Мари знала, что нравится великому князю Александру, нравилась и прежде, но тогда ей это скромное и скрытное внимание было всего лишь слегка приятно. Весь пламень своего кокетства она направляла на старшего брата, мечтая втихомолку о браке с каким-нибудь богатым, по-настоящему богатым человеком вроде Павла Демидова. Но сейчас, когда бедняжка Николай Александрович умер, а Павел Демидов прочно застрял в Париже, она поглядывала на нового наследника русского престола с другим ощущением.

Раньше это было безнадежно. Теперь – Мари чувствовала это всем своим существом – ее старания могут быть вознаграждены, причем щедро.

Иногда она отпускала на волю мечты… Конечно, нужно было оказаться слишком большой мечтательницей, чтобы допустить возможность брака с наследником русского престола. Тем более что где-то там маячит заплаканная невеста его брата Никсы, которую нужно за кого-то пристроить. Смешно, если ее попытаются пристроить за Александра! Вряд ли получится, но нужно попытаться оказывать на него влияние… например, такое, какое имели Ментенон и Помпадур. В конце концов, Ментенон все же вышла замуж за короля. Наверное, нет фаворитки, которая бы не мечтала стать королевой. Но все же сначала надо стать фавориткой, а не просто объектом нежных взглядов. Мари все чаще примеряла к себе слово «фаворитка» – как новый чепец или сорочку – и постепенно начинала с ним осваиваться. Порой настолько далеко уводили ее мечты, что, проснувшись утром, она не сразу осознавала себя в своей постели, в своей комнате, с Сашенькой Жуковской по соседству…

И настроение резко падало. Сашенька Жуковская производила на Мари отрезвляющее действие. Вот уже полгода, как она уступила домогательствам великого князя Алексея, и, хоть они были отчаянно влюблены друг в друга, никаких разговоров о будущем между ними не возникало, и планов они не строили. Правда, Алексей Александрович был еще совсем юнец, мальчишка, потерявший голову от очаровательной и гораздо более взрослой Сашеньки Жуковской. Мари очень смешило, что пятнадцатилетнего великого князя она должна называть по имени-отчеству, а подругу, бывшую на восемь лет старше своего любовника, просто Сашенькой.

Конечно, всем известно, что Жуковская отдалась великому князю, который не мог справиться со своим темпераментом, по приказу императора и лишь потом влюбилась в Алексея. Однако наследника берегут от интрижек с фрейлинами, как от чумы. А ведь он обыкновенный мужчина, наверное, мечтает о женской любви и женских объятиях. И та, которая сможет заключить его в эти объятия, многого добьется!

Но для этого нельзя оставаться унылой скромницей, понимала Мари. А именно этого требовала от нее Екатерина Федоровна Тизенгаузен, чьими устами сейчас как бы говорила с молодой фрейлиной сама императрица. И Мари старательно прятала глаза, чтобы в них нельзя было прочесть мятежное нежелание повиноваться.

Подумаешь, во время карточных игр она сидит рядом с наследником, а на балах они постоянно танцуют вместе! Но ведь не Мари, а наследник выбирает партнершу по игре и танцам! Сам подходит к ней, предлагает. Она ничего не делает. Просто ведет себя так, что он не может не подойти…

Екатерина Федоровна сохраняла ледяное выражение, однако была очень взволнована. Разумеется, великие князья всегда увлекались и будут увлекаться фрейлинами. И матери будут порицать их выбор. В этом смысле императрице следовало бы гораздо больше волноваться за великого князя Алексея, который так настойчиво осаждал мадемуазель Жуковскую, что она уже дала ему все мыслимые и немыслимые подтверждения своей ответной страсти. Однако Мария Александровна относится к преждевременному повзрослению младшего сына как к неизбежному злу, а из-за наследника престола переживает безмерно и возводит в превосходную степень самый незначительный знак его внимания к княжне Мещерской. Впрочем, теперь, лишившись любимого старшего сына, она особенно внимательно следит за Александром, опасаясь, чтобы тот не наделал ошибок. Кто бы мог подумать, что флегматичный Александр начнет откровенно бегать за какой-то девчонкой – даже не слишком хорошенькой. Беда в том, что его, кажется, привлекает именно очарование порока… Два года назад откровенно, хотя и платонически засматривался на очаровательную вдову Кушелеву-Безбородко, известную своими похождениями, а теперь вот прикипел, как говорят в народе, к этой не очень нравственной особе… подлинной дочери своего отца Элима Мещерского, стихоплета, бретера и бонвивана! Нужно было гнать ее от двора, но время упустили.

