец, отрешенный от всех окружающих, да и от самой жизни. Она инстинктивно почувствовала, что Элан из Уортхэма останется равнодушным к знаменитым красавицам Палермо.

– Так вот вы кто, моя добрая леди. Как поживает птичка, которую мы спасли? – Сэр Пирс из Стоуксбро взял Йоланду за руку и рассмеялся, когда она попыталась выговорить его полное имя.

– Птичка поживает на редкость хорошо, сэр. Полагаю, что вы тоже неплохо поживаете, – засмеялась она в ответ, любуясь его красотой. Глаза у него были темно-карие, взгляд острый и умный. Он пристально вглядывался в нее. Его прямые волосы были черны, как беззвездная ночь, лицо узкое, нос тонкий с горбинкой, а пунцовый рот так красиво очерчен, что Йоланда еле удержалась, чтобы не коснуться его кончиками своих нежных пальцев. Ее сдержанность объяснялась больше уважением к дяде и боязнью поставить его в неловкое положение перед гостями, но явно противоречила ее собственным устремлениям.

В нормандской Сицилии было очень сильно мусульманское влияние: редкой женщине предоставлялось столько свободы, как Йоланде. Будучи последние десять лет воспитанницей Георгия Антиохийского, она на самом деле не была его племянницей, но слово это так точно соответствовало их отношениям, что со временем оба в него поверили. В доме Георгия было несметное число слуг, исполнявших его приказы и распоряжения Йоланды, а также управляющий, который вел хозяйство. Но в свои семнадцать лет Йоланда воображала себя полновластной хозяйкой владений Георгия Антиохийского. В этот вечер, как бывало часто, если к дяде приходили в гости иностранцы, ей хотелось выступать перед ними в роли важной дамы, сидеть с ними за столом, слушая их рассказы о неведомых странах.

Но беда была в том, что ей никак не удавалось сосредоточиться, особенно когда разговор перешел на флот Сицилии и то, как укрепляет он во время войны сухопутные силы короля Рожера. Это были мужские заботы. Йоланду интересовали люди, а в этот момент один-единственный человек. К счастью, Пирс сидел по левую руку от нее.

– Кажется, вам стратегия морских сражений не так интересна, как вашим друзьям, – обратилась она к нему. Это не было вопросом, скорее утверждением очевидного для нее факта. Йоланда испугалась, что это не совсем удачное начало разговора; но зато она полностью овладела вниманием Пирса.

– Я не слишком жалую корабли, – ответил он. – У меня морская болезнь.

– У меня тоже, – рассмеялась Йоланда. – Хорошо помню мое единственное морское путешествие. Я была совсем маленькой, когда мать привезла меня сюда из Салерно. Мне было так плохо, что она думала, я умру до того, как мы причалим. С того времени нога моя не ступала ни на один корабль.

– Хотелось бы мне сказать то же самое, – горестно вздохнул Пирс, зная, что настанет время, когда ему снова придется оправиться в море. Ему нравился серебристый смех Йоланды и то, что она предпочла его общество, не замечая других мужчин. Он пристрастно разглядывал ее. Теперь девушку было легче рассмотреть: она сняла свой шарф и длинное покрывало, скрывающее ее с головы до ног. На ней было зеленое платье из блестящего муарового шелка, темно-коричневые, с золотистым отливом волосы собраны в высокий узел, перевитый узкими золотыми ленточками. Свободный кончик одной ленточки завивался как раз за ее левым ушком, и Пирс подумал, что, если он дернет за него, все эти хитроумно закрученные ленточки распустятся и волосы рассыпятся по плечам. И наверное, упадут до талии или ниже… Разгоряченный своим разыгравшимся воображением, он посмотрел ей в глаза. Они были такими же темными, как ее волосы, но когда она поворачивалась к свету, в них мерцали агатово-черные искры. Ее глаза были нежными, теплыми, тающими и озаряли выразительное лицо Йоланды с гладким упрямым подбородком.

– Вы сказали, что приехали на Сицилию ребенком, – заметил Пирс, чтобы она не прерывала разговора с ним, пока другие гости обсуждают морские дела. – Ваша мать была сестрой Георгия? Или это отец ваш был его братом?

– О нет, мы вовсе не близкие родственники. «Тео», – она произнесла греческое слово с очаровательным акцентом, – означает не просто «дядя». Это еще и уважительное обращение молодого человека к старшему. А на самом деле мой отчим приходится дальним родственником дяде Георгиосу.

– Значит, вы не гречанка?

– Только приемная. – Губы Йоланды изогнулись в обворожительной улыбке. – Настоящим моим отцом был нормандский барон, владевший землями в Анулии при отце нашего короля Рожера. Он умер до моего рождения. Моя мать принадлежала к знатному венгерскому роду. Я названа в честь нее. – Она рассказывала о своей родословной, надменно вздернув голову, с видом, который ясно показал Пирсу, какое удовольствие доставляет ей такое необычное славное происхождение.

Пирс вгляделся в нее внимательней, заметив редкое сочетание слегка приподнятых уголков глаз и высоких скул, придававших ей несколько восточный вид. Эта женщина никогда не будет выглядеть старой, с годами она станет особенно красива. Глядя на нее, Пирс понял, что хочет видеть ее в пятьдесят, и в шестьдесят лет и старше. Со временем нежная полнота ярких щек уйдет, и черты лица станут изысканней и тоньше.

