Патриция Хэган - Любовь и честь

Колт оттолкнул руку Кит.

– Она так и будет здесь лежать и умирать? – закричал он.

Доктор Тэлтон вздохнул и покачал головой. За свою многолетнюю практику ему пришлось наблюдать подобные сцены так часто, что он точно знал, чего можно ожидать от расстроенных родственников больного. Врач тщательно сложил стетоскоп и убрал его в кожаный чехол. Потом жестом попросил Колта выйти с ним из комнаты. Кит последовала за ними.

– Мне очень жаль, мистер Колтрейн, – глубоко вздохнул доктор Тэлтон, – но Китти так слаба, что я не решаюсь ее транспортировать. Более того, в больнице я не смогу сделать больше, чем делаю здесь. Сейчас все сводится к тому, чтобы давать ей лекарства, попытаться сбить температуру, создать необходимый комфорт. Но должен честно признаться: не думаю, что она выкарабкается.

– Вы ошибаетесь! – в отчаянии воскликнул Колт. – Вы не можете сдаваться! Ведь надо что-то сделать для ее спасения!

Кит тревожно наблюдала, как ее отец сделал угрожающий шаг в сторону врача.

– Мне очень жаль, – сказал доктор Тэлтон, – но у нее пневмония, и это плохо. Если бы она поехала в больницу раньше, то, возможно, все было бы по-другому.

Колт оцепенел, не в силах отвести взгляд от лица врача. Кит решила во что бы то ни стало не терять присутствия духа. Китти хотела, чтобы она была сильной. Она вздохнула и спокойно спросила:

– Скажите, доктор, что надо для нее сделать?

– Холодные простыни могли бы сбить жар, – порекомендовал врач. – Кто-то должен оставаться все время рядом с ней. Когда она проснется, то, вероятно, начнет бредить.

– Как долго?.. – заставила себя спросить Кит.

– Не знаю, – признался доктор Тэлтон. – У меня впечатление, что она женщина с сильной волей. Вполне возможно, у нее сохранились силы для борьбы. Я сделал все, что мог. Теперь остается уповать на волю Божью. Если я вам понадоблюсь, я буду дома, – сказал он устало и направился в сторону лестницы.

Кит вернулась в комнату Китти и подвинула к ее кровати кресло. Китти не шевелилась, и зловещие хрипы в ее груди были единственными звуками, нарушающими тишину в затененной комнате.

Кит осторожно притронулась к щеке бабушки, проверяя, есть ли у нее жар. «Боже, – молилась девушка, – помоги ей… и помоги мне… быть сильной».

Она услышала звук открывающейся двери и, обернувшись, увидела отца. Еще никогда он не выглядел таким печальным и покинутым. Он вряд ли заметил присутствие дочери, когда склонился и поцеловал руку Китти.

В комнату вошла Карасиа с кувшином ледяной воды и одеялом, и Кит увлажнила губкой лицо Китти. Она вдруг услышала, что отец начал говорить. Но он обращался не столько к ней, сколько к Китти, говоря о своей глубокой и неизменной любви к ней и своему отцу.

Кит чувствовала себя непрошеным соглядатаем, присутствующим при интимных воспоминаниях Колта, однако она была так зачарована его словами, что у нее не было сил уйти. Она стала истинным свидетелем его прошлой жизни. Ее охватила неистовая любовь к своему отцу, к Китти… Колт наконец умолк, склонил голову и заплакал.

Кит на цыпочках вышла из комнаты.

Джейд чувствовала, что задыхается. Брайан жив!

О Боже, как она перенесет весь этот ужас? Она пыталась себя уговорить, что это не имеет значения: ведь у Брайана нет никаких притязаний на нее. Он женат, у него дочь.

«Но, – думала она с содроганием, – что, если страхи, которые она пыталась все эти годы похоронить в своей душе, окажутся обоснованными? Что, если Брайан на самом деле отец Кит и Тревиса?» Способов узнать это не было, не было оснований и для того, чтобы он мог заподозрить это.

А что делать с Тревисом и Валери? Тревис, возможно, влюбился в собственную сестру! Чтобы не зарыдать в голос, Джейд прикусила губу, у нее кружилась голова.

Дверь тихо открылась. Повернувшись, Джейд оказалась лицом к лицу с Колтом, мрачно разглядывавшим ее. Она знала, что сейчас похожа на безумную. Сделав глубокий вздох и пытаясь вернуть самообладание, Джейд спросила:

– Как Китти?

Муж тяжело опустился в кресло у окна:

– Впадает в забытье, бредит. У нее высокая температура. Принимает меня за папу… – Его голос сорвался, и он закрыл лицо руками.

Джейд от души сочувствовала ему.

