— Ты ведь знаешь, как это бывает, — разглагольствовал Жак. — При любом удобном случае в дом нагрянет какая-нибудь тетушка с кучей племянников. Ну, разумеется, они приехали ненадолго, буквально на минуточку, исключительно для того, чтобы поздравить тебя с каким-нибудь событием, о котором ты и думать забыл, например, с годовщиной твоего поступления в первый класс. Минуточка растягивается на час, на день, на неделю. Племянники виснут на деревьях в твоем саду, разбивают себе коленки, а твоя жена должна их лечить. Потом за теткой приезжает троюродная сестра, которую ты и знать не знаешь, мол, заехала в гости и не застала дома. Кто-то из вежливости приглашает ее за стол, и вот она с оравой детей тоже поселилась в твоем доме, правда, ты начинаешь сомневаться, твой ли он на самом деле.

Рассеянно улыбаясь и изредка кивая собеседнику, Андре с интересом рассматривал узкие улочки с деревянными домами, утопающими в зелени.

Они заехали к Жаку. Его дом представлял собой довольно внушительное строение с колоннами. В отличие от большинства домов по соседству он был покрашен в зеленый цвет. Жак предложил Андре принять ванну. Смыть с себя усталость многодневного путешествия было заманчиво. Однако Андре колебался.

— Не смущайтесь, Андре! — сказал мулат. — Вода здесь чистая, не хуже, чем у вас на родине. Но Андре беспокоило другое.

— А краска с меня не сойдет? — с сомнением спросил он.

— Краска продержится, — ответил Жак. — Постарайтесь одеться так, как я вам советовал.

Андре не заставил себя дольше уговаривать.

Жак позвал слугу, позвонив в колокольчик, совсем по-европейски, и распорядился приготовить для гостя ванну.

Когда Андре был готов к выходу, Жак, осмотрев его с ног до головы, остался недоволен. Вопреки его наставлениям, костюм нового знакомого выглядел слишком элегантно и неброско.

Андре понял его недовольство без слов.

— Что поделать, — сказал он, — в Европе не принято носить яркую одежду. У меня нет ничего подходящего.

Жак молча вышел и через минуту вернулся с шейным платком канареечного цвета, украшенным пестрой вышивкой.

— Возьмите. — Жак протянул платок Андре. Андре, поблагодарив мулата, завязал платок сложным узлом, который только начинал входить в моду, когда он уезжал из Англии.

Жак одобрительно кивнул.

— Можно ехать, — сказал он.

Мужчины вышли во двор. Перед домом их ждал весьма приличный открытый экипаж, запряженный парой лошадей. Андре отметил, что Жак, по-видимому, неплохо обеспечен.

На этот раз им пришлось ехать через центральную часть города.

Андре было странно видеть разряженных негритянок в легких, пышно украшенных экипажах.

— На Гаити немного богатых людей, — пояснил Жак. — Основная часть населения живет в глиняных хижинах, крытых соломой, и в обыденной жизни довольствуется набедренными повязками. Но теперь Порт-о-Пренс входит в моду. Это неудивительно. Ведь другой крупный город, Кап, разгромлен, и состоятельная публика стремится перебраться в столицу.

Земля быстро дорожает. Однако люди боятся нового наступления французов. Так что новых домов здесь пока не строят. Приобретенные участки пустуют, хозяева выжидают, когда прояснится обстановка. Люди опасаются вкладывать деньги в то, что так легко разрушить, пустив в ход пушки.

— А что случилось с портом Кап? — спросил Андре.

— Кап, расположенный на противоположном берегу острова, был, пожалуй, самым красивым местом на Гаити. Именно на него приходился главный удар армии повстанцев.

Когда на горизонте показался французский флот, портовые сооружения и жилые кварталы, по приказу Кристофа, сожгли дотла.

Высадившись на берег, генерал Леклерк обнаружил на месте процветающего города обуглившиеся руины домов да торчащие из земли обгоревшие стволы деревьев.

Рассказывали, что Полина Бонапарт, супруга генерала, не смогла сдержать рыданий при виде такого опустошения.

Однако она довольно скоро утешилась, заняв в Порт-о-Пренсе прекрасный особняк, служивший резиденцией Леклерка.

По сравнению с другими тропическими странами жизнь на острове была относительно комфортабельной. Во всяком случае, семейство Леклерк пользовалось удобствами, не уступавшими европейским. Что касается роскоши, то мадам Леклерк в ней буквально купалась. Едва ли она жила в таких условиях теперь, когда покинула это благословенное место.

