20 марта

Что за ужасное невезение: мы с Адриенной в паре должны подготовить проект «На улицах Флоренции». Ужасное потому, что нам неуютно друг с другом после того случая.

Я хотела спуститься к Арно и пофотографировать рыбаков, но оказалось, что у Адриенны уже была своя превосходная идея, которая не подлежала обсуждению. Я взяла камеру, и мы вышли на улицу. Я хотела спросить, все ли у нее в порядке, но она ясно дала понять, что не намерена обсуждать тот вечер. Да и вообще со мной разговаривать. Я бросила попытки завязать разговор и последовала за ней.

Минут десять мы молча шагали по городу, а затем свернули в переулок и зашли в небольшую сувенирную лавку. В углу сидели двое мужчин, игравших в карты, они кивнули Адриенне, и она спокойно зашла в подсобку. За кассой скрывался проход, прикрытый шторой из бисера. Он вел в маленькое помещение с кухонькой и двуспальной кроватью. Перед черно-белым телевизором сидела женщина в домашнем платