– Расскажи мне все, – потребовал он.

– Сначала ты должен дать мне клятву исполнить все, о чем попрошу.

– Джоанна, я отдам тебе все, что хочешь. – Он подошел к ней, взял ее руки в свои и прижал к груди, против сердца. – Я люблю тебя. Я никого больше никогда не любил.

К его огорчению, она отняла у него свои руки и сложила их крестом на своей груди так же, как раньше складывала на коленях. Элан подумал, не делает ли она так, чтобы они не дрожали. В своем теплом платье, с волосами, затянутыми в тугую косу, она выглядела монахиней, строгой и неприступной. Он ощутил холодок в сердце, начиная понимать, как сильно отличается она от той девочки, которую он знал когда-то.

– Я хочу справедливости, – проговорила она.

– Ты ее получишь.

– Более того, я хочу мести.

– Джоанна…

– Прекрасного доброго человека лишили жизни, – продолжала она, словно он и не прерывал ее. – Мой сын остался без отца, а я… я потеряла восемнадцать лет жизни. Моя молодость прошла. Все, кем я могла бы стать, все, что я могла бы увидеть или сделать за эти годы, было у меня отнято. Я хочу видеть наказание виновных.

– Я даю тебе в этом слово.

– Ты не понимаешь. Я хочу принимать в этом участие. Я не намерена сидеть здесь одна, терпеливо ожидая, пока кто-то будет искать убийцу моего мужа. Вы должны раскрыть мне свои тайные планы, или я не расскажу то важное, что знаю.

– Молчание не освободит тебя из заточения, – напомнил ей Элан.

– Еще час назад я думала, что только смерть откроет двери моей темницы, – ответила она. – Если вы не сделаете того, что я хочу, для меня ничего не изменится. Ну, так как, милорд, помогать мне вам или вы с рассветом покинете Бэннингфорд и никогда сюда не вернетесь?

– Твои сила воли и мужество пристыдили меня, – признался Элан. – Ведь ты не смягчишься, не так ли?

– Нет. – Она встретилась с его глазами хорошо знакомым ему твердым взглядом. Он часто замечал его у людей накануне битвы. Отказать ей он не мог.

– Хорошо, – ответил Элан и добавил: – Джоанна, времени осталось мало: мне надо спуститься по веревке и пройти через калитку до рассвета.

– Понимаю.

– Хотелось бы, чтобы ты была не такой безразличной, – заметил он.

– Такой, как когда ты вошел в мою комнату? – Она скупо улыбнулась. – Возможно, после того, как я освобожу свое сердце и мысли от воспоминаний об этом злодейском убийстве, от негодования, которое столько лет копилось и взывало к мести, возможно, тогда я найду в своей душе место для нежных чувств. Но сначала я расскажу тебе эту мрачную историю, как я ее теперь знаю. Вот что произошло тогда.

Ей потребовалось немалое время, чтобы все поведать Элану. Он не прерывал ее, но иногда задавал вопросы, заставляя повторять некоторые существенные подробности.

– Боже мой! – воскликнул он, когда она закончила. – Я не сомневаюсь, что ты права во всем, но как же это чудовищно! Как тупо и дико!

– Это все результат безумия, – убежденно промолвила Джоанна. – Рассказывая тебе все это, я поняла: надо действовать, и немедленно. Иначе мой сын неизбежно будет вовлечен в этот кошмар. Я рада, что ты вернулся, Элан.

– К несчастью, сейчас я должен тебя покинуть, – сказал он, – я и так непростительно задержался.

– Ты пообещал, что я буду участвовать в исполнении ваших замыслов, – напомнила она.

– Будешь. Если только появится хоть малейшая возможность, я вернусь нынче же вечером. Не будешь ли ты так добра оставить для меня незапертой ставню?

– Не только это. Я даже дам тебе вино в кубке, а не прямо из кувшина, – сказала она, и уголки ее губ приподнялись в лукавой улыбке.

– Надеюсь, что скоро я снова услышу твой смех, – прошептал он, коснувшись ее лица. Он подошел к нише окна и замер, оперевшись коленом на подушки подоконного сиденья. – Если что-то помешает мне вернуться к тебе этим же путем, мы сделаем попытку добраться до тебя по лестнице. Если кто-то тебе не знакомый откроет твою дверь и скажет «Элан прислал меня», иди с этим человеком без страха.

– Стражника, который сегодня охраняет мою дверь, зовут Оуэн, – сказала она. – Это человек Бэрда, но, думаю, он мне сочувствует. Он единственный из всех солдат, кто осмеливается нарушить запрет и разговаривает со мной. Оуэн может оказаться вам полезным.

– Приятно знать, что среди этих людей есть кто-то, кому небезразлично, что с тобой происходит, – заметил Элан. – Но я должен спешить. Прости.