Вскоре французам пришлось оставить остров, а в бывшей резиденции генерала обосновалась Оркис.

Андре как раз представилась возможность увидеть особняк Леклерка собственными глазами. Их экипаж проехал через массивные железные ворота, украшенные гербами.

— Чей это герб? — полюбопытствовал Андре.

— Раньше это был герб генерала Леклерка. Теперь Оркис считает его своим фамильным гербом. Вот бы удивилась Полина Боргезе, что у нее появился двойник… Двойняшка? — Жак не мог подобрать подходящее слово.

— В общем, женщина, которая называет себя ее именем, — подсказал Андре. — А гербы-то — серебряные…

— Конечно, — небрежно кивнул Жак. — На Гаити серебром никого не удивишь. Бывает, что на серебряных мисках едят в хижине под соломенной крышей.

Ворота вели в великолепный парк, утопавший в благоухании экзотических цветов. Вскоре карета остановилась перед оплетенным вьющимися растениями особняком из серого камня с просторным крыльцом, украшенным четырьмя колоннами.

Здание было типично французским. Андре без труда представил себе, как совсем недавно навстречу их экипажу вышли бы часовые в красных мундирах с серебряными галунами и застыли, приветствуя гостей по стойке «смирно».

Вместе с новой хозяйкой сюда пришла другая стража: молодцеватые мулаты в алых ливреях. Вежливо поприветствовав гостей, они провели их по длинным коридорам особняка в крыло, занимаемое мадам и отведенное для приемов.

По пути Жак успел шепотом рассказать Андре, что первые стражники из мулатов появились здесь еще при Полине Леклерк.

— Генеральша была падка до мужского пола, о ее любвеобильности ходили легенды, — пояснил он.

Мулаты, по словам Жака, привлекали мадам некоторыми своими особыми достоинствами, которые она столь ценила в мужчинах.

— Уж не знаю, как бравый генерал мирился со слабостями жены, — продолжал он. — Впрочем, Леклерка можно понять. Шутка ли, сестра самого Бонапарта! Ему не было резона ссориться с Наполеоном, тем более что и сам он был не святой.

— А Оркис даже не поменяла стражу? — удивился Андре.

— Нет, люди здесь новые, — ответил Жак. — Те, что служили здесь при французах, были казнены. Они погибли совершенно безвинно. Никто не мог бы обосновать их вины перед Дессалином. Но их и не судили. Закопали живыми в землю — и все. Говорили, что на мулатов им жалко пуль.

Оркис пришло в голову играть в Полину Боргезе, и она не стала отказываться от этой живописной детали в своем окружении — набрала новую стражу из мулатов.

При Полине часовые носили чрезвычайно тесные костюмы, придуманные лично мадам Леклерк с расчетом, чтобы радовавшие ее глаз анатомические подробности были особенно заметны.

Андре заметил, что стражники Оркис были одеты, так сказать, не менее броско.

Поднявшись на крыльцо и пройдя под греческий портик, опирающийся на колонны, гости вышли во внутренний дворик, в центре которого располагался обширный восьмиугольный бассейн.

Из середины бассейна бил фонтан, с шумом вздымались потоки прозрачной воды.

Это сооружение было довольно необычным. Все европейские фонтаны, которые приходилось видеть Андре, были украшены скульптурами.

Однако тот, кто проектировал бассейн, был мастером своего дела. Бассейн окружал высокий кустарник со странными лиловатыми листьями, так красиво отражавшийся в воде, что традиционная фигурка какого-нибудь амура или нимфы оказалась бы здесь лишней.

Мужчины вошли в прихожую и остановились перед резными деревянными дверями.

Лакеи распахнули их и церемонно сообщили Оркис о прибытии гостей.

Огромная комната, вернее, зал, куда их ввели, разделялась надвое колоннами. В удаленной от входа части помещения, на возвышении в три ступени, стояла огромная кровать в форме лебедя, где среди груды разнообразных по форме и размеру бархатных и кружевных подушечек восседала Оркис, облаченная в желтый шифоновый пеньюар, не скрывавший от дюжины присутствующих исключительно мужского пола ее обольстительные формы.

По-видимому, претендентка в императрицы давала придворный прием. Вначале Андре подумал, что все приглашенные счастливчики были негры, и подосадовал на несвоевременность своего визита. Молодой человек успел свыкнуться с мыслью, что он теперь — мулат.