А как же бедняжка принцесса Дагмар, которая ждет в Дании решения своей участи, обласканная императором, лелеющая надежды и не ведающая о том, что здесь происходит?!

Письмо из России пришло довольно скоро. Но при первом взгляде на него Минни испытала мгновенное и горячее разочарование. Разумеется, она ничем не выдала своих чувств и изобразила радость – такую, которую испытала и матушка, принесшая ей это письмо. Еще бы! Ведь оно было от самого императора! Обрадовался посланию и отец, и только брат Фредерик обменялся с Минни понимающими взглядами. Он, как и она, ожидал, что напишет не отец, а сын. Александр…

Фредди недавно вернулся из России, куда ездил на погребение Никсы как представитель датского королевского дома и брат бывшей невесты покойного цесаревича. Несмотря на печальные церемонии, он очень быстро подружился с наследником Александром Александровичем. К великому удивлению последнего, Фредди вручил ему орден Слона – самую высокую награду Дании.

Это был весьма необычный орден. Не плоский, прилегающий к груди, как общепринято для удобства, он представлял собой золотую миниатюрную фигурку слона, покрытого белой эмалью и украшенного бриллиантами. Слон нес на спине боевую башенку, которая являлась основанием кольца для орденской ленты. Перед башенкой сидел черный погонщик. К ордену прилагались восьмиконечная серебряная звезда, голубая лента и цепь для ношения знака в особо торжественных случаях. Цепь состояла из чередующихся звеньев с изображением слона и башни. Девиз ордена: «Награда за великодушие».

Фредерик был убежден, что это хорошая мысль – наградить русского наследника таким орденом. Это должно было показать, что семья датского короля испытывает к цесаревичу самые дружеские и высокие чувства. Однако в глазах Александра он увидел такое изумление и потрясение, что усомнился в правильности решения отца. Фредди внезапно ощутил бестактность этого поступка. Начиная с 1850 года орден стал весьма исключительной наградой и вручался только лицам королевской крови и главам государств. Конечно, наследник русского престола был лицом королевской крови. Но гораздо более естественно выглядело бы, если бы эту награду получил его отец. Вручение же ордена Слона Александру гораздо больше напоминало… взятку. Это Фредерик вдруг почувствовал так же отчетливо, как если бы кто-то шепнул ему в ухо. Взятку… как возможному жениху Дагмар.

И Фредерик сообразил, что он как бы выдал всему миру тайные надежды своей семьи и собственные на то, что семейный союз Дании с Россией, нарушенный смертью царевича Николая, может быть восстановлен, в Дании надеются на это, ждут этого.

И Александр тоже увидел в награде именно такой весьма прозрачный и неприятный намек…

Фредерик внутренне содрогнулся и, пытаясь исправить ситуацию и отвлечь внимание, немедленно поведал русскому царевичу и всем собравшимся о том, что в незапамятные времена датские рыцари присоединялись к Крестовым походам во прославление Божьего имени и однажды одержали победу над сарацинами, сражавшимися на боевых слонах. В память об этом в 1190 году в Дании и был учрежден орден Слона – ведь слон символизирует мудрость, справедливость, великодушие и другие благородные качества, но в то же время и неодолимую силу.

Александр слушал Фредерика с непроницаемым видом. Совсем растерявшись, датский принц рассказал, что некоторые русские уже были награждены этим орденом. Его первым кавалером в 1710 году стал светлейший князь Александр Данилович Меншиков, однако вскоре датский посланник в России установил, что князь нарушает орденский статут. Согласно ему, со знаками ордена Слона на одежде не может соседствовать никакой другой. А князь Меншиков одновременно с орденом Слона прикреплял к своему мундиру и знак ордена Андрея Первозванного. И орден отозвали.

Заканчивая эту историю, Фредди уже был готов откусить себе язык. Если орден отозвали, значит, от него можно отказаться. Вот сейчас Александр скажет, что считает себя недостойным его или что-то в этом роде!..

– Ну, поскольку это моя первая международная награда, я обещаю носить ее исключительно по правилам – в одиночестве, – проговорил Александр, и вид у него стал менее холодный, а у Фредди отлегло от сердца.

