Рут Харрис - Любовь и деньги

– Во всяком случае, я не уничтожаю частную собственность, – ответил Рассел, игнорируя наглое замечание Слэша и вновь обретая чувство собственного достоинства. – Предлагаю вам удалиться. Немедленно.

– А вы сообщите куда надо? – спросил Пит с вызовом, однако довольно неуверенно.

Рассел помолчал, прикидывая возможные рискованные последствия, если он вызовет полицию, – например, огласку в газетах, которая неминуемо последует за этим. Ланкомы забросают его множеством нежелательных вопросов насчет того, что Рассел делал в офисе в столь поздний час. Рассердится и что-нибудь заподозрит Джойс. Лютер будет лютовать и требовать ответа, почему он не выбросил наглецов, прежде чем они нанесли ущерб имуществу фирмы. А между тем запах дыма все усиливался.

– Нет, черт возьми, он не вызовет, – ответил за него Слэш, понявший, что Рассел колеблется, чувствуя себя виноватым. – Он тоже обалдел вроде нас. А теперь надо убираться отсюда.

Слэш и Пит припустились бегом по коридорам и лестнице, ведущей на первый этаж, а огонь в задних помещениях здания разгорался все больше, и Рассел Дален с девушкой, прижав к лицу мокрые полотенца, бежали за юношами вслед по занявшимся огнем коридорам. Как вдруг ящик с горящими документами упал прямо на ногу Питу, отрезав путь из горящего коридора Расселу Далену и девушке. Пламя уже было у них за спиной. А тяжелый горящий ящик загораживал выход.

– Слэш, – завопил Пит, безрезультатно стараясь сбить пламя голыми руками. Рассел и девушка, кашляя и задыхаясь от дыма, старались помочь Слэшу, который приподнял ящик с ноги Пита, что и освободило узкий проход для Рассела и девушки.

– Бегом, – скомандовал им Слэш, – бегите. – Он толкал Рассела и девушку в этот узкий проход, а стены уже горели. Рассел помедлил в нерешительности, затем схватил девушку за руку и побежал к выходу на первом этаже. Девушка оглянулась. Пламя бушевало около молодых людей.

– Они погибнут! – закричала она. Ее рыжие волосы растрепались и торчали во все стороны, на щеке виднелось пятно сажи. И она бросилась обратно к юноше, попавшему в ловушку, и его приятелю, думая, что поможет дальше отодвинуть горящий ящик.

– Прочь! – закричал на нее Слэш. – Убирайся!

– Прочь отсюда! – повторил Рассел. Он опять схватил девушку за руку и потащил за собой. – Бежим, Лана. Ничего не поделаешь… – Но Слэш не терял ни секунды. Сбросив пиджак, он стал сбивать пламя, все еще угрожавшее Питу, и последним, невероятным усилием, напрягшись во всю мочь, отодвинул ящик еще дальше и почти что на руках выволок Пита из горящего здания па тротуар. Рассел и девушка уже сели в такси. Слэш смотрел, как желтый автомобиль повернул налево, когда на светофоре переменился огонек.

«Лана, – подумал Слэш. – Замечательное имя для такой сногсшибательной девушки».

– Ненавижу этих богатых развратных гадов, – сказал Пит в следующую же минуту, как они оказались в безопасности. С запоздалой реакцией на роковую опасность, которой едва удалось избежать, дрожащими пальцами он зажег сигарету, несмотря на то что знал, как ненавидит Слэш, когда курят. Слэш презирал курение как слабость. – Всех бы их поубивал, – сказал Пит.

– Нет, я бы не стал, – ответил, наконец, Слэш, чья слепая ярость утихла по мере того, как начинал работать мозг. Великолепие и роскошь здания и окутывающая его дымка могущества произвели на него неизгладимое впечатление. Его честолюбивые надежды, подогреваемые огромной энергией и умом, до этого не имевшими точки приложения, в этот вечер сошлись в одном желании.

Слэшу всегда хотелось стать богачом. Но что это означало – богач? Ведь Джи Пи Морган был уже фигурой, ушедшей в прошлое, в историю. Она не имела для Слэша реального значения. Он хотел быть богаче – кого? В чем это должно выражаться, в каких цифрах? И вдруг Слэш понял: он хочет стать богаче, чем Рассел Дален, он хочет, чтобы его имя, Слэша Стайнера, было высечено на фасаде здания, которое одновременно напоминало крепость и храм.

Слэш все еще смотрел вслед такси, пока не скрылись хвостовые огни, и затем повернулся к Питу:

– Зачем безумствовать и злиться, когда можно стать с ними наравне?

Пока Слэш размышлял насчет денег, власти и мести, Пит думал о девушке, которую видел в кабинете. Интересно, кто она и чем занималась с Расселом Даленом, который при всем своем богатстве ей в отцы годится?