– Ужасно, – прошептала она, мгновенно забыв о своих собственных страданиях. Она упала перед Колтом на колени и взяла его руки в свои ладони. – О, Колт, мне так, так жаль…

– Мама думает, что я Тревис… – всхлипывал Колт. – Она сказала: «Тревис, пожалуйста, возьми меня с собой, я не хочу жить здесь без тебя».

Слезы катились из его глаз. Неожиданно он задержался взглядом на Джейд, и будто невидимая рука прошлась по его лицу – печальное выражение сменилось на гнев. Он прищурился и сквозь зубы спросил:

– Ты хочешь говорить о Брайане Стивенсе?

Джейд подошла к окну и стала смотреть вдаль, ничего не видя и сжимая руки, чтобы они не тряслись.

– Я… я не знаю, что сказать. Для меня такое потрясение узнать, что он жив и женат на Лите Тулейн. Он отец девочки, которую любит Тревис.

– С этим должно быть немедленно покончено! Я не хочу, чтобы мой сын связывался с дочерью этого ублюдка!

Джейд облегченно вздохнула. Слава Богу, теперь не нужно объяснять истинную причину своего сопротивления этому браку.

– Ты помнишь, мы договорились никогда не рассказывать Тревису и Кит подробности той ужасной поры. Они никогда не слышали о Брайане Стивенсе, и Тревис не поймет, почему мы так относимся к Валери.

– Да, но сейчас он обязан подчиняться, не задавая вопросов. – Колт подошел к жене и обнял ее. – Стивенс не станет тебя беспокоить. Я клянусь тебе в этом.

Джейд не могла отделаться от охватившего ее ужаса.

– После всех этих лет он жив! Не понимаю, как он смог спастись.

– Это не важно, Джейд. Забудь об этом. Забудь его.

– Я не могу…

– Ты должна, черт побери! – Колт грубо повернул Джейд к себе и впился пальцами в ее плечи. – Я понимаю твое состояние. Но почему ты хранишь все это в памяти? Брайан Стивенс не имеет никакого отношения ни к нам, ни к нашей жизни, даже если и живет в Нью-Йорке. Постараемся, чтобы наши дороги не пересекались, а если это вдруг случится, я дам ему понять, что ему лучше оставить нас в покое. У тебя нет никаких причин так огорчаться. Ты нужна мне, нужна всей семье. А теперь, пожалуйста, возьми себя в руки.

Джейд закрыла глаза и помолилась, прося Господа даровать ей силы. Ей предстоит в одиночку вынести весь несказанный ужас того, что ее давние страхи подтвердились.

– Ты прав, – прошептала она. – Я поступаю глупо. Для меня он мертв, ибо ему нет места в нашем мире. Пора идти к нашим. Я им нужна.

– Кит, просыпайся!

Поняв, что она заснула во время своего ночного бдения у постели Китти, Кит открыла глаза и увидела обеспокоенную Мэрили.

– В чем дело? Что случилось? – спросила она, быстро посмотрев на Китти, и с облегчением вздохнула, увидев, что та все еще спит.

– Он там, – прошептала Мэрили.

Кит потрясла головой:

– Он? О ком ты говоришь?

– Курт Тэннер. Он внизу и спрашивает о тебе.

Непередаваемая радость охватила Кит.

Он ждал в гостиной. Кит торопливо переоделась в шелковое платье и вошла в комнату, освещенную мягким утренним светом, проникающим через длинные узкие окна. Как же он красив! Сегодня Курт оделся просто – кожаное пальто, хлопчатобумажные брюки, грубые ботинки. Его волосы были взъерошены, и Кит еле удержалась, чтобы не отбросить с его лба темные кудри.

Он внимательно смотрел на нее.

Внезапно, подчиняясь какому-то порыву, Кит кинулась через всю комнату в его объятия.

Крепко прижав девушку к своей груди, он прикоснулся губами к ее лбу.

– Надеюсь, я не помешал? Я должен был прийти! Потребовались некоторые усилия, но мне все же удалось выяснить, где остановилась ваша семья. Я хотел узнать, как поживает ваша бабушка… и вы, – добавил он ласково. Кит благодарно улыбнулась ему, взяла его за руку и усадила на стоящий напротив камина диван.

Курт спокойно выслушал все, что она ему рассказала о Китти. Когда она закончила рассказ, приведя мрачный прогноз врача, он пообещал:

– Я сделаю все, что смогу. Сегодня я должен ехать в Нью-Йорк, а неделей позже в Испанию. Но если я нужен, только скажите.

Кит улыбнулась:

– Когда бабушка поправится, то перед тем как куда-нибудь ехать, она должна будет восстановить силы. Поэтому я не знаю, когда вернусь в Нью-Йорк, а тем более в Испанию.