И через несколько минут, попав под ненавязчивое, сдержанное, но при этом исключительно доброжелательное обаяние русского наследника, он уже не мог понять, с чего так перепугался. Но все-таки он выждал день-другой, прежде чем решился передать Александру письмо сестры – с тем, что к нему прилагалось. А прилагалась фотография покойного Никсы со следующей припиской:

Посылаю Вам портрет нашего любимого усопшего, прошу Вас сохранить ко мне дружеские чувства. Пусть воспоминания о нем хотя бы иногда станут нас объединять. Ваша любящая сестра и подруга Дагмар.

Как человек довольно искушенный в разнообразных отношениях, Фредерик понимал всю тонкость и деликатность письма. Уверяя, что Никса остается незабываемым, Дагмар в то же время намекала, что он всецело принадлежит прошлому. В то время как она живет уже настоящим и будущим. Но слово «сестра» давало Александру понять, что никаких иных отношений с ним Дагмар пока не приемлет.

Пока… А что будет потом, неизвестно.

И Фредерик, и его отец и мать, конечно, знали о странной и пугающей сцене, которая разыгралась в Югенхайме, вот только они расходились во мнениях, поможет ли она улучшению отношений между русским наследником и датской принцессой или нет.

Отец часто говорил Фредди, стараясь, конечно, чтобы их не слышала Минни, что в былые времена овдовевшая жена или невеста одного брата совершенно естественно становилась женой другого, если он был свободен. И, как далеко ни ушла вперед цивилизация, суть человеческих отношений оставалась прежней. Живой брат принимал на себя ответственность за семью мертвого. Судя по рассказам Минни, так же полагал и русский император, тем более что среди иностранных принцесс не было сейчас ни одной, которая могла бы понравиться русскому наследнику и которую следовало бы всерьез рассматривать как будущую русскую императрицу. У Дагмар не имелось соперниц… весь вопрос упирался лишь в деликатность ситуации и чувства обоих молодых людей. Или же в отсутствие их…

Все время, которое Фредди пробыл в России, он наблюдал за Александром и пришел к выводу, что русский цесаревич не влюблен в Дагмар, но испытывает к ней глубокое уважение. Это было уже что-то, если не очень многое, поэтому Фредди по возвращении и ждал от него письма с не меньшим нетерпением, чем сестра, и был разочарован, обнаружив, что это письмо от императора.

Впрочем, содержание послания его утешило. Император вновь писал о том, что его семья полюбила Дагмар как родную и не в силах расстаться с ней, а потом спрашивал Дагмар, сможет ли она поразмыслить о том, чтобы стать женой младшего брата после того, как была невестой старшего.

У Фредди невольно навернулись слезы на глаза, когда он прочитал письмо. В нем было что-то антично-трагическое, в этом невероятном великодушии. Письмо было построено так деликатно, что казалось, будто государь великой империи просит милости у датской принцессы, от которой – и только от нее! – зависит счастье его сына.

Строго говоря, Фредди, познакомившись с Александром, с этим добродушным молодым великаном, которого явно страшил его царственный жребий, пришел к тому же мнению. Но беда в том, что сам Александр пока не пришел к этой мысли.

– Ты должна написать, что согласна и… – безапелляционно начал король Кристиан, однако жена положила ладонь на его руку и глазами указала на дочь.

Лицо у Минни было несчастное. Гордость и горе мешались в нем, и Фредди вспомнил, что Минни даже не поинтересовалась, как происходило его общение с Александром. Она не спрашивала, а он не рассказывал. То есть рассказывал, но отделывался общими словами, тщательно обходя самое главное: отчужденность великого князя и его равнодушие к судьбе Дагмар.

Положа руку на сердце, Фредди не сомневался, что, если император захочет, он легко принудит Александра сделать предложение Дагмар. Все-таки датский принц во время пребывания в России очень пристально наблюдал за ее властителями. Более того, он был уверен, что и сестра достаточно хорошо знает императора и его младшего сына, чтобы понять: воле отца Александр никогда не сможет и не захочет противиться. Но нужен ли Дагмар принудительный брак после того, как она едва не вышла замуж по любви?

Это отлично понимала и королева Луиза, она остановила мужа, которому сейчас недоставало душевной чуткости.