— То, что мне трудно вынести...

— Прекрасно. Это прекрасно.— Он готов был опрокинуть ее на стол и сделать с ней все, о чем мечтал долгими темными ночами, лежа в постели и думая о ней. Она вздохнула, и этот легкий, прерывистый звук зажег у него внутри пожар. Бормоча проклятия, Олаф зарылся лицом в ее волосы.

— Ну что за места мне попадаются! — пожаловался он.— То на тротуаре с налетчиком, то в конторе бара, за дверью которой полно посетителей. Каждый раз, когда мы с вами оказываемся наедине, я начинаю себя вести как мальчишка на заднем сиденье машины...

Только тут она смогла перевести дух. Он обнимал, только обнимал ее, а она, оказывается, гладила его волосы, слушала биение сердца и прижималась к нему совсем по-другому, чем секунду назад, когда ее пронзила вспышка страсти.

Она была права, когда думала про зыбучий песок. И когда решила не тонуть в одиночку, тоже была права.

— Но мы же не маленькие,— прошептала она.

— Нет, не маленькие.— Не доверяя себе, он отстранился и взял ее за руки.— Знаете, когда это чувство накатывает на тебя, то здорово осложняет жизнь, но я хочу вас, и с этим ничего не поделаешь.

— Я знала, чем все кончится, стоит мне прийти сюда вечером. И все же я пришла.— Она покачала головой, с трудом приходя в себя.— Я не знаю, что скажут обо мне или о нас. Я знаю только, что это ужасно глупо, а я ведь не дура. Самое умное сейчас — это открыть дверь и уйти домой.

Он потянул ее за руки, снял со стола и снова прижал к себе.

— Что вы собираетесь делать?

Она ощущала, как к ней медленно возвращается чувство действительности. Искушение потихоньку отпускало ее. Медленно таяли картины, от которых кружилась голова и пересыхало во рту. Их сплетенные тела... Она не могла поклясться, что ясно видела их, но это было. И она боялась, что вскоре этим грезам предстоит стать явью.

— Я собираюсь открыть дверь и уйти домой.— Она тихонько вздохнула, когда он не возразил ни слова.— Прямо сейчас.

Она взяла сумку, куртку, подошла к двери и взялась за ручку, но он остановил ее. При мысли о том, что сейчас он запрет дверь, ее забила возбуждающая дрожь. Она не позволит ему сделать это. Конечно, не позволит. Или позволит?..

— Воскресенье,— только и сказал он.

У нее окончательно зашел ум за разум. Она перестала понимать самые простые слова.

— Что «воскресенье»?

— Я могу отложить дела и взять выходной. Проведите его со мной.

Облегчение. Смущение. Радость. Она не знала, какое из этих чувств преобладало.

— Вы хотите провести со мной воскресенье?

— Ага. Давайте сходим в пару музеев, в картинную галерею, в парк, пообедаем вместе. Наверно, лучше встретиться пораньше, пока не стемнело.

Странно... Раньше это не приходило ей в голову.

— Что ж, пожалуй...

— Тогда в полдень?

— Я...— Почему бы и нет? — Лучше в одиннадцать.

— Согласен.

Она повернула ручку и оглянулась.

— Музеи? — сказала она со смехом.— Стивенсон, а вам не будет скучно?

— Я ценю искусство,— ответил он, наклонился и поцеловал ее. Этот мирный, спокойный поцелуй окончательно вернул ее на землю.— И красоту.

Быстро выскользнув за дверь, она направилась к стоянке такси и только тут поняла, что еще не решила, как ей справиться с Майклом. И сам черт не знает, как ей справиться со старшим братцем Майкла!

6

Ровно в одиннадцать прозвучал зуммер домофона, и Эйджи чертыхнулась. Застегивая сережку, она нажала кнопку.

— Стивенсон?

— Вы задыхаетесь от волнения, голубушка. Приятно слышать.

— Поднимайтесь,— коротко бросила она.— И не зовите меня «голубушка».

Выключив домофон, она открыла три замка с дистанционным управлением и посмотрелась в зеркало. Так и есть, куда-то пропала вторая серьга! Проклиная все на свете, она принялась за поиски и вскоре обнаружила ее на кухонном столе, рядом с пустой чашкой из-под кофе.

Вот и настал этот проклятый выходной. Люди отдыхают, а ей предстоит работать! Нет, дело не в том, что его придется провести со Стивенсоном. Это полбеды. К тому же она давно не выбиралась ни в музей, ни в картинную галерею, но... Тут постучали в дверь, и жалобный монолог прервался.

— Входите, открыто!

