То же самое он сказал и Трипу, и опять Трип повторил, что говорил прежде:

– Не забывайте, Слэш. Вы наш парень. Делайте все, что хотите, мы вас поддержим. На все сто процентов.

Вторая компания, в которую Слэш вложил деньги, занималась продукцией, готовой к употреблению. Ее назвали «хот догс»! И то, чем торговала компания, пользовалось всеамериканским, абсолютно беспрепятственным, всеобщим спросом. Покупатели свою булочку с сосиской могли получить с запеченным сыром, кетчупом, кусочками бекона и просто без ничего, а также купить при этом бутылку кока-колы, пакетик жареного картофеля, и все было хорошего качества, быстро приготовлено, дешево и вкусно. Маленькая сеть киосков возникла сначала в городе Феникс, затем распространилась по всему Юго-Западу и в некоторых городах пользовалась большим успехом, чем «Макдоналдс».

Впервые Слэш узнал об этой компании, когда Диди взяла его с собой в Санта-Фе, где, вдохновленная примером Миллисент Роджерс, наследницы «Стандард Ойл» и законодательницы стиля тридцатых годов, она покупала индейские, серебряные и черепаховые, украшения. Обратив внимание на красно-белые полосатые киоски, где продавались «хот догс», и на множество припаркованных перед ними автомобилей, Слэш почувствовал благоприятную финансовую возможность.

Акции продавались только в провинции, и их подлинная стоимость явно недооценивалась. В конце 1971 года Слэш начал покупать их по шесть, затем по шесть с половиной долларов. Когда у него было семнадцать процентов всего пакета, которым владела фирма, ее основатель, бывший хозяин цирка, побоявшись, что Слэш вытеснит его с президентского места в компании, которую он основал, предложил выкупить акции по девять долларов за штуку. Слэш нажил два с четвертью миллиона, и даже в условиях инфляции такую прибыль нельзя было назвать «взбитыми сливками».

Слэш сделал открытие, что вовсе не обязательно покупать компанию, чтобы получать сверхприбыли. Достаточно сделать вид, что он собирается ее купить. Он был прав, когда говорил, что на Уолл-стрите нет правил игры и все, что требуется от игрока – создавать их по ходу действия. Когда-то его слова считались кощунством. Теперь они казались пророчеством.

– В моде абсолютно все, – сказал Слэш репортеру из журнала «Бэррон», объясняя недавнее изменение в своей инвестиционной стратегии, – и я следую моде, и дело с концом.

– Вы ей следуете или ее создаете? – спросил репортер. В ответ Слэш одарил его сокрушительной, многозначительной, загадочной улыбкой, и репортер озаглавил свое интервью «Диор биржи».

Слэш быстро отвернулся от прибылей, связанных с недвижимым имуществом, и воротил рынка, которые помогали ему наживать деньги в шестидесятые годы, и направил внимание на мелкие, с небольшим оборотом, компании, которых выискивал его тщательно подобранный и фанатически ему преданный штат помощников из восьми человек во главе с Артуром Бозмэном. Слэш стал скупать акции большими партиями, и в страхе, что он возьмет над ними верх, администрация компаний предпочитала выкупать акции у Слэша по более высокой цене, чем он платил за них.

В 1973 году еще три компании, «Электрикс» – производитель домашней машинерии, «Уиллс» – компания по прокату автомобилей и «Малый мир» – туристическое снаряжение, откупились от него таким образом. Все это делалось на строго законных основаниях, и акционеры были ему признательны, что дивиденды повышались и прибыли гарантировались. Казалось, Слэш нашел неистощимый золотой источник, и Трип теперь считал, что это он открыл Слэша и является его главной опорой.

– Мы всегда с тобой, – говорил он, обнимая его за талию и осведомляясь, не желает ли он стать кандидатом в члены клуба «Никербокер».

– Знаю, – отвечал, смеясь, Слэш и вступил в клуб, а Трип уже в десятый раз повторил:

– Мы с тобой на все сто процентов.

– Я уже не просто делаю деньги, – сказал Слэш Диди, и в голосе его звучали и самодовольство и радость от сознания своего могущества. – Я создаю будущее. Я создаю его для Расса. И для Клэр тоже.

Слэш, выросший в сиротском приюте, теперь начал мыслить как основатель династии. Он делал деньги – для Расса и Клэр. Он поддерживал знакомство с нужными людьми – для Расса и Клэр. Он превращался из аутсайдера в нужного человека – для Расса и Клэр. Человек, который некогда думал только о настоящем, теперь влюбился в будущее.

– «Вчера» – это путы на ногах, – говорил он Диди. «Сегодня» – представляет интерес, но я живу для Будущего.

Завтра, знала Диди, должно было воплотить в действительность его мечты о будущем детей, и особенно Расса, который станет его наследником, партнером, продолжателем, его защитником от козней судьбы.

