– Дядя Георгиос сказал, что свадьба должна состояться через две недели, до начала Великого поста, – сообщила ему Йоланда. – Столько надо сделать… Мне нужны новые платья, белье, так что понадобиться шить и шить; а швея, наверное, не управится вовремя. И я не успею до свадьбы убрать надлежащим образом наш новый дом. Может быть, ты хочешь провести первые дни после свадьбы в чьем-нибудь другом поместье?

– Успокойся, дорогая моя, не волнуйся. – Он поймал в свои ее трепещущие руки и прижал к губам, а потом поцеловал ее губы, быстро, под бдительным взором Лезии и любопытными взглядами слуг, которые последнее время постоянно крутились поблизости. Где обитали все эти женщины, и особенно ее старая няня, когда он оставался наедине с невестой? Неужели их деликатность была следствием особой заботы Йоланды или ее дяди? Впрочем, ему было все равно. Он не любил Йоланду, хотя она ему очень нравилась и он собирался на ней жениться, но что решено, то решено.

Пирс успокоился, зная, что большинство именитых людей вступали в брак, даже не увидев перед свадьбой друг друга в лицо, а брачные договоры составляли их родители. И как же часто происходило, что новобрачные оказывались чуждыми друг другу. Усвоив все эти дикие обычаи, Пирс подумал, что ему-то жаловаться нечего: он свою личную жизнь устроил сам.

– Йоланда, не тревожься о доме. Я обо всем позабочусь.

Что он и сделал, переговорив с Георгием, который, несмотря на многочисленные обязанности при Рожере, казалось, всегда находил время для устранения всех трудностей, возникавших в жизни Йоланды или бесчисленных родственников, проживающих в Палермо. Георгий дал Пирсу своих слуг, чтобы вымыть и вычистить новый дом, а затем объявил, что дарит своей племяннице и ее нареченному брачную постель. Она будет доставлена в их дом за несколько дней до свадьбы.

Успокоившись, что уборка дома обеспечена, Пирс отправился на рынок, где купил круглый стол, выложенный мрамором и разноцветным деревом, а также два глубоких кресла и к ним же голубые шелковые пуховые подушки. Еще он приобрел арабский ковер с пестрым узором всех оттенков красного и синего на кремовом фоне. Отослав покупки в свой новый дом, он направился к ювелиру и выбрал несколько изящных подарков для Йоланды, присовокупив к ним ожерелье из крупных жемчужин и редкие драгоценности из прошлогодней военной добычи. Какими далекими казались эти битвы! Он задвинул воспоминания о былых сражениях в глубь сознания, так что мог радоваться награде за них, не думая об испытанной боли. Хорошо было быть бароном Аскольским, человеком значительным, иметь свой дом и вдоволь золотых монет в карманах, так чтобы приобретать все, что душе угодно. Он преподнес Йоланде жемчуга как свой свадебный дар, сохранив остальные драгоценности для будущего.


Свадьбу Йоланды и Пирса отпраздновали в доме Георгия в присутствии большого стечения гостей. Рожер все еще находился в Италии, но его отсутствие возмещалось его приближенными, помощниками по управлению королевством, первым из которых был эмир эмиров, Георгий Антиохийский. Главным свидетелем Пирса был Элан в ярко-красной тунике и облегающих штанах-чулках. Сам Пирс был одет в голубой шелк с тяжелой золотой цепью на шее и золотыми перстнями на пальцах. За последний год он пристрастился к роскоши сицилийской моды и без сожалений оставил грубые шерстяные одежды своей родины.

Йоланда появилась в большой зале для приемов, где должна была состояться церемония, опираясь на руку Георгия. Прическа ее была более сложной, чем обычно, и перевита узкими серебряными ленточками. Подаренное Пирсом жемчужное ожерелье дважды обвивало ее стройную шею. Две великолепные овальные жемчужины, подарок Георгия, покачивались в ушах. На ней было платье из кремовой с серебром парчи, с широким вырезом и длинными рукавами. Его пышная юбка шуршала, колыхаясь при ходьбе.

Пирс ожидал, что она будет светиться от счастья, однако лицо Йоланды было бледно, а глаза пугливы, как у лани. Пирс хотел заговорить с ней, сказать, чтоб не волновалась, заверить, что всегда будет заботиться о ней и лелеять, но торжественная церемония не давала ему времени остаться с ней наедине.

Брачный договор был длинным. Рожер забрал назад итальянские земли, пожалованные однажды ее покойному отцу, но взамен дал ей владения на Сицилии, чтобы увеличить приданое. До сих пор ими управлял Георгий, но теперь эта обязанность переходила к Пирсу. Подробности договора были сложны, и обязательное оглашение его гостям, которые должны были стать свидетелями, затянулось. Секретарь Георгия монотонно бубнил и бубнил, а Пирс, сидя на своем кресле с высокой спинкой, уголком глаза наблюдал за Йоландой. Он видел, как она вцепилась в подлокотники с такой силой, что ее пальцы побелели. Думая лишь о том, как успокоить ее непроизвольное волнение, Пирс дотянулся через разделяющее их кресла расстояние и накрыл ее руку своей. Она тихо вскрикнула от неожиданности, но так явственно, что секретарь поднял глаза от пергамента. Голос Йоланды заставил стоявшего рядом с секретарем Георгия, подняв брови, посмотреть на племянницу, а отца Эмброуза ободряюще улыбнуться молодой чете.

Йоланда всего этого не заметила. Широко открыв глаза, она смотрела на руку Пирса, наблюдая, как разнимает он ее застывшие пальцы, чтобы согреть и взять их в свои. Она крепко схватилась за него, и он нежно сжал ее ладонь. После этой незаметной ласки она немного успокоилась, и рука ее была твердой, когда она подписывала свое имя на брачном договоре. Не дрогнула Йоланда, когда Пирс, взяв ее под руку, помог опуститься на колено под благословение отца Эмброуза, и во время молитвы о счастье и плодовитости их брака. Когда они поднялись с колен, Пирс слегка обнял ее за плечи и бережно поцеловал в побледневшие губы. Этим церемония завершилась: они стали мужем и женой, и гости начали пробираться вперед, чтобы поздравить молодых.

Начался пир. Вина лились рекой, было много добрых поздравлений, смеха, веселья, музыки, снова поздравлений и пожеланий всех благ земных; проскользнуло лишь несколько непристойных шуток, но на них никто не обратил внимания. Йоланду все время отвлекали от Пирса многочисленные гости, желавшие с ней побеседовать. Воспользовавшись этим, Пирс разыскал Элана и предупредил его:

– Я хочу уйти незаметно отсюда, без принятых обычно шумных проводов, до нашего нового дома и спальни. Я вижу, что Йоланда близка к обмороку от страха, и мне хотелось бы избавить ее от скабрезных напутствий. Я приказал доставить носилки, так что если нам удастся тайком вывести ее наружу, она будет только благодарна.

– Иди к входу и найди носильщиков, – распорядился Элан. – А я позабочусь об Йоланде.

Вскоре Элан появился за углом дома, ведя за собой Йоланду.

– Пирс заявил дяде Георгиосу, что похищает меня, – сказала Йоланда и, поглядев на Элана, заметила: – Мне казалось, что, кроме меня и дяди Георгиоса, никому не известно об этой тайной двери.

– Вы будете поражены, если услышите, сколько я знаю о том, что делается в доме Георгиоса, – улыбнулся Элан и, не обращая внимания на вдруг вспыхнувшую Йоланду, промолвил: – Старый сэр Пирс, ты счастливец. Могу я в последний раз поцеловать эту обольстительную леди, пока она не стала по-настоящему твоей женой?

Йоланда вспыхнула еще ярче при откровенном намеке на то, что вскоре должно было произойти, и когда Пирс приветливо кивнул, подставила Элану щеку.

– Ах нет, – покачал головой юноша, – у меня есть разрешение вашего мужа на большее. – Обняв ее за талию, он легко поцеловал Йоланду в губы, после чего произнес: – Будь счастлива, милая девочка. А теперь я возвращаю вас вашему мужу. Любите крепко друг друга.

– Элан, ты говоришь, как отец Эмброуз, – смеясь, попенял ему Пирс, но Элан так быстро скрылся из глаз, что его торопливый уход заставил Пирса призадуматься: не вспомнил ли он другую свадьбу, на которой не был женихом, хотя должен был быть им.

Пирс проследил, чтобы Йоланда удобно устроилась на носилках, и задернул занавески. По его сигналу слуги подняли носилки и двинулись в путь. Так бок о бок с Пирсом они прошли короткое расстояние до подаренного Георгием дома.

– Я отослал слуг до утра, – сказал Пирс, надежно запирая входную дверь, чтобы избежать нежеланного появления свадебных гостей, решивших еще поразвлечься. – Мебель есть только в главной спальне, но зато она великолепна. Пойдем, я покажу тебе.

Так как Йоланда выглядела еще более испуганной и бледной, чем во время брачной церемонии, Пирс не решился прикоснуться к ней. Вместо этого он с особым почтением пригласил новобрачную подняться в его сопровождении по лестнице. Они прошли через несколько пустых комнат и добрались до самой большой на верхнем этаже. Здесь находилась кровать, подаренная ее дядей, пол застелен ковром, стояли стулья и мозаичный столик, купленные Пирсом. Из незакрытых ставнями окон открывался прекрасный вид на холмы и далекие горы, уходящие в глубь острова.

– Я выбрал для нас эту комнату, чтобы нам не пришлось смотреть на море, от которого нам обоим бывает так плохо, – объяснил Пирс. – С балкона можно любоваться садом.

– Прелестно! – Она крепко сжала руки. – Мне здесь все нравится.

– Тогда почему у тебя такой испуганный вид? – спросил он, приближаясь к ней.

– Я так сильно хотела выйти за тебя замуж, оказаться наедине с тобой в спальне, когда у нас вся жизнь впереди. Я мечтала о той ночи, когда наконец ты сделаешь меня полноценной женщиной. И теперь все это стало не мечтой, а явью, но я боюсь.

– Нет причин бояться. – Он взял ее сомкнутые руки и развел их в стороны, положив себе на пояс, так что ей пришлось приблизиться к нему. – Йоланда, ты же знаешь, что произойдет и как ты возбуждаешься, когда я касаюсь тебя. Мы ведь уже прошли половину пути к обладанию друг другом.

– Но осталась самая трудная часть этого заповеданного пути. – У нее был такой несчастный вид, словно она сейчас заплачет, и в сердце Пирса проснулась жалость. Он знал, чего она хочет от него, но не мог сказать, что любит ее. Он не осмелился лгать ей. Взяв ее лицо в ладони, он начал целовать его, сначала осторожно, ласково, стараясь развеять ее страхи и успокоить.

Когда напряжение оставило ее и она с легким горловым вскриком прильнула к нему, он прижал ее теснее, стал целовать крепче и не выпускал из объятий, пока не почувствовал пылкий отклик ее тела. Он знал, что так случится. Она была слишком страстной, чтобы устоять перед его желанием.

А он желал ее. Нет, он не испытывал яростного порыва страсти… К счастью, не в эту ночь, когда ему следовало быть нежным и неторопливым и не терять разума, чтобы обойтись с ней бережно, как она того заслуживала… Но все же Пирс испытывал сильное желание войти в ее тело, сделать ее навсегда своей.

Несколько мгновений – и он снял с нее платье, туфли и чулки и ее тонкую льняную сорочку, пока наконец она не осталась перед ним в одних жемчугах и с лентами в волосах. Стесняясь, она попыталась прикрыться руками, но он остановил ее, проговорив:

– Дай мне поглядеть на тебя. – Он отвел ее руки от груди и бедер. Маленькая и хрупкая, она показалась бы игрушечной куколкой, если бы не румянец, заливший ее щеки и шею. Плечи у нее были прямыми, гармонировавшими с решительным упрямым подбородком. А груди высокие и круглые, с розовыми кончиками, которые тут же твердели и поднимались, стоило ему прикоснуться пальцем сначала к одному, а затем к другому бутону. Талия у нее была узкой, а бедра… ах, он знал, какие у нее бедра: он прикасался к ним несколько недель тому назад и ласкал там, куда сейчас имел полное право положить свою руку.

Она ничего не говорила, пока он глядел на нее. Только тихо стояла, облизывая язычком пересохшие губы, полная ожиданий.

– Ты все еще одета. – Он коснулся жемчужного ожерелья. – Твоя кожа светится блеском самой жизни, ярче этих жалких побрякушек.

Расстегнув застежку, он снял длинную сияющую нить с ее шеи, затем протянул к ней ладони, чтобы она могла положить в них вынутые из ушей серьги. Он опустил драгоценности на столик, а когда снова повернулся к ней, ее руки уже дергали за ленточки в волосах.

– Нет, позволь мне, – сказал он, отведя ее пальцы. – Я хотел этого с первого вечера нашей встречи.

– Неужели? – Она нагнула голову, позволяя ему тянуть за петельку ленты, вытащить шпильки, пока волосы ее не распустились и не рассыпались до бедер. – Я этого не знала.

– Вот это я и хотел увидеть. – Он стоял с серебряными ленточками, запутавшимися в его пальцах, и неотрывно смотрел на нее. – Боже мой, как ты прекрасна, словно богиня, сошедшая с небес.

Швырнув ленточки на стол, он подхватил ее на руки и, высоко подняв, отнес в постель. Сорвав с себя одежду, он быстро скользнул к ней. Натягивая простыню, он увидел, что она, широко открыв глаза, смотрит на его напрягшуюся мужскую плоть.

– Я видела статуи, но никогда раньше не смотрела на живого мужчину, – сказала она, снова проводя язычком по губам. – Такое сильное напряжение, наверное, очень болезненно для тебя?