И вместе с тем он не испытывал внезапного прилива страсти, которую иногда пробуждали в нем другие женщины. То, что почувствовал он к Йоланде в этот первый вечер их знакомства, было скорее началом дружбы. Он был уверен, что Йоланда окажется верным надежным другом. Когда он слушал ее рассуждения и на удивление умные вопросы, ему не казалось странным, что он так платонически воспринимает Йоланду, хотя никогда раньше не подумал бы о дружеских отношениях с женщиной. Только годы спустя он понял, почему ощутил к ней именно такие особенные чувства. Это произошло потому, что он почувствовал в ней родственную душу и ему открылась ее истинная суть.

ГЛАВА 10

Было около полуночи. Полная луна заливала серебристым светом Тирренское море, белым сиянием озаряла наружную террасу дома Георгия Антиохийского. Там, у балюстрады, и нашла Йоланда своего опекуна.

– Снова мечтаешь о кораблях и море? – шутливо поинтересовалась она, беря его под руку.

– Я думал, ты уже удалилась на покой. – Когда она прислонилась головой к его плечу, Георгий нежно поцеловал ее в лоб. – Я должен был догадаться, что перед сном ты захочешь обсудить наших гостей.

– Останутся они в Палермо?

– Думаю, да. Я предложил отцу Эмброузу пользоваться моей библиотекой и представить его здешним греческим и мусульманским ученым. Для латинского аббата он на удивление терпим, совсем не похож на других северян, которых я знал. Что касается Элана, мне этот молодой человек понравился.

– Потому что его интересуют твои корабли? – с лукавым смешком сказала Йоланда.

– Потому что его ум открыт новым идеям, потому что он хочет познать то, чего еще не знает, – черта характера, к сожалению, отсутствующая у большинства нормандских лордов, – мягко возразил Георгий и серьезно заметил: – И конечно, потому что интересуется моими кораблями.

Молчание затянулось, пока Йоланда, зная, что он ждет, чтобы она продолжила беседу, спросила:

– А как тебе сэр Пирс?

– Его не интересуют мои корабли, – сухо отозвался Георгий.

– Ох, дядя Георгиос, я не это имела в виду!

– Я заметил твой интерес к нему, – обронил Георгий и замолчал, ожидая ее объяснений, и не выказал ни удивления, ни разочарования, когда она промолвила:

– Я могла бы полюбить такого человека. Если б я вышла замуж за мужчину, похожего на него, то была бы счастлива всю жизнь.

– Ты, кажется, принимаешь серьезное решение на основании чересчур краткого знакомства, – предостерег он. И когда она не ответила сразу, Георгий заговорил снова: – «Poulaki» моя, дорогая птичка, ты же знаешь, я желаю тебе счастья, потому что если не по крови, то в сердце своем я считаю тебя родной племянницей. Но разве ты не знаешь поговорки: мужчина не ценит того, чего он не завоевал?

– Я слишком хорошо знаю тебя, чтобы счесть эти твои слова экспромтом. Что ты думаешь в самом деле, дядя Георгиос?

– Нормандские лорды в Англии, которые получили землю от Рожера, снова сговариваются друг с другом, – сообщил ей Георгий. – Из всех его вассалов – это самые мятежные. На этот раз они стараются столкнуть Рожера с императором Священной Римской империи, надеясь ослабить Рожера и тем укрепить свою власть. Полагаю, нам придется дать им еще один урок, как уважать своего сюзерена. И это означает, птичка, что если мои шпионы в Италии подтвердят рассказанное ими, то и Элана, и Пирса – обоих ждут великие свершения.

Йоланда подумала о возможности войны. Это ее не испугало. Каждый год-два королю Рожеру приходилось совершать путешествие на материк, чтобы подавить мятеж и либо казнить, либо помиловать его вождей-смутьянов. Она подумала, как несправедливо, что его нормандские подданные, люди, более, чем кто-либо в королевстве, обязанные Рожеру своими землями и богатством, оказывались подлыми предателями. Они постоянно мешали Рожеру создать единое устойчивое королевство, в то время как на Сицилии не христиане – сарацины были самыми его верными подданными, а еретические греческие христиане к ним только примыкали. Георгий объяснял ей, что мирная жизнь существовала на Сицилии потому, что Рожер не вмешивался в вероисповедания человека, пока он оставался верным своему королю, и что со всеми подданными Рожера обращались, уважая их обычаи.

– Ты считаешь, – спросила Йоланда, – что Пирс и Элан заслужат почести, если летом будут сраженья?

– Храбрые, безусловно, заслужат почести, – отвечал Георгий, снова целуя ее в лоб. – А самые удачливые – бесценное сокровище.


На следующий день трое гостей Георгия приняли его приглашение погостить у него.

– Сегодня же начну свои труды, – сказал Георгию Эмброуз. – Я уже посмотрел библиотеку и получил записку от вашего греческого друга, что он посетит меня сегодня днем. – С этими словами аббат удалился в библиотеку, из которой в последующие недели почти не выходил, хотя и не оставался там в одиночестве, потому что его часто навещали многочисленные знакомые Георгия из среды сицилийских ученых. Приходил даже Абу Амид ибн Амид, и они с Эмброузом вскоре сошлись довольно близко.