Рут Харрис - Любовь и деньги

Видимо, это и был виновник пожара. Огонь распространялся так быстро, что им всем грозила опасность. Выражение лица юноши в одинаковой мере поразило и испугало Лапу и Рассела, вдруг почувствовавших страх за свою жизнь.

Лана высвободилась из объятий отца, чтобы пойти в ванную комнату. Рассел, оставшись один на один с этим юношей с недобрым лицом, быстро спросил:

– Кто вы? – Рука почему-то заученно потянулась к галстуку, чтобы поправить его.

– Я тоже мог бы задать вам этот вопрос, – вызывающе ответил юноша. Он видел Лану в объятиях Рассела, заметил и то, с каким растерянным видом Рассел поправлял свой галстук, и решил, что не иначе как помешал любовной сцене. Поэтому он нагло и с вызовом смотрел в лицо Расселу, довольный, что застал этого богатого сукина сына на месте преступления и теперь вполне может воспользоваться этим.

– Лана! – не поворачиваясь, окликнул Рассел девушку, чувствуя, что она не ушла в ванную, а так и осталась стоять за его спиной. – Поторопись!

Лана быстро скрылась в ванной комнате. Только теперь Слэш Стайнер сообразил, что видит перед собой человека, который выбросил его отца на улицу.

Через несколько минут Рассел и Лана стояли на тротуаре, не веря, что выбрались целыми и невредимыми из пылавшего дома. Правда, чемодан Ланы остался там и, видимо, сгорел со всем, что в нем было. Рассел подозвал проезжавшее такси и посадил в него Лану.

– Завтра мы позавтракаем вместе. Ровно в час дня, хорошо? – сказал он, захлопывая дверцу. – В ресторане твоего отеля, – и обратившись к шоферу такси, распорядился: – Отвезите молодую леди в отель «Рузвельт». – Он протянул шоферу деньги, не слушая доводов того, что он уже закончил работу. Потом в окно он протянул Лане банкноту. Сто долларов одной купюрой она видела впервые.

– Это тебе на то, чтобы оплатить комнату в отеле и на прочие мелкие расходы, – объяснил он Лане. – Завтра мы начнем знакомиться друг с другом. После завтрака пойдем по магазинам, возместим тебе все потери – чемодан и все, что в нем было. Я постараюсь, чтобы ты не осталась в убытке.

После этого Рассел Дален вернулся в дом, который тридцать лет назад купил его отец и который теперь стоял объятый пламенем. Этот дом был его наследством и ответственностью, тем бременем, которое он должен нести.

В эту ночь Лана не сомкнула глаз. Слишком много впечатлений принес ей этот день. Встреча с отцом, пожар и опасность, которой им удалось избежать, обещания отца загладить свою вину перед ней, сотенная бумажка, которую он так просто и небрежно сунул ей в окно такси. К этому еще следовало добавить: воспоминания о встрече с преступником, поджегшим фирму отца, и тот испуг, который она испытала, увидев его лицо, и странное чувство от пребывания в этом роскошном номере, видимо, очень дорогого отеля.

Лана беспокойно ворочалась на постели, то и дело вскакивала и снова ложилась. Она пробовала сидеть в мягких креслах, открывала ящички изящного столика, приняла ванну, в условиях такой роскоши, о которой и мечтать не могла. Все это время, не спеша и перебирая в деталях все, что произошло в этот день, она пыталась все понять, извлечь уроки и сделать выводы.

Завтра ей предстоит задать тысячу вопросов своему отцу. Неужели он действительно не хотел, чтобы она родилась? Любил ли он ее мать? Почему оказался в Уилкоме именно в тот день, когда она родилась? Женат ли он, есть ли у него дети? Нет ли у нее брата или сестры, о которых она не знает?

Лана не могла дождаться утра, чтобы начать задавать ему все эти вопросы. Хотя Рассел Дален ей отец, но вместе с тем он ей совершенно чужой. Она хотела знать о нем все, познакомиться поближе, а потом, возможно, даже полюбить и заставить его полюбить ее тоже. С его помощью Лана хотела стать такой, какой могла бы стать если бы судьба не обошлась с ней так несправедливо. А стать такой, какой она хотела, означало иметь отца, доброго и любящего, богатого и знатного, и тогда, само собой, она тоже будет богатой и счастливой.