Слэшу не только предлагали членство в клубе. Благодаря стараниям Диди он теперь выглядел и действовал так, словно имел на это членство прирожденное право. Благодаря Диди Слэш утратил вид вечно беспокойного, чующего подвох, готового на все голодного чужака.

Благодаря Диди его дешевые, купленные на распродаже на Нижней Пятой авеню костюмы уступили место вручную изготовленным дорогим изделиям элегантного портного с Пятьдесят седьмой улицы. Благодаря Диди его рубашки выписывались из Лондона, а обувь из Милана. Даже Эмили Пост, блюстительница этикета, теперь благодаря Диди одобрила бы его манеры за столом. Он мог с апломбом прочитать меню во французском ресторане или программу благотворительного гала-концерта. Его все еще недостаточно отшлифованная грубоватая речь, типичная для ньюйоркца, только усиливала его обаяние.

– Не вздумай тут ничего улучшать, – предупредила его Диди, когда он стал подумывать, а не пойти ли ему к специалисту, ставящему правильное произношение, но одно дело выглядеть как все, и совсем другое – говорить как все.

И Диди, с ее удивительно тонким чутьем стиля и соответствия положению, была совершенно права. Она инстинктивно понимала разницу между обыкновенным совершенством и обаятельной недостаточностью.

В начале 1974 года, в ознаменование десятой годовщины их брака, Слэш купил три верхних этажа в доме 735 на Парк-авеню. Апартаменты, первоначально выстроенные для королевы косметического бизнеса сороковых годов, состояли из тридцати комнат, включая специальную комнату для столового серебра, полностью оснащенный гимнастический зал и зал для танцев. Но что самое главное – они были двумя этажами выше и на один этаж больше, чем двойное помещение, которое занимали Люстер с Эдвиной, Рассел и Джойс.

– Имеет вид, – сказала Нина, после того как Слэш провел ее по всей квартире, продемонстрировав ее достоинства. Она и Марио все еще жили в неказистой квартирке в Челси. Нина охотно бы тратила свои деньги на домашнее устройство, но взрывной итальянский темперамент Марио не позволял ему брать деньги у женщины, тем более что он жил в ожидании роли, которая его прославит. Нина, обитая в доме без лифта, ежедневно вынужденная одолевать лестницу и сражаться с гордым, но неверным артистом, даже и не пыталась скрыть зависть, снова задавая себе вопрос: почему же Диди достаются только земные блага и жизненные удачи?

– Не так плохо для сироты из приюта святого Игнатия, – сказал Слэш. Он старался говорить небрежным тоном, но не мог скрыть чувство обуревавшей его гордости при виде своего великолепного приобретения. Эта гордость питалась такой жаждой денег, таким неукротимым честолюбием, что Нина, стоя с ним рядом на двадцатом этаже здания, с которого открывался великолепный вид на Манхэттен, была почти что наэлектризована их силой.

– А это символично, то, что ваша квартира расположена выше, чем лютеровская? – спросила она.

– У вас по-прежнему на первом месте подсознание? – поддразнил ее Слэш. Его серые глаза улыбались, но цвет их напомнил Нине о чистейшей стали, острой, закаленной и, конечно, чуточку опасной. Он, подумала Нина, один из самых магнетически притягательных мужчин, с которыми она была знакома, и она также не могла не думать, как этот напор и энергия проявляют себя в постели.

– Нет, вы отвечайте на вопрос, – настаивала Нина.

– Ну, скажем так, – ответил Слэш, подходя к окну, и, взглянув вниз на город, в буквальном смысле слова вобрал его в единый взгляд, – я этого не отрицаю.

Далены, подобно англичанам, не любили иметь дело с эмоциями. Чувство они выражали через церемониал, а любовь с помощью денег.

Кончался 1974 год, и в день своего восьмидесятилетия, во время торжественного приема, Лютер, все еще по-военному прямой, с еще густыми белоснежными волосами и щеточкой усов, отвел Рассела в сторону и возвестил, что, хотя он не планирует умирать в ближайшем будущем, он тем не менее переговорил с Ван Тайсоном о своем завещании и дал распоряжения по недвижимому имуществу. Как все богатые люди, Лютер боялся налогов на наследство. Делая ценные прижизненные пожертвования, можно было, конечно, избежать тяжелого налогового кровопускания и сохранить даленовский капитал для будущих поколений.

– Всю жизнь я работал, чтобы создать достояние фирмы, – сказал он Расселу, – и не хочу, чтобы золотоискатели из Налогового управления покончили с ним после того, как я отдам концы.