– Не забывай, Элан: ты обещал, что я стану частью твоего замысла. Ты дал слово.

– Ты часть всего, что я делаю, – схватив ее в объятья, он страстно ее поцеловал. – До вечера, любовь моя.

– Держись за мои руки, – сказала она. – Я помогу тебе перелезть через подоконник.

Было слишком темно, чтобы она могла рассмотреть, как спускается Элан, но, высунувшись из окна, она подождала, пока прямо под ней, от глубокого рва, не раздался крик птицы. Только тогда она закрыла ставни, сняла платье и легла спать.


Бэрд находился во внутреннем дворе, делая ранний обход оборонительных сооружений замка, когда услышал, как распахнулась задняя калитка. Он пробрался поближе, прижимаясь к стене. Заношенный плащ темного цвета делал его почти невидимым на фоне серого камня стен. Он только что спокойно спустился вниз после осмотра крепостных парапетов, зная, что вражеское вторжение замку не грозит. Думая поймать кого-то из блудливых слуг или солдат, возвращающихся после ночных похождений, он вглядывался в предрассветную тьму.

Бэрд едва сдержал удивленный окрик, когда узнал иностранного телохранителя, Люкаса, в человеке, закрывшем за собою калитку и направившемся к западной башне. Когда он проходил мимо, Бэрд уловил запах вина и пряностей.

– Какого черта он тут делал и как ухитрился выманить ключ у Роэз? – сам с собой рассуждал обескураженный Бэрд. – И где за этими стенами мог он раздобыть вина, которым от него несет? Он что, брал его с собой? Встретился с кем-то и вместе распил? Не с Роэз, потому что она крепко спит в хозяйской спальне, и если бы она вышла оттуда, мне бы сразу сообщили. А что, если кто-то из врагов собирается захватить Бэннингфорд? Проклятье! Я знал, что глупый мальчишка не должен был пускать этих чужаков в замок. Хорошо, что я сразу же после их приезда послал за Рэдалфом.

ГЛАВА 18

Вскоре после рассвета пошел дождь с мокрым снегом. Ледяная влага пронизывала насквозь смельчаков, отважившихся выйти из дому в такую непогоду. В своей комнате западной башни Джоанна вглядывалась в зловещий сумрак за окном и содрогнулась при одной мысли, какой чудовищной опасности подвергался бесстрашный Элан, карабкаясь к ней по отвесной стене.

– Доброе утро. – Появилась Роэз. По пятам за ней шла Лиз с подносом: она принесла завтрак. Обе остановились, заметив на полу почти высохшую лужу вина, и сморщили носы. – Что здесь случилось?

– Я споткнулась и уронила кувшин, а в этой комнате нет ничего, чем можно было бы убрать это безобразие. – Джоанна хмуро поглядела на Лиз. – Найди кого-нибудь вымыть пол. И еще мне нужны чистые простыни: вино попало и на постель.

– Позже я пришлю женщину убрать здесь. – Лиз почти швырнула поднос на столик. – Вам следует быть поосторожнее. – Подав Джоанне завтрак, Лиз остановилась около двери и скрестила руки на пышной груди.

Можешь идти, – обратилась к ней Роэз.

– Нет, не могу, – возразила Лиз. – Бэрд велел мне нынче утром не оставлять вас наедине с Джоанной и передать ему все, что вы друг другу скажете.

– Я для тебя леди, не забывай, – презрительно оборвала ее Джоанна. – Будь повежливей впредь, служанка. Какое право имеет Бэрд требовать, чтобы ты доносила о моих разговорах?

Чтобы потом доложить о них вашему отцу, – нагло ответила Лиз, и тень подозрения мелькнула в ее злом взгляде.

– Не могу понять, почему твой муж вообразил, что сегодня наша беседа с Роэз будет особенно интересна лорду Рэдалфу? – насмешливо спросила Джоанна. Прекрасно понимая, что о малейших новых оттенках ее поведения будет доложено, она под маской надменного равнодушия старалась скрыть свой страх. Джоанна боялась, что ищейка Бэрд разведает о появлении Элана в Бэннингфорде.

– Мнительный Бэрд наверняка вообразил, что меня можно уговорить передавать тайные послания к тебе и от тебя, – пожала плечами Роэз. – У нас в замке сейчас гостят посторонние.

– Бэрд не дурак, – вмешалась Лиз. – В большом зале языческая принцесса морочит голову вашему сыну.

– Она не язычница. – В комнату матери вошел молодой Уилл. – Лиз, я запрещаю тебе говорить в таком оскорбительном тоне о леди Самире. А теперь оставь нас, я хочу побеседовать наедине со своей матерью.

