У Кольта, похоже, возникли те же проблемы. Он с трудом выговорил последнее слово и замолк. Просунувшись в комнату, он стоял, держась одной рукой за дверную ручку, а другой опирался о косяк. Да так и замер, едва ее увидев. Он был совершенно неподвижен, лишь глаза медленно скользили по каждому сантиметру ее тела, от пламенеющих волос, в данный момент сильно взъерошенных, до выглядывающих из-под невероятно тонкого сверкающего зеленого муслина пальцев ног, включая, разумеется, и то, что находилось между ее головой и ногами. Боже всемогущий! Кольта охватил такой жар, что грозил испепелить его дотла.

— Я думал… часто… в чем ты спишь?

Джослин не нашлась бы что ответить, даже если бы могла говорить. Она только-только начала снова дышать, да и то с трудом. Дар речи к ней еще не вернулся. Способность двигаться тоже. Она не смела шелохнуться, опасаясь, что подогнутся колени. И это было не единственное, чего она боялась. Его глаза, обычно такие бесстрастные, сейчас полыхали огнем и буквально обжигали. Они одновременно и притягивали ее, и ужасали. Джослин ничего не могла с собой поделать. Она хорошо помнила, что он никогда не был с ней нежен, а сейчас и вовсе выглядел дико.

Не сводя с нее глаз, Кольт шагнул в комнату и закрыл за собой дверь. Продолжая пожирать ее взглядом, он нащупал засов и запер его.

Если бы Джослин уже и так не поняла, что ее ожидание подошло к концу, этот жест сказал бы ей обо всем. Но она знала. Он намеревается овладеть ею. Теперь она не сможет помешать ему, даже если бы хотела. А она и не собиралась. Она желала его, несмотря на то, что боялась. Желала, даже сознавая, что получит от него необузданную страсть, а не нежность.

Джослин не понимала, почему, давая себе во всем отчет, продолжает стоять на месте, а не пытается вновь бежать через окно. Она знала только, что именно он будет у нее первым. Она не может представить себе никого на его месте и никогда не разреши г другому касаться ее там, где позволит дотрагиваться ему.

Ее прорвавшаяся страсть и нервная решимость были не так заметны, как страх. И только его Кольт прочитал в ее неподвижности и широко распахнутых глазах. На каком-то примитивном уровне это подстегнуло его еще сильнее. Однако подспудно он понимал, что она не затевала эту встречу и если его потом линчуют, ему некого будет винить, кроме самого себя. Но он действительно окажется последним сукиным сыном, если сейчас прибегнет к той тактике, которой обычно пользовался, чтобы напугать ее. Проиграв битву, он больше не нуждался в обороне. Ему нужна честность, особенно теперь, когда девушка не может домешать ему. Во всяком случае, сама, без помощи с его стороны. Поэтому, несмотря на твердую решимость идти до конца. Кольт заставил себя дать ей последний шанс удержать его от того, от чего сам он удержаться уже не мог.

— Кричи сейчас, герцогиня, пока есть возможность. Другой не будет.

Джослин пожалела, что он это сказал. Слова прозвучали довольно зловеще, будто она не переживет того, что должно случиться.

— П-почему?

Ее голос действовал, как магнит, притягивая его через всю комнату. Медленно приближаясь, он четко проговорил:

— Потому что я собираюсь положить тебя на кровать и наполнить своей плотью.

Господи, она так на это надеется! От его слов кровь закипела, и сердце грозило вырваться из груди. О том, чтобы кричать, и речи быть не может! Стонать, возможно… Ей уже хотелось застонать, но она подавила возникшее желание, стараясь не издать ни звука, пока он не подойдет.

А когда Кольт встал перед ней, возможность была упущена. Его пальцы мгновенно погрузились в ее волосы, и он откинул ей голову назад, держа достаточно крепко, чтобы она не могла уклониться от его приближающихся губ. Как она и предполагала, поцелуй был жестким, исполненным желания, которое слишком долго подавлялось, горячим, болезненным и голодным.

Но Джослин понимала, какие за ним скрываются чувства. Или думала, что понимает. Если Ванесса права. Кольт сейчас злится на нее за то, что она лишила его самообладания, но еще больше злится на самого себя, что допустил это. Укротить этот гнев, пока он не вышел из-под контроля, зависело теперь от нее.

Джослин отчаянно заколотила кулачками по груди Кольта, пока он не поднял голову. Он даже опустил одну руку, давая ей возможность немного отодвинуться. Вторая же осталась на месте, по-прежнему сжимая ее кудри. Поскольку девушка не пыталась вырваться, больно ей не было. Но она понимала, что он может притянуть ее к себе в любой момент, а сейчас просто дает им обоим перевести дух.