– Ты же прекрасно знаешь, чем она могла с ним заниматься, – презрительно заметил Слэш. – Надеюсь лишь, что она здорово заставила его попотеть.

Он не сказал о том, что тоже заметил девушку, с какими-то необыкновенными, косо поставленными глазами и блестящими иссиня-черными волосами, чья фотография в серебряной рамке стояла на полке за столом Рассела Далена. Она казалась такой богатой и отчужденной, царственной и недоступной. Это, конечно, была девушка из другого мира, чем та, которую он только что видел рядом с Расселом Даленом.

Пока пожарные машины, оглушительно воя, стремглав подъезжали к горящему зданию, Слэш все продолжал думать и думать о девушке на фотографии. И прикидывал, что надо сделать, чтобы ее добиться.

В понедельник Слэш позвонил Расселу Далену.

– Вы меня не знаете, не знаете как меня зовут, – сказал он представляясь, – но в пятницу вечером я спас вам жизнь. И Лане тоже. И нам есть о чем поговорить.

– Но она не то, что вы думаете, – сказал Рассел, игнорируя подтекст, который молодой человек вкладывал в свои слова. Он догадывался о том, что последует, и хотел предотвратить откровенный шантаж. – И хочу вам напомнить, что это не я поджег здание. Тем не менее я хотел бы вас отблагодарить. Вы заслужили награду.

– Меня ваша награда не интересует, – заявил Слэш, – я желаю, чтобы вы опять приняли моего отца на работу.

– А кто ваш отец? – спросил очень удивленный Рассел.

– Ричард Стайнер, – сказал Слэш. – Имя Расселу было знакомо, но вспомнить человека, кому оно принадлежало, Рассел не смог. – Он работал в бухгалтерии. Пока Трип Ланком его не рассчитал. По вашему приказанию.

– Я займусь этим, – пообещал Рассел, осторожно и неуверенно. Он был благодарен за спасение, но опасался, что его каким-нибудь образом загонят в ловушку. Рассел действительно отдал приказ сократить расходы, но ему совершенно было неизвестно, кто именно будет сокращен. Все дела со штатом служащих решал Трип. Рассел запросил послужное дело Ричарда Стайнера, нашел его трудовую репутацию безупречной и сказал Трипу, что в своем приказе о сокращении штата, в связи с перерасходом заработной платы, он делает одно исключение.

– Ричард Стайнер был ценным работником. Он работал на фирму почти двадцать лет. Нельзя ли его вернуть? – спросил Рассел Трипа. В фирме «Ланком и Дален» было принято никогда не давать прямых указаний. Стиль, господствующий в фирме, всегда был сослагательного наклонения. Приказ Рассела был подан в форме предложения, но Трип ни минуты не сомневался, что это приказ.

– Как вам угодно, – ответил Трип, уязвленный тем, что его решение отменил партнер отца по фирме, – постольку поскольку я сам не должен буду этим заниматься. Не хочу терять авторитет и выглядеть непоследовательным в глазах подчиненных.

Рассел Дален лично позвонил Слэшу, но только после того, как проверил все ведомости, которые вел Ричард Стайнер и навел самые тщательные справки о шустром и нервном сыне Ричарда Стайнера. Он позвонил в Аделфи относительно характеристики Слэша и очень подробно расспросил о нем его хозяина в Меррил Линч. Характеристика из колледжа свидетельствовала, что у Слэша по всем предметам высшие оценки. А его прежний босс сказал, что Слэш Стайнер самый умный подросток из всех, которые когда-либо подрабатывали в его офисе. Его активность не знает преград.

– Ваш отец опять будет принят на работу. И вы тоже можете работать на нас, – сказал ему Рассел. – И конечно, мы рассчитываем на ваше умение хранить тайну.

– Но это плата за молчание, а не деловое предложение, – ответил Слэш.

– Тогда считайте, что я приглашаю вас на работу, – сказал в восхищении Рассел. У Слэша Стайнера была та самая напористость, которой сам он не обладал.

– Сколько вы платите?

– Семь тысяч. – Это было на две тысячи больше обычного жалованья новичка.

– Пусть будет семь тысяч пятьсот, и я подумаю о вашем предложении, – ответил Слэш.

Сначала молодой человек, которого Рассел Дален нанял за первоначальное жалованье в семь тысяч пятьсот годовых, ничем особенно не отличался от прочих молодых людей в этот последний год эры Эйзенхауэра. Он носил нарочито бесформенный серый костюм, белую рубашку сетчатого плетения, застегнутую на все пуговицы, и репсовый галстук в скромную темную полоску. Ботинки его всегда блестели, волосы были аккуратно причесаны, и он только что получил свидетельство бакалавра экономических наук.