С этим заявлением он вручил Расселу сертификаты на пятьдесят процентов акций всего портфеля фирмы «Ланком и Дален». Так даленовская половина капитала была переведена на имя Рассела. Без всяких проволочек, трастовых условий, замысловатых правовых закорючек, без всяких «если», «и» и «но». Одна половина всего достояния фирмы принадлежала теперь Расселу.

– Все теперь твое, – сказал старик своим по-прежнему молодым, звучным голосом и улыбнулся. – И, надеюсь, ради Бога нашего Иисуса Христа, ты не уволишь меня сию же минуту.

– Не уволю, если ты по-прежнему будешь приходить на работу вовремя, – ответил Рассел, удержавшись от улыбки и самым строгим тоном, – и перестанешь красть вырезки из газет.

Лютер опять улыбнулся, и на том церемония окончилась. Лютеру исполнилось восемьдесят. Расселу было пятьдесят семь. Обмен шутливыми репликами свидетельствовал больше, чем что-либо иное, что отец и сын все-таки любят друг друга.

Прямая передача даленовских акций от одного поколения следующему была также завершающим штрихом, символизирующим окончательное принятие Слэша в лоно семьи. Давние угрозы Лютера лишить Диди наследства были, таким образом, совершенно преданы забвению. Прежние намерения Лютера сделать наследство Диди абсолютно для нее недоступным тоже были забыты. После смери Рассела, давал понять Лютер, весь даленовский портфель акций унаследует Диди, и Слэш сумеет о нем позаботиться. А на смену Слэшу придет Расс.

– И всегда будет даленовский наследник в фирме «Ланком и Дален», – сказал Лютер Слэшу, улыбаясь, что случалось с ним не часто.

– Даже если он будет носить фамилию Стайнер, – ответил Слэш, отвечая на его улыбку своей патентованной, фирменной, со знаком «копирайт» насмешливой улыбкой.

Слэш прекрасно понимал, что означает эта передача портфеля. Она означала, что Лютер наконец считает Слэша одним из семьи. Это означало, что все сомнения погребены и что больше никого не надо соблазнять. Теперь Далены признали Слэша своим. И даже Ланкомы, по-видимому, против этого не возражали.

VI. ПРИКОСНОВЕНИЕ МИДАСА

В конце 1974 года, склочного года Уотергейта, года партийных распрей и огромных нефтяных прибылей, Младший Ланком официально предложил Слэшу полноправный партнерский статус в фирме «Ланком и Дален». Слэш, которому недавно исполнилось тридцать, был самый молодой из тех, кого удостаивали такой чести. К изумлению Младшего, Слэш предложение отверг.

– Я чужак, – сказал он потрясенному Младшему. – И я хочу следовать своим путем.

– Но чего же вы тогда хотите? – спросил Младший. Он знал, что Слэша осыпают самыми заманчивыми предложениями на всем протяжении Уолл-стрита. С бизнесом, за исключением нефтяного, дела обстояли скверно. Индекс Доу крутился вокруг отметки 660, инфляция вздувала цены, и мировая экономика в своем поступательном движении сбавила скорость чуть ли не до нуля. Слэш, с его рискованной биржевой стратегией и захватывающими дух прибылями, преуспевал, однако, больше, чем когда-либо, и Младший желал его совсем осчастливить. Он хотел удержать его в фирме «Ланком и Дален» и готов был предоставить ему почти все, что тот пожелает, в том числе и партнерство, только бы он остался. Но Слэш отверг предложение. И Трип тоже терялся в догадках, что у Слэша на уме: чего этот ловкий ублюдок желает? Ключи от врат царства?

– Я не хочу погрязнуть в будничной суете, – объяснил Слэш, развивая свои планы на будущее. Он желал сконцентрировать время и всю энергию на крупных сделках. Он хотел отказаться вести дела клиентов. Он хотел передать Партнерский Портфель в ведение Инвестиционного комитета. – Я хочу идти туда, куда зовет меня мой нос.

– Но если таково ваше желание, то пожалуйста, – сказал Младший с облегчением: требования Слэша оказались очень скромными. – Только помните, что мы вас поддерживаем всецело, – прибавил Младший, предвкушая будущие прибыли, которые и дальше, очевидно, станут изливаться щедрым потоком. – Не забывайте об этом и не тушуйтесь. – Точно так же, как Далены, в конце концов, приняли Слэша, так и Ланкомы теперь его признали вполне. Его жалованье, премии и поощрения были те же, что у Трипа, его деловой кабинет, рядом с лютеровским, был того же размера, что и триповский, расположенный рядом с кабинетом Младшего. Наблюдательные люди с Уолл-стрита начинали подумывать: а не слишком ли фирма «Ланком и Дален» мала для двух таких дельцов, как Трип и Слэш. Конферансье в «Соломон Бразерс» стали предпочитать польским и итальянским байкам всякие забавные штучки насчет сына-наследника и зятя-примака.