Однако вскоре он разглядел среди присутствовавших пару своих товарищей по несчастью, которое с рождения преследовало детей от смешанных браков.

И мулаты, и негры были одеты в претенциозные алые, шитые золотом мундиры местной армии. Все они сидели на массивных резных табуретах из черного дерева, расставленных без особого порядка, так что создавалось впечатление, будто они собрались перед сценой, наблюдая увлекательный спектакль, в котором главным и единственным действующим лицом была загадочная женщина.

Офицеры, напоминающие ярких тропических птиц, не обратили внимания на пришедших. Казалось, они были полностью поглощены созерцанием своего кумира.

Не сводя глаз с Оркис, все сидели, подавшись вперед, и внимали ее речам. Незаметно для себя каждый из них время от времени пытался, отодвинув соседа, переместиться вместе с табуретом поближе к заветному ложу главной гаитянской интриганки.

Оркис, судя по всему, обрадовалась приходу новых гостей. Прервав речь, она окликнула Жака по имени и протянула в его сторону изящную ручку.

Жак поспешно взбежал по ступенькам и почтительно ее поцеловал. Куртизанка милостиво взглянула на его спутника, и Андре получил все основания взойти на «сцену»и рассмотреть Оркис вблизи.

Молодой человек был поражен тем, насколько образ, который он успел нарисовать под впечатлением рассказов, отличался от живой Оркис. Ее внешность прекрасно соответствовала экзотическому имени — на искаженном французском языке, принятом на Гаити, Оркис означает «орхидея».

Облик Оркис являл собой странное сочетание изысканной красоты и зловещей порочности, сквозившей в каждом ее взгляде и движении.

Кожа на лице, а также на руках и теле, просвечивавшем сквозь прозрачный пеньюар, была того редкого оттенка, какой со временем приобретает золото в старинных украшениях. Полные пунцовые губы выдавали страстность и чувственность этой женщины.

В миндалевидных глазах неожиданного для столь смуглого лица изумрудного цвета скрывалась какая-то тайна. Во властном взгляде была неотразимая порочная притягательность. Обращая его на мужчину, Оркис проникала в глубину его сердца, мгновенно подчиняя своей воле.

Она была окружена чувственной атмосферой — опасная змея-обольстительница.

В этой женщине угадывалась неукротимая, первобытная сила. Увидев ее, Андре сразу представил себе гибкую сильную хищницу, затаившуюся перед прыжком в глубине джунглей.

Эта женщина была так опасна для своих многочисленных жертв, что могла бы потягаться с самим змеем-искусителем, первым соблазнителем рода человеческого, подвигшим наших прародителей на грех в Эдемском саду.

— Жак! — пропела она бархатным контральто, отозвавшимся в спинном мозге у каждого из присутствовавших мужчин, не исключая Андре. — Ну почему ты так давно не показывался?

— Я был в отъезде, — пояснил мулат.

Как бы Жак ни отзывался об этой женщине несколько часов назад, теперь и он поддался ее обаянию, что не ускользнуло от внимания Андре.

— Но теперь я вернулся, — продолжал Жак, — и привез к тебе своего знакомого, Андре, которого ты никогда не встречала. Он только что вернулся из Америки и может рассказать все последние новости.

— Из Америки! — воскликнула Оркис, и в ее глазах вспыхнуло жгучее любопытство.

Андре почувствовал, как пронзительный взгляд заскользил по нему с головы до ног, и ему показалось, что он стоит перед этой женщиной совершенно раздетым.

Очевидно, первое впечатление Оркис было самым благоприятным. Она приветливо протянула новому знакомцу руку и приветливо улыбнулась:

— Я хочу, чтобы вы рассказали мне о последних модах и порядках, царящих в домах новых миллионеров, которых становится все больше в вашей благополучной стране.

— Я с удовольствием сообщил бы вам массу интересных вещей, — многозначительно ответил Андре.

Оркис бросила на него оценивающий взгляд из-под густых ресниц. Вдруг она хлопнула в ладоши и тоном настоящей королевы объявила:

— Я желаю, чтобы все ушли. Я должна принять друзей, с которыми мне необходимо кое-что срочно обсудить, а вас здесь собралось так много, что вы не дадите спокойно поговорить. Прочь!

— Как вы можете поступать с нами столь жестоко, мадам! — воскликнул офицер с такими огромными золотыми эполетами, что ширина его плеч казалась равной росту их владельца от макушки курчавой головы до пола.