Ее дыхание было учащенным и стало еще быстрее, когда она увидела, как глаза мужчины жадно скользят по ее телу, теперь уже вблизи. Она открыла было рот, желая сказать что-нибудь, что могло бы успокоить растущее внутри нее напряжение. Он почувствовал это, даже не глядя ей в лицо, и предупредил ее намерения, покачав головой.

— Не сейчас, герцогиня. Ты упустила момент. Джослин с трудом сглотнула и только потому, что его пронзительные глаза не смотрели ей в лицо, сумела выдавить:

— Тогда зови меня Джослин.

В этот момент Кольт понял, что она не возражает. Чтобы убедиться, он посмотрел ей в глаза и не увидел там ни страха, ни отвращения, ни ужаса, лишь толику неуверенности и возбуждение. Это открытие подействовало на него, как вылитый в костер виски. Глухо застонав, он потянулся к ней, трясущейся рукой коснулся щеки, провел по шее и задержался на груди, там, где бешено колотилось ее сердце.

Джослин легонько вздохнула, уверенная теперь, что бояться ей нечего. Она покорно подставила губы, и он жадно приник к ним — достаточно крепко, чтобы доставить ей удовольствие, но не настолько, чтобы напугать или причинить боль. Однако, когда она прижалась к нему крепче и попыталась обнять, то обнаружила, что дикое напряжение покинуло его, чего нельзя сказать о его нетерпении.

Кольт хотел всего одновременно: трогать ее, смотреть на нее, наслаждаться ею. Он хотел уже быть в ней. И в то же время не мог отказать себе в удовольствии пить ее губы. Не прерывая поцелуя, который стал чем-то вроде проверки чувств, он просунул пальцы под узенькие плечики ночной рубашки. Его руки скользнули по ее плечам, и рубашка упала до талии. Только тогда он откинулся назад, и открывшееся зрелище только подстегнуло его нетерпение. Ее груди были небольшими, но великолепной формы, соски торчали спелыми вишенками, хоть он еще к ним даже не прикоснулся.

Кольт настолько удивился, что заглянул ей в лицо. И тут его подстерегала еще одна неожиданность. Неуверенность исчезла из ее глаз. Джослин твердо встретила его взгляд, и в глубине ее зрачков он прочитал такое сильное желание, что пол под ним закачался.

— Ты хочешь меня! — изумленно выдохнул Кольт, не отдавая себе отчета, что говорит вслух, пока не услышал тихое «да» и не почувствовал ее пальцы на своей груди. Тоненькие пальчики девушки пытались расстегнуть пуговицы его рубашки.

Его руки быстро вернулись к тому, чего не закончили, но ему повезло не больше, чем ей, в ее попытках раздеть его. Рубашка застряла у нее на бедрах, а Джослин не желала отрываться от его обнаженной груди, стремясь помочь ему.

— Завязки сзади, — лишь подсказала она.

— Они нужны тебе?

— Нет.

Кольт рванул, и рубашка блестящей лужицей стекла к се ногам. Чуть отодвинув девушку, чтобы видеть ее, он начал судорожно срывать с себя одежду. Вид ее обнаженного тела придал быстроты и ловкости его движениям.

Джослин тоже хотелось его видеть, она жаждала рассмотреть тело, о котором так долго мечтала. Но он был так близко, что девушка вдруг засмущалась, и это напомнило ей о ее полной неопытности. Джослин понятия не имела, что ей надо делать, если вообще надо. Будет ли дерзостью смотреть на него? Может, ей следует раздеть его, как он раздел ее? Или улечься прямо в постель и ждать его там? Будет очень неловко, если ему придется объяснять ей, что делать.

Джослин нехотя повернулась к кровати, но хриплый голос Кольта остановил ее:

— Я сам хочу положить тебя в эту постель. Сказал же!

Она вспомнила его слова о том, что он наполнит ее своей плотью, и у нее задрожали колени. Она охотно последовала своему первому желанию и постаралась удовлетворить снедавшее ее любопытство касательно его тела, особенно той таинственной части, которую ей еще никогда не доводилось видеть.

Ванесса пробовала объяснить, как это выглядит, даже сделала пару смешных рисунков, но они не могли сравниться с оригиналом. Или могли? От одной только мысли об этом у нее закружилась голова. Чтобы не сотворить какой-нибудь глупости, например броситься к нему, она заставила себя придать мыслям другое направление.