Лана покинула отель рано утром. Она решила до встречи с отцом познакомиться с Нью-Йорком. Богатые витрины на Пятой авеню, красивые особняки на Парк-авеню, оживленное движение, запруженные толпой тротуары на Мэдисон-сквер, хорошо одетые мужчины и элегантные деловые женщины – все это напоминало ей кадры из голливудских фильмов. Жизненная сила и энергия этого огромного города притягивали, как магнит. Лана уже размечталась, что когда-нибудь станет частью этой кипучей жизни. Но более всего ее интересовали и вызывали восторг и удивление витрины самых известных парикмахерских и косметических салонов, о которых она уже знала из таких шикарных и дорогих журналов, как «Вог» и «Харперс базар».

Она подолгу изучала их витрины, а сквозь них и интерьер, стараясь все запомнить – парикмахерский зал, униформу мастеров, их обращение с клиентами, и, разумеется, не оставляла без внимания прически покидавших салон дам. Так, она весьма долго простояла перед витриной салона Кеннета – он был знаменит, ибо причесывал саму Жаклин Кеннеди, затем порядком задержалась у витрины салона Елены Рубинштейн на Пятой авеню, где работал всем известный Мишель Казан. Пока она разглядывала витрину Элизабет Арден, из подъехавшего лимузина вышла дама, и швейцар широко распахнул перед ней знаменитую «красную дверь» салона красоты Элизабет Арден. В короткие мгновения, пока дверь была открыта, Лана успела увидеть ослепительно белые мраморные стены вестибюля и блеск хрустальных люстр под потолком. Само право войти в эту дверь делало женщину избранной.

Когда-нибудь и у нее будет такой салон, заветное место, обладающее чудотворной силой перевоплощать женщину, вселять в нее уверенность и осознание собственной значимости.

Посмотрев на часы, Лана поспешила в отель, где ей предстояла встреча, от которой будет зависеть теперь все ее будущее.

Войдя в зал ресторана, она, окинув его пристальным взглядом, с разочарованием убедилась, что Далена еще нет. Она сверила свои часы с большими часами над столиком метрдотеля – ее часы показывали верное время. Когда к ней подошел официант, чтобы предложить столик, она ответила, что еще подождет.

– У меня встреча, – гордо сказала она, ибо в этот момент гордилась всем – и тем, что у нее есть отец, которого не надо стыдиться и который любит ее.

В пять минут второго Лана утешила себя тем, что решила: он попал в пробку. Когда же прошло еще пять минут, она забеспокоилась, там ли она его ждет. Возможно, в этом ресторане есть и другой зал. Справившись у официанта, она узнала, что есть всего лишь кафе. Однако и там Рассела Далена не оказалось.

В четверть второго, испытывая неприятное чувство досады и разочарования, она уже не искала отцу оправданий за опоздание. В голову закралась мысль, что он попросту передумал и уже не придет. По выражению его лица, по тону, каким он с ней разговаривал, она уже вчера поняла, что он ужасно разочарован ею. Но что же могло разочаровать его? Прическа, платье, дешевый чемодан, с которым она притащилась к нему? Очевидно, весь ее вид, ибо тогда она не успела произнести ни слова. Господи, ведь он совсем ничего не знает о ней, ничегошеньки! Значит, он судил о ней только по одежке.

Но Лане стало стыдно, что она подозревает отца в таком дурацком снобизме. Или, может, он просто забыл, что пригласил ее в ресторан в час дня на ленч? Неужели это свидание, такое важное для нее, ровным счетом ничего не значит для него?

Неужели она совсем не понравилась ему? И Лана чуть не расплакалась.

* * *

Стоя у стола метрдотеля и все больше чувствуя смущение и нелепость своего пребывания здесь, Лана жестоко судила себя за поспешность выводов. Она еле сдерживала слезы. Нет, Рассел не мог забыть о ней.

Разве он не обещал восполнить лишения ее тяжелого детства? Сам предложил ей позавтракать с ним, а потом пойти в магазины и купить ей новый чемодан и одежду? Он обещал это вполне искренне, он не кривил душой.

Как она ни уговаривала себя, ей становилось все обиднее и казалось, что все взоры обращены на нее. Все знают, что ее обманули. Лана распрямила плечи и быстрым шагом, словно вспомнила о каком-то неотложном деле, покинула зал. Через кафе она прошла в вестибюль отеля, но Рассела Далена и там не было.

В двадцать пять минут второго, все еще не теряя надежды, она справилась у портье, нет ли для нее записки. Ответ был отрицательным.

В половине второго Лана решилась наконец позвонить в контору. На коммутаторе телефонистка ответила, что в связи с пожаром все закрыто. Позвонив отцу домой на Парк-авеню, номер 999, она услышала от горничной, что мистер Дален в конторе. На вопрос, что ему передать, Лана поспешно ответила, что ничего передавать не нужно, и повесила трубку. После этого она снова вернулась в зал ресторана, чтобы опять справиться у метрдотеля, не спрашивал ли ее кто-нибудь, пока она отсутствовала.