Его представления о любви, как и у прочих американцев в годы, предшествовавшие появлению противозачаточных пилюль, были сформированы фильмами с участием Дорис Дэй и Элизабет Тейлор, песнями, которые рифмовали «розы» и «грозы» и утверждали, что любовь и брак всегда следуют вместе, как лошадь и повозка. Его представления о деньгах были тоже общепринятыми, а именно, что настоящие большие деньги наследуются, а не зарабатываются, что они – принадлежность старых, а не молодых и что с таким трудом заработанные деньги требуют бережного к себе отношения, их нужно вкладывать очень осмотрительно и всегда иметь некоторую сумму, отложенную на черный день, который обязательно когда-нибудь настанет.

В 1960 году, когда от человека требовалось, чтобы он всегда и во всем соответствовал предъявляемым требованиям, Слэш очень хорошо умел соответствовать.

Единственное, что отличало его от прочих – у него был белый спортивный автомобиль, и еще за ним замечали, что он всегда парковался, не имея талона об уплате за стоянку.

Он ни в коей мере не отказался от своих мечтаний стать богатым, но как этого добиться в существующих обстоятельствах, определяемых его происхождением и духом времени, на этот вопрос у него еще не было ответа.

Фирма «Ланком и Дален» была не самой большой и не самой старой на Уолл-стрите. Однако она считала себя одной из лучших. Фирма «Ланком и Дален» гордилась тем, что она платежеспособна, устойчива и престижна. Фирма «Ланком и Дален» не искала клиентов. Клиенты сами искали сотрудничества с «Ланком и Дален», любили повторять старшие партнеры фирмы, потому что их фирма имеет дело не просто с деньгами, но с деньгами честными. Старыми деньгами, деньгами, достойными уважения, стабильными и безупречными. Деньгами, что сопутствовали порядочным именам, адресам и профессиям. Деньгами, которые были обеспечены традицией и надежностью. Деньгами, которые не знали выражения: «Я сожалею, но…» Портреты двух основателей фирмы и восьми ее действующих партнеров украшали обитые деревянными панелями коридоры. И конечно, среди них не было ни одного женского портрета. Все эти замечательные люди курили кубинские сигары марки «Чивас регаль» и одевались у тех портных с лондонской Сэвил Роу, у которых одевались их отцы. Каждый партнер был образцом надежности, осторожности и трезвости. И у всех был такой важный вид, словно им по сто десять лет.

– Ни одного бунтовщика, – любил повторять Ланком Младший и всегда гордился этим обстоятельством.

Офисы были под стать партнерам: благоприличные, солидные, меблированные с чувством собственного достоинства. Перестроенные и заново обставленные после пожара, офисы выглядели так, как в первый день творения: словно они существовали вечно, молчаливые, в деревянных панелях, источающие запах само собой разумеющейся высоты положения и престижности. Паркетные полы были покрыты восточными коврами, на столах стояли лампы с зелеными абажурами, и в соответствии с единогласным решением, принятым администрацией, телефоны могли быть только черного цвета. В столовой, где обедали партнеры, мебель была красного дерева и стулья марки «Хепплуайт», на столах лежали полотняные скатерти с Мадейры, всегда красовались свежие цветы. Здесь пользовались английским серебром и китайским костяным фарфором. И никогда не подавались спиртные напитки, к изумлению и унынию шеф-повара, бургундца, выписанного прямо из ресторана «Шамбор». Лютер Дален и Хэмилтон Ланком уделяли большое внимание тому, чтобы всюду царила атмосфера постоянства и надежности, столь высоко ценимая деловыми людьми из республиканской партии, богатыми вдовами и семейными поверенными, которым фирма оплачивала их посреднические услуги.

И хотя фирма «Ланком и Дален», как и прочие, занималась тем, что делала деньги, эта пошлая и прозаическая работа была так красочно замаскирована глянцевой оболочкой престижа и умения себя подать, что была практически незаметна.

На первом году службы Слэш подчинялся правилам и усердно исполнял порученное дело. Он корпел над квартальным отчетом, изучал рекомендации аналитической группы и рейтинговые списки Дана и Брэдстрита. Он учитывал баланс купли и продажи, подсчитывал прибыли и протори вкладчиков, выслушивал жалобы, вникал в затруднения и предложения клиентов, деньгами которых распоряжались старшие бухгалтеры фирмы «Ланком и Дален». Он работал за простым деревянным столом в открытом взгляду помещении на третьем этаже, то есть этажом выше отца, непосредственно над отделом, где Ричард Стайнер провел всю жизнь. Но Слэш совсем не хотел таким же образом провести свою. Это означало очень много тяжелого труда за не очень большое вознаграждение.