– Бэрд сказал, что я должна оставаться здесь. – Лиз и не думала двигаться с места.

– Бэрд не является хозяином замка Бэннингфорд, – напомнил ей Уилл. – До возвращения деда распоряжаюсь здесь я. Пойди прочь!

Вид у молодого лорда был таким воинственным, что наглой Лиз ничего не оставалось, как уйти.

– Какое отвращение вызывает у меня эта женщина, – брезгливо сказала Джоанна. – Вечно она подслушивает, подсматривает, как будто у меня есть какие-то секреты от Рэдалфа.

– Полагаю, что дедушка держит эту «достойную» парочку потому, что Бэрд особенно предан ему, – объяснил матери Уилл. – Дед говорит, что преданность – великое дело. Однако мне хотелось бы, чтоб он дал тебе другую служанку.

– Забудь об этой ничтожной шпионке Лиз. Расскажи мне лучше о твоих гостях, – попросила его Джоанна. – Садись, Вильям Криспин. Ты уже завтракал? Вот хлеб, сыр и холодная птица. Роэз, налей себе немного вина.

Обе женщины присели на край постели и стали есть и пить, а Уилл, устроившись на подоконное сиденье, развлекал их описанием красоты Самиры.

– Я был уверен, что повидал красивых женщин, пока воспитывался в замке Болсоувер, – рассказывал Уилл, – но ни одной из них не сравниться с красотой леди Самиры. Волосы ее темны, как ночное небо, глаза серо-зеленые, как лесная чаща в туманное утро. А ее умение вести беседу! Она блестяще образованна и столько всего повидала!.. Она видела страны, которые я только мечтаю посетить. Мама, мне хотелось бы, чтоб ты нарушила свой обет ни с кем не встречаться и позволила Самире прийти к тебе в гости. Или, еще лучше, чтобы ты спустилась в большой зал к трапезе и поговорила с ней. Я так хочу, чтобы ты познакомилась с этой прелестной леди.

– Не могу. – Джоанна вскочила с постели. – Вильям Криспин, не настаивай. Ты же знаешь: я никогда ни с кем не вижусь, кроме тебя, Роэз и твоего деда.

– А еще Бэрда и Лиз, хотя ты их терпеть не можешь, – язвительно заметил Уилл. – И женщиной, которая у тебя убирает.

– Ты не понимаешь, чего от меня требуешь!

– Я понимаю, почему после смерти отца ты уединилась в своей комнате, – ответил Уилл.

– Неужели? – В голосе Джоанны звучала горечь. – Откуда ты можешь знать о моих чувствах за много месяцев до твоего рождения?

– Мама, пришла пора перестать печалиться о моем отце. Ты столького в жизни лишаешься из-за своего добровольного затворничества. Настало время вернуться в мир. Ты же не пленница. Дедушка говорит, что стражник у твоих дверей поставлен по твоей просьбе, чтобы не пускать к тебе людей, которых ты сама не хочешь видеть.

– Роэз, помоги мне! – Джоанна стояла ломая руки, и казалось, вот-вот расплачется. – Скажи ему, что я не вправе покинуть эту комнату.

Уилл, пожалуйста, прекрати мучить мать. – Роэз умоляюще протянула вперед руки, словно пытаясь оградить Джоанну. – Не допрашивай ее. Позволь ей поступать так, как она считает необходимым.

– Но она неправа, – настаивал Уилл. – Ей вовсе не надо оставаться в этой комнате. Я как-то спросил об этом дедушку, и он сказал, что это зависит только от нее. Мама, тебе не надо спускаться в большой зал, если это тебя пугает. Комната леди Самиры как раз под твоей. Боюсь, что сегодня она ее не покинет: телохранители сообщили, что она больна, но ты можешь встретиться с ней у себя.

– Самира больна? – воскликнула Джоанна, стараясь представить себе, что же на самом деле происходит в комнате девушки. – Чем она больна, Роэз? Ты была у нее?

– Небольшая простуда, не стоит особенно беспокоиться, – ответила Роэз, странно посмотрев на Джоанну. – Ее телохранители слишком с ней носятся и настаивают, что Самира не может ехать в такую плохую погоду. По-моему, они перенесли отъезд на завтра.

– Я надеюсь уговорить их остаться, – объявил Вильям Криспин. – Хочу, чтобы леди Самира встретилась еще и с дедушкой.

– Почему? – ужаснулась Джоанна.

– А потому, – сообщил ей сын, – что хочу попросить дедушку устроить мой брак с ней. Я мечтаю жениться на леди Самире.

– О, святые милосердные небеса! – Джоанну захлестнуло предчувствие неизбежной трагедии, и она бессильно опустилась на подоконное сиденье рядом с сыном. – Он никогда этого не допустит.