– Нет, – ответил метрдотель, сочувственно глядя на нее.

Все понятно, подумала Лана. Он обманул меня.

И все же она на что-то надеялась и поэтому спустилась в холл, чтобы спросить у портье, нет ли для нее какого-либо сообщения.

Тот, перебрав бумаги на конторке и заглянув в ящик ее номера, недовольно проворчал, что она уже справлялась минут десять назад.

– Нет ничего для вас, мисс, – сердито добавил он.

– Вы уверены? – просительно пролепетала Лана, испугавшись, что она рассердила его и он нарочно сказал ей неправду.

– Уверен, – уже огрызнулся крайне невзрачный на вид человечек, но, как всякий мелкий клерк при исполнении обязанностей, он был преисполнен сознания собственной значимости. – Я уже сказал вам, для вас ничего нет.

– Будьте добры, проверьте еще раз, – справившись с собой, более решительно попросила Лана, проявив недюжинную храбрость в этой ситуации.

– Я уже сказал вам, мисс, ничего нет. Вы английский язык понимаете? – съязвил разгневанный портье и повернулся к ней спиной.

Расплачиваясь отцовскими деньгами за комнату и покидая отель «Рузвельт», Лана вся дрожала от негодования. Вначале она решила явиться на Парк-авеню, номер 999 и дождаться там отца, а затем разоблачить его перед всем его семейством. Потом передумав, она решила зайти в контору и проделать это в присутствии его подчиненных. В ее мозгу даже мелькнула мысль напустить на него адвоката и через суд заставить его признать отцовство и потребовать материального обеспечения. Однако все, что рождала ее разгоряченная фантазия, тут же разбивалось о горькую реальность. Что бы он ей ни говорил и ни обещал, ясно одно – он не хочет иметь с ней дела.

Лана вдруг испугалась, что, если пойдет к нему домой, он не только скажет, что не знает ее, но, чего доброго, вызовет полицию, чтобы выставить ее из дома. А в контору к нему ее попросту не пропустят. Что касается адвоката, то она ни одного не знала, да и денег у нее нет, чтобы оплатить его услуги.

Снова вспомнив, как ее встретил Рассел Дален, выражение его лица и тон, которым он с ней разговаривал, она, еще раз обдумав все, решила, что навязываться ему не будет. Она достаточно натерпелась унижений от отчима, чтобы еще терпеть их от родного отца, даже если это сам Рассел Дален.

Как глупа она была, пытаясь переделать ту часть истории, в которой ей не было места, где она не была действующим лицом. Она должна поступить по-мудрому, по-взрослому, как поступила ее мать. Она оставит прошлое в покое, запрячет подальше и даже запрет его на замок.

Рассел Дален – трус, решила она, испугавшийся встречи с собственной дочерью, о которой не пожелал ничего знать целых шестнадцать лет. К тому же он сноб, судящий о людях по одежде. Шестнадцать лет назад он предал мать в ту минуту, когда она в нем более всего нуждалась, а теперь испугался ответственности перёд дочерью. Он не стоит ее ненависти, твердо решила Лана с чувством полного презрения к отцу. Он ничуть не лучше Уилла Бэнтри, несмотря на свои красивые костюмы и кучу денег.

Покидая отель «Рузвельт», Лана дала себе слово когда-нибудь сюда вернуться, но уже в ином качестве. Когда-нибудь она станет частью этого города, чья энергия и магнетическая сила так влекли ее к себе. Наступит день, когда ее имя станет известным и отец сам захочет с ней встретиться. Он придет к ней, но она захлопнет перед ним дверь. Когда-нибудь он тоже будет в ней нуждаться, но она поступит с ним так, как теперь он поступил с ней. Пусть узнает, что значит быть униженной, никому не нужной, отвергнутой и нелюбимой.

Купив билет на автобус дальнего следования, Лана ехала в Уорчестер, туда, куда сразу же должна была поехать, если бы не завернула в Нью-Йорк. Теперь она никто, с горечью думала она, женщина, у которой ничего нет. Из Нью-Йорка она уезжала еще беднее, чем приехала сюда. Чемодан и все, что у нее было из вещей и одежды, сгорело в пожаре. Она осталась лишь в том, что на ней, и с пустым кошельком в кармане. В одночасье она лишилась того малого, что имела, и в придачу еще надежд на отцовскую заботу и любовь.