Джослин прежде не обратила внимания, как Кольт сегодня одет. Но теперь, глядя на падающие на пол вещи, принялась рассматривать их. Черные брюки и рубашка, для разнообразия, нормального покроя. Вообще-то с револьвером на бедре и банданой на шее, которую он сейчас попросту разрезал, не желая тратить времени на узел, он практически ничем не отличался от любого жителя Запада. Не хватало только сапог со шпорами и шляпы. Тут Джослин заметила две свисающие впереди тоненькие косички. Они настолько сливались со всей остальной роскошной черной шевелюрой. Кольта, что были практически незаметны при таком тусклом освещении.

Его брат Билли рассказывал ей об этом его пунктике. Кольт намеренно одевается так, чтобы ни у кого не возникало сомнений в его происхождении. Причину такого поведения Билли объяснять не стал, но у Джослин возникло чувство, что с этим каким-то образом связана та горечь, которую она заметила в Кольте еще при первой встрече. Она вдруг очень пожалела, что не знает причины этой горечи, ибо, к своему вящему изумлению, поняла: больше всего на свете ей хочется избавить Кольта Сандера от боли и сделать его счастливым.

Джослин настолько погрузилась в свои мысли, что пропустила тот момент, когда могла увидеть Кольта во всем великолепии его наготы. Спохватилась она лишь тогда, когда он поднял ее на руки, и, не задумываясь, выкрикнула:

— Подожди!

— Чего еще? — прохрипел он.

Идиотка! Не можешь же ты сказать ему, что хочешь посмотреть на его…

— Ничего.

— Хорошо, потому что я не могу больше ждать.

Направившись прямо к кровати. Кольт положил на нее Джослин и в следующее мгновение оказался уже на ней. Не успела она толком привыкнуть к его тяжести, как он коленом раздвинул ей ноги. Но куда большим шоком для Джослин оказалось открытие, что он действительно не намерен ждать ни секунды. Она так и не увидела, зато хорошо ощутила ту самую плоть, которой он собирался наполнить ее. И это произойдет прямо сейчас.

Она попыталась сдержать его, прикрыть себя руками, но он перехватил ее запястья и удержал их. Это повергло ее в панику. Тогда он начал жадно целовать ее, заставляя почувствовать его нетерпение и пробуждая ответное желание.

Затем он посмотрел на Джослин с такой страстью, что она не сразу почувствовала его первую осторожную попытку войти в нее. Она заметила это только, когда он вышел и снова вошел, продвинувшись лишь на дюйм.

— Боже, какая ты тугая, — выдавил он сквозь стиснутые, как от боли, зубы. — Кажется, я мог бы провести весь остаток жизни внутри тебя, но слишком хочу тебя сейчас. Раскройся для меня, герцогиня, пока я не взорвался.

Он выговорил это, чуть касаясь губами ее губ, и, хоть по-прежнему не назвал ее по имени, титул прозвучал, как ласка. Вырвавшийся у него глухой стон, когда она сделала то, что он хотел, вызвал у нее ответный вскрик. Кольт проник в нее глубже, но еще недостаточно. Джослин видела, каких усилий ему стоит сдерживаться, позволяя ей привыкнуть к его плоти, вместо того чтобы сразу войти в нее. Его торс был напряжен и вибрировал, а глаза продолжали гипнотизировать ее своим огнем.

— Это будет жаркая скачка. Выдержишь?

Судорожно сглотнув, Джослин кивнула. За что была немедленно вознаграждена улыбкой откровенного мужского удовлетворения.

— Так я и думал, — сдавленно проговорил он. — Уже три года?..

Джослин поняла, о чем он спрашивает. Мужчины, которых она отвергла, тоже намекали, что вдова могла изголодаться по любовным утехам. Кольт скоро получит свой ответ…

— Не мое дело, да? — На сей раз он и не ждал ответа. — Не важно. Я не хочу этого знать.

Она не заметила, как голос его стал резче, и не могла знать, что одна лишь мысль о других мужчинах, лежавших с ней вот так, положила конец его желанию сдерживать ради ее блага свою страсть. Закрыв глаза, он резким толчком вошел в нее до конца, услышал приглушенный вскрик, почувствовал преграду, которую прорвал, и застыл.

Джослин замерла, ожидая неизбежного вопроса. Но его не последовало. Вместо этого после долгой, мучительной паузы Кольт снова начал целовать ее. Его язык нежно прошелся по ее губам, побуждая их открыться, затем проник в рот, и горячая волна сладостной дрожи пробежала по ее телу, едва не лишив рассудка. Его руки гладили ее, ласкали с такой невероятной нежностью, что она готова была заплакать. Они скользили от ее щек, по шее, к груди, касаясь ее так трепетно-ласково, будто она была из стекла. Потом тем же путем проследовали губы. Когда его язык дотронулся до чувствительного соска, Джослин обдало жаром, из горла вырвался стон. Кольт втянул напряженный бутон в рот, и Джослин показалось, что она умрет от наслаждения.