— Вы беспокоились? — спросил Олаф, проходя в комнату. Потом он умолк и уставился на нее. Она босиком стояла посреди комнаты, тоненькая и прелестная, в замшевой куртке, такой же короткой юбке цвета бронзы и шелковой ярко-голубой блузке, напоминающей мужскую рубашку. У него сердце зашлось от восторга, когда он застал ее за удивительно женственным занятием: она продевала в ухо блестящую золотую сережку.

— Вы прекрасно выглядите.

— Спасибо. Вы тоже.— Не то слово, подумала она. В узких, облегающих черных джинсах, темно-синем свитере и сногсшибательной куртке из мягкой черной кожи он выглядит сексуально, просто чертовски сексуально! Но ведь так прямо не скажешь...— Послушайте, Олаф, я звонила в бар, но вы уже ушли.

— Что-нибудь случилось? — Он следил за тем, как она всовывает ногу в лакированную туфельку бронзового цвета. Когда она надела вторую туфельку, у него взмокли ладони. Только тут он спохватился, что не слушает ее.— Простите, что вы сказали?

— Я сказала, что полчаса назад позвонил босс. Мне предстоит вести дело о покушении на убийство.

На него как будто вылили ушат холодной воды. Мечты разлетелись вдребезги.

— Что?

— Покушение на убийство. Это участок Джона. Может быть, удастся квалифицировать это как вооруженное нападение с угрозой для жизни, но мне надо именно сегодня увидеться с обвиняемым, потому что завтра с утра придется поговорить с окружным прокурором.— Она развела руками.— Мне очень жаль, что я не успела перехватить вас до ухода.

— Нет проблемы. Я пойду с вами.

— Со мной? — Эта мысль пришлась ей по вкусу.— Зачем вам портить себе выходной, торча в полицейском участке?

— Я взял выходной, чтобы побыть с вами,— напомнил он и подобрал ее пальто, брошенное на спинку дивана.— А потом... Это ведь не на целый день, правда?

— Да нет, не больше часа, но...

— Тогда выходим.— Он обошел ее кругом, галантно подал пальто и, не удержавшись, прикоснулся губами к ее шее.— Вы надушились для преступника или все-таки для меня?

— Для себя.— Подняв чемоданчик, она заслонилась им как щитом.— Сначала мы зайдем ко мне в контору. Туча передали дело. Это неподалеку.

— О'кей.— Он отнял чемоданчик и взял ее за руку.— Пошли, советник.

* * *

Джон столкнулся с сестрой у входа в участок. И хотя ему тоже не улыбалось работать в воскресенье, он искренне обрадовался. Один вид Эйджи поднял его настроение.

Улыбнувшись, он двинулся к ней навстречу, но при виде сопровождавшего ее мужчины радость сменилась подозрительностью.

— Эйдж...

Прикалывая к лацкану карточку посетителя, она удивленно уставилась на него.

— Джон... Тебя тоже вызвали, да?

— Похоже на то. Стивенсон, если не ошибаюсь?

— Он самый.— Олаф обернулся и встретил его взгляд не моргнув глазом.— Рад видеть вас, господин офицер.

— Детектив,— поправил Джон.— Я что-то не слышал, что Кеннеди опять попался.

— Я здесь не из-за Майкла.— Эйджи не обращала внимания на недружелюбный, агрессивный тон Джона. Он разговаривал так с любым ее знакомым парнем или мужчиной с тех пор, как ей исполнилось пятнадцать лет.— Я по делу Льюиса Пертуччи.

— А, этого подонка...— Но Джон все равно не мог взять в толк, какое отношение к клиенту Эйджи имеет здоровенный швед, несущий ее чемоданчик.— Вы что, столкнулись здесь случайно?

— Нет, Джон.— Эйджи реквизировала у брата стаканчик с кофе и предостерегающе посмотрела на него, хотя и заранее знала, что это бесполезно.— У нас с Олафом были планы на сегодня.

— Какие планы?

— Не твоего ума дело.— Эйджи поцеловала Джона в щеку и прошептала ему на ухо: — Кончай шпионить.— Потом она отстранилась и улыбнулась Олафу.— Стивенсон, раздобудьте где-нибудь стул и стаканчик этого жуткого кофе. Я уже сказала, это ненадолго.

— У меня впереди целый день,— бросил он вдогонку Эйджи, отправившейся в комнату для свиданий. Потом он обернулся к Джону и иронически спросил: — Кажется, вы не прочь снять с меня показания.

Не смешно, подумал Джон, но отрицательно покачал головой.

— Всему свое время.— Ему доставляло тайное удовольствие, что он сидит за своим столом, а Олаф занимает место, на котором обычно допрашивают преступников.— Что скажете. Стивенсон?