Курт помолчал, а потом заговорил о том, что, вероятно, заботило его больше всего:

– А что будет с Пегасом? Вы, Кит, не можете содержать его долго в конюшне. Подобные лошади нуждаются в открытых пространствах для разминок. Вы погубите его, если будете держать без движения взаперти.

Кит обидело прозвучавшее в его голосе раздражение.

– Его ежедневно выводят на прогулку, – сказала она, оправдываясь.

Курт знал это, равно как и знал о конюшне, где Кит содержит жеребца. Он лично все выяснил. Понимая, что рискует вызвать гнев Кит, Курт предложил:

– Я возьму его с собой в Испанию. У вас здесь и так много забот.

– Нет, – возразила она, высвобождаясь из его объятий.

Курт не хотел спорить, но считал нужным высказать свое мнение:

– Я не могу допустить, чтобы такая лошадь пострадала из-за вашего упрямства. Мы оба понимаем, что вы привезли ее, преодолев такое расстояние, лишь потому, что боялись, будто я предъявлю на него права.

– А разве вы не это пытаетесь сделать сейчас? – Разговор вымотал Кит. – Вы, кажется, забыли, что это моя лошадь, и забота о ней лежит на мне. Не на вас!

– О Кит! – внезапно поднимаясь, тяжело вздохнул Курт. Стоя перед горящим камином, он укоризненно сверху вниз смотрел на девушку. – Почему так всегда получается? Я пришел сюда не для того, чтобы спорить с вами.

– Тогда зачем же вы здесь? – холодно бросила она.

– Я волнуюсь о лошади. Кроме того, по закону она моя. Вы втянули меня в пари, которое должно рассматривать только как шутку, и выставили меня идиотом. Правда, дело даже не в этом. Вы не можете заниматься таким дорогим животным, как Пегас. Знаете, сколько он стоит? Заглянули хоть раз в счет за его покупку?.. Десять тысяч долларов!

Кит встала, всеми силами стараясь не вспылить.

– Вы переписали счет на меня, – коротко напомнила она. – Как вы смеете говорить, что его содержание не мое дело? Кто вы такой, чтобы судить об этом? Я очень хорошо разбираюсь в лошадях, и…

– Я переписал счет на вас сгоряча, – прервал Курт. – Он никогда не был вашим и никогда не будет!

– Зачем же вы тогда делали вид, что Пегас мой? Что вы пытались доказать? – возмутилась Кит.

– Доказать? – с издевкой повторил он. – Подумайте сами, Кит. Честно признайте: вас тянуло ко мне, как меня к вам, а борьба за лошадь только предлог.

– Хотите сказать, что переписали счет только ради того, чтобы… купить меня?

– Точно. – Он самоуверенно улыбнулся. – Я хотел сделать нечто такое, чтобы до вас дошло, что вы хотите меня. – Он грубо привлек ее к себе и страстно поцеловал. – Почему вы, Кит, не можете быть честной хотя бы с самой собой? – прошептал он.

На какое-то мгновение она, потрясенная его дерзостью, лишь молча в упор смотрела на него. Нет, больше выносить это она не в состоянии! Она отступила назад, чтобы дать ему пощечину, но он схватил ее за запястье и завел руку за спину.

– Мерзавец! – закричала она. – Вы никогда не получите меня, никогда не получите эту лошадь! А теперь убирайтесь вон…

Внезапно дверь в гостиную громко хлопнула. Кит повернулась и увидела ворвавшегося в комнату отца.

– Что, черт побери, здесь происходит? – рявкнул он и, заметив, что Курт удерживает Кит, бросился на него, изрыгая ругательства.

Курт немедленно выпустил Кит:

– Извините, мистер Колтрейн. Между нами возникло небольшое недопонимание.

Кит потирала запястья, с трудом сдерживая гнев. Меньше всего она хотела, чтобы отец вмешался в эту историю.

– У нас произошел спор, – разъяснила она. – Ничего серьезного. Мне очень жаль.

– Ты выбрала самое подходящее время! – съехидничал отец. – Твоя бабушка на смертном одре, а ты визжишь, как девица легкого поведения. И вы, Тэннер… – Колт переключил свой гнев на него. – Вы привыкли так обращаться с женщинами?

– Только в тех случаях, когда они собираются дать мне пощечину, – холодно заметил Курт.

– Живо рассказывайте мне, что здесь произошло, – угрожающе сказал Колт, поглядывая то на Курта, то на Кит.

Кит нервно пожала плечами:

– Я сказала: у нас был небольшой спор. Я вышла из себя. Вот и все. Прости.

– Следует ли мне напоминать, что мы гости в доме Бачера и своим поведением ты позоришь нашу семью?

– Все дело в лошади, – сказал устало Курт.