– Джоанна! – Он молился, чтобы караульные на стене грели руки над жаровней в дальней башне, расположенной с подветренной стороны. – Джоанна!

Он услышал легкий шум в комнате. Засов отодвинулся, и одна из ставен открылась. Он закинул руки, уцепившись за подоконник, и, просунув их в окно по локоть, повис, переводя дыхание перед тем, как перекинуться в комнату.

– Кто вы? – Он узнал бы ее голос через тысячу миль. Его нежное мелодичное звучание Элан не забывал никогда. Сейчас в голосе Джоанны слышались изумление и легкий испуг. – Как вы добрались до моего окна?

– Любовь моя, это я, Элан. Через минуту я расскажу тебе, как я сюда добрался. Только пусти меня внутрь.

– Элан? Это правда ты?

– Да, благодарю тебя, Господи! – Он перевалился через подоконник и, споткнувшись на примыкавшее к нему сиденье, неуклюже свалился на пол к ее ногам. – Джоанна, любовь моя!

– Ах ты, низкий предатель и трус!

Он не заметил, чем она его ударила, но понял, что, наверное, кувшином с вином, потому что липкая жидкость полилась ему на голову, на плечи и лицо, застилая глаза. Облизнув губы, он ощутил вкус корицы, гвоздики и меда, которым вином было подслащено.

– Джоанна, в чем дело?

– Негодяй! Ты бросил меня… бросил! И это после того, как пообещал прийти мне на помощь, если понадобится! – кричала она в исступлении. – Лжец! Подлый лжец!

Он молниеносно вскочил на ноги, накрыл ей одной рукой рот, а второй схватил за волосы. Кувшин с вином выпал у нее из рук на пол с громким стуком. Прежде чем Джоанна успела что-то сделать или как-то защититься от него, Элан бросил ее на кровать. А так как он продолжал зажимать ей рот, то свалился прямо на нее, и его тяжесть мешала ей дышать. Она лежала под ним, и ее яркие голубые глаза сверкали яростным гневом, который скопился за годы разлуки.

– Мне надо поговорить с тобой. – Элан был взбешен. – Если я уберу руку, не закричишь снова?

Вместо ответа она его укусила, глубоко вонзив зубы в край ладони с выражением злорадного удовольствия. Совершенно инстинктивно Элан вырвал руку и занес над ней, готовый ударить. Джоанна снова открыла рот, чтобы закричать изо всех сил, но в ее сдавленных легких почти не осталось воздуха.

– Леди Джоанна? – раздался грубый мужской голос из-за двери. – Леди Джоанна, у вас что-то неладно? Мне послышался какой-то шум.

Джоанна набрала в грудь остатки воздуха. По выражению ее лица Элан понял, что она собирается позвать на помощь. Рука его болела от глубокого укуса. Он не собирался жертвовать второй рукой, и было очевидно, что, если он попытается поцеловать ее, чтобы она молчала, она укусит его в губу. Он оставит кровавый след на стене западной башни, когда будет спускаться на землю… разве до спуска она не велит стражникам изрубить его на кусочки!

– Леди Джоанна? – снова окликнул ее стражник.

– Он меня убьет, – тихо произнес Элан.

– Я полюбуюсь на это, – издевательским голосом процедила она.

– Сделай это, и ты никогда не выйдешь из этой комнаты, – ответил он. – Отошли стражника, и у тебя появится слабая надежда освободиться из заточения.

– Леди Джоанна, если вы сейчас же мне не ответите, я пойду возьму у Бэрда ключ. – Дверь тряслась от ударов, которыми ее осыпал караульный.

– Ничего не случилось, – крикнула Джоанна. – Я споткнулась, когда закрывала ставни на засов, и так больно ударила голень, что сразу не могла вам ответить.

– Я знаю, что мне не полагается разговаривать с вами, но я тревожусь. Может, позвать к вам леди Роэз?

– Нет нужды беспокоить ее, – отвечала Джоанна. – Это только ушиб. К утру все пройдет.

– Как хотите. – Они услышали его удаляющиеся шаги: стражник спустился на пять или шесть ступенек вниз по лестнице.

«Что он делает? Присматривает еще и за дверьми комнаты Самиры?» – подумал Элан.

Это предположение подкрепилось сонным голосом Пирса, задавшего вопрос «в чем дело?», и шутливым ответом стражника. Элан пылко молился, чтобы Пирс не вдавался в подробности и снова притворился спящим, не пытаясь прийти к нему на помощь.

– Слезь с меня, ты, грубиян! – приказала Джоанна.

– Еще рано.

Не слыша более никаких переговоров Пирса со стражником, Элан немного успокоился. Он с особым трепетным чувством ощутил под собой тело Джоанны. Ее комната обогревалась жаровнями, стоявшими по обе стороны постели, а после его бурного появления открытая ставня захлопнулась и почти заслонила окно, остановив приток холодного воздуха. Пальцы Элана согрелись, и он снова почувствовал свои замерзшие нос и щеки, а где-то внутри шевельнулся знакомый отклик на близость Джоанны. Она тоже ощутила близость когда-то любимого Элана.

– Ты – мерзкий человек, – выплескивала свою боль измученная женщина, из последних сил стараясь освободиться от него. – Как же я тебя ненавижу!

– Когда-то ты любила меня, – напомнил он, – а я все еще люблю тебя, не переставал любить и не перестану.

– Не любишь. Если бы любил, давно освободил бы меня.

– Это было невозможно. Я был далеко от Англии. Он увидел, как сверкнули синим огнем ее глаза и как она открыла рот, чтобы опять закричать. На этот раз он рискнул и прижался губами к ее губам, слившись в поцелуе, которого жаждал все годы вынужденного изгнания.

Она боролась с ним. Драла его за волосы, колотила острыми кулачками по спине, брыкалась, пока он не сомкнул свои бедра, обхватив бока Джоанны и не давая ей даже пошевельнуться.

Элан не обращал внимания ни на ее приглушенные крики возмущения, ни на отчаянные стоны. Он целовал губы, которые грезились ему во сне, под ним билось прелестное тело, по которому он томился столько лет. Джоанна, единственная возлюбленная, наконец-то была в его объятиях, и он долго-долго не выпускал ее из рук.

– Ну, теперь насытился? – холодно спросила она.

– Ты всегда останешься желанной, и насытиться чудом, как ты, невозможно. Это был всего лишь поцелуй. А я хочу тебя всю, все, что ты можешь мне дать.

– Если ты хочешь меня, тебе придется применить немалую силу. – Джоанна была непреклонна.

– Если бы это было так, ты бы сейчас же позвала стражника.

– О, я еще позову стражника, – пообещала она, – но только после того, как выслушаю твои лживые объяснения, почему ты оставил меня гнить здесь, после того как поклялся, что вернешься и спасешь меня. – И она снова начала вырываться.

– Прекрати, Джоанна, – пригрозил он. – Я больше не юноша, а карабкаться по стене башни было тяжко и смертельно опасно.

– Как жаль, что ты не свалился и не сломал себе шею, – нарочито зло проронила она, стараясь выдернуть из его цепких пальцев свои тонкие запястья.

– Джоанна, которую я знал когда-то, никогда не вымолвила бы таких жестоких слов.

– Я очень изменилась, милорд, – чуть не со слезами сказала она. – Неужели тебе не пришло в голову взять меня с собой, когда ты бежал отсюда?

– А ты бы отправилась со мной? – спросил он, начиная злиться на ее несправедливые упреки. – Или осталась бы рыдать над бедным Криспином?

– Он был намного лучше тебя, Элан. Ты оставил меня во власти жестокого самодура отца. Криспин же дал мне сына.

– Я встретил его. Сходство поразительное.

– Ты равнодушно бросил меня. – Голос ее дрогнул и прервался. – Трусливо сбежал и не вернулся ко мне.

– Теперь я здесь, Джоанна. Я никогда не переставал любить тебя, думать о тебе. Но я должен был выждать, надеясь остаться в живых. Я долго и терпеливо ждал благоприятных условий, чтобы вернуться за тобой, поверь же мне!

– Восемнадцать лет! Долго же ты выжидал, мой дорогой рыцарь чести!

Жесткая ирония в ее голосе резанула по его натянутым нервам. Не так представлял он себе их встречу после столь долгой разлуки. Он глядел на молодую женщину, лежащую так тихо, что он заподозрил, не придумывает ли она какой-нибудь каверзы. Она, наверное, ищет способ подозвать стражника к двери. Продолжая держать ее руки заломленными за голову, он передвинулся на постели и вытянулся во весь рост на ней: бедро к бедру, грудь к груди, так что вся она, нежная, округлая и бесконечно желанная, вся оказалась под ним.

Я мечтал о твоих губах каждый день все эти восемнадцать лет, – проговорил он, бесконечно нежно целуя ее. На этот раз она не сопротивлялась и не билась. Она лежала отрешенная и тихая, позволяя его нетерпеливым губам ласкать ее рот.

– Джоанна, – шептал он. – Любовь моя, бесценная.

– Я тебя ненавижу, – твердила она. – Не пытайся обладать мною. Хочу ненавидеть тебя, как раньше. Это дает мне силу.

Он не внимал ее просьбам и обидным словам. Он целовал Джоанну до тех пор, пока она не начала отвечать, а он не осмелился отпустить ее запястья, и тогда ее руки скользнули ему за спину и обняли теснее и крепче. Он продолжал целовать, пока ее губы не раскрылись в жаркой истоме…

– Ты поцеловал меня так же в саду трав, и я думала, что мое сердце остановится от неизведанного ранее блаженства.

– Джоанна, – шептал он, с трудом отрываясь от нее и садясь на постели. – Я с радостью провел бы здесь ночь, предаваясь любви с тобой, но я пришел не за этим.

– Тогда почему ты здесь? – спросила она с прежней холодностью.

– Мне надо многое тебе рассказать и многое у тебя спросить. Будешь слушать?

– Буду, но только потому, что ты сказал, что у меня появится возможность получить свободу. – Она поднялась с постели и оправила юбки. Бросив на него странный, немного удивленный взгляд, она улыбнулась уголком рта. – Хорошенько подумай, Элан. Ты вправду хочешь освободить меня? Я уже не та невинная кроткая девочка, которую ты знал когда-то. То, что я перенесла, изменило меня, сделало суровой и непримиримой, не слишком доверчивой к людям.

– Я заметил перемену, – грустно промолвил Элан, потирая шишки на затылке и глядя на валяющийся из-под вина кувшин.

– Ты тоже изменился. – Она не сводила с него глаз. – Отрастил бороду, и на висках седина, и плечи у тебя стали такими широкими, что непонятно, как ты пролез в окно.

– Это было нелегко, – признался он.

– Обратно будешь выбираться тем же путем? – В ее глазах мелькнула тень улыбки.

– Если доживу. – Элан пытался шутить.

Но Джоанна была печальна. Она села рядом с ним на кровать и обреченно сложила руки на коленях, собираясь внимать ему:

– Говори, что ты хотел мне сказать, Элан. Я выслушаю все не перебивая.

Он поведал Джоанне обо всем, что случилось с тех пор, как они с Пирсом бежали из Бэннингфорда, оставив мертвого Криспина на руках его молодой жены. Он описал ей их жизнь на Сицилии на службе у короля Рожера, женитьбу Пирса, рождение дочери и смерть жены; его решительный отказ от брака из-за любви к Джоанне. Закончил же он описанием их возвращения в Англию. Элан сказал, что они с Пирсом не теряют надежды разыскать убийцу Криспина.

– Значит, у Пирса есть дочь? – спросила Джоанна, когда он закончил свою повесть. – Меня удивляет, что он взял ее с собой, подвергнув такой опасности.

– Она смелая и сообразительная девушка, – улыбнулся Элан при мысли о Самире. – Не думаю, что отец смог бы помешать ей ехать с нами.

– Если тебе верить, ты так и не обзавелся семьей. Но какие-то близкие женщины существовали же?

– Несколько. Но ни одна из них не была тобой.

– Что ж, мне не надо доказывать мою верность умершему мужу, – в ее голосе звучала горечь, – или чистоту моей влюбленности в юношу, однажды разбудившего во мне женщину. Мне не дано было даже согрешить после гибели Криспина. И, по правде говоря, это удручает меня. Я могла бы иметь еще детей. Мне так этого хотелось. Дети… – Голос ее печально замер.

– Мне очень жаль. – Он сжал ладонью ее пальцы.

– Я кажусь тебе гораздо старше?

– Ты кажешься совсем молодой. У тебя нет седины, всего лишь несколько морщинок вокруг глаз, и кожа такая же нежная и гладкая, как и была.

– Роэз тоже так говорит, но я хотела услышать это от тебя. Полагаю, это оттого, что я, в общем-то, не жила, а существовала. Я как комарик в янтаре, застывший на века. – Она убрала его руку со своей и снова сложила руки на коленях. – Ты говорил, что должен меня о чем-то спросить. Скажи: чего ты от меня хочешь?

Огорченный ее холодностью, он отозвался не сразу.

– Ты говорил, что готов освободить меня из отцовского плена, – напомнила она.

– Чтобы доказать, что я не виновен в смерти Криспина, – наконец выговорил он, – и Пирс не виновен в пособничестве мне, необходимо раскрыть настоящего убийцу.

– Понимаю. – Голос ее звучал неестественно безучастно.

– Возникает неумолимый вопрос: почему твой отец столько лет держит тебя в этой комнате?

– Это-то для меня не загадка, – ответила она.

– Ты знаешь, кто убил Криспина?

– О да. Я знала с самого начала. Трудность же состояла в том, что кое-что я забыла. Полагаю, это из-за того, что была слишком потрясена видом Криспина, залитого кровью. А потом он умер у меня на руках. Когда переживешь такую трагедию, любые подробности кажутся неважными, и часть этой страшной ночи выпала у меня из памяти. – Она встала и прошлась по комнате. – Но пребывание столько лет в заточении дало мне время, чтобы многое вспомнить и продумать.