Олаф полез за сигаретами. Он протянул пачку Джону, но тот жестом отказался.

— Вы хотите знать, какого черта я кручусь возле вашей сестры? — Олаф выдохнул струю дыма и принялся терпеливо объяснять.— Раз вы детектив, то должны понимать, что она собой представляет. Она прекрасна, она умна. У нее доброе сердце и пленительная фигура.— Он затянулся и насмешливо посмотрел на гневно прищурившегося Джона.— Слушайте, хотите начистоту? Или вам больше нравится думать, будто она интересует меня только как адвокат?

— Следите за своими поступками.

Поняв, что Джоном движет стремление не дать в обиду дорогого им обоим человека, Олаф дружески наклонился к нему.

— Гайд, если вы хоть чуть-чуть знаете Эйджи, то знаете и то, что именно она следит за моими поступками. Она определяет правила игры, и никто не в состоянии заставить ее делать то, чего она не хочет.

— Вы хотите сказать, что уже пробовали подбивать под нее клинья?

— А вы что, маленький? — Олаф поспешил дружески улыбнуться, и Джон расслабил напрягшиеся было мускулы.— Ни один мужчина на свете не в состоянии понять женщину. Особенно умную.— Олаф заметил, что Джон смотрит ему за спину, и инстинктивно оглянулся. Он увидел, как полицейский в форме сопровождает в комнату для свиданий коротенького, жилистого человечка с жирной кожей.— Это он?

— Ага, это Пертуччи.

Олаф выдохнул дым сквозь стиснутые зубы и замысловато выругался. Джон был с ним полностью согласен.

Сидя за столом, Эйджи рылась в бумагах. Хоть она и помнила Пертуччи по предыдущим делам, надо было еще раз просмотреть его досье.

— Что, Пертуччи, вы опять за свое?

— А вы по-прежнему тратите время, чтобы торчать в этой дыре?

Он плюхнулся на стул, не обращая внимания на крутящегося рядом копа. Но он был в испарине. Попав в тюрьму, Пертуччи потерял связь с поставщиками. Он не принимал наркотиков уже четырнадцать часов.

— Не дадите закурить?

— Нет. Спасибо, офицер.— Эйджи подождала, пока они останутся наедине, а затем сложила руки на папке с его делом.— Что ж, вам крупно повезло. Женщине, на которую вы напали, шестьдесят три года. Утром я звонила в больницу. Вас, наверно, обрадует, что врачи, вначале оценившие ее состояние как критическое, теперь заявляют, что она вне опасности.

Пертуччи пожал плечами, но черные глазки так и уставились на Эйджи. Руки его непрерывно двигались. Кончиками пальцев он начал барабанить по крышке стола, ноги выбивали чечетку, а тело сотрясал какой-то дикий внутренний ритм.

— Ну, если бы она отдала кошелек, как я велел ей, мне не пришлось бы быть таким грубым, верно?

О Боже, меня тошнит от него, подумала Эйджи, тщетно напоминая себе, что она служит обществу. А Пертуччи, как бы там ни было, часть этого общества.

— Угрожать старикам ножом не только подло, но и глупо. Это так же верно, как то, что в аду для вас уже давно готово местечко. Черт побери, Пертуччи, там и было-то всего двенадцать долларов!

У него пересохло во рту и похолодело в животе.

— Тогда чего ж она цеплялась за такую мелочь? Вытащите меня отсюда! Это ваша работа! — Ему нужно было выйти отсюда на минутку, чтобы кое с кем рассчитаться.— Мне пришлось всю ночь провести в этой вонючей камере!

— Вы обвиняетесь в покушении на убийство? — сухо сказала Эйджи.

Теперь Пертуччи барабанил влажными пальцами по бедрам. Казалось, это скрипят его кости.

— Я не убивал эту старую суку.

Жаль, что кофе кончился. Было бы чем перебить горечь во рту.

— Вы трижды ударили ее ножом. Полицейский показал, что вы были схвачены с ножом и кошельком жертвы в руках при попытке к бегству с места преступления. Вас взяли тепленьким, Пертуччи, а ваши предыдущие дела не позволяют судье проявить снисходительность. За вами числятся ограбление, ограбление с угрозой физического насилия, кража со взломом и два покушения на ограбление.

— Мне нужен не перечень моих преступлений, а освобождение под залог!

— Очень сомневаюсь, что окружной прокурор согласится выпустить вас. Даже если бы он и согласился, на данную категорию правонарушений это не распространяется. Единственное, что я могу сделать, это попросить его снять обвинение в покушении на убийство. Вы будете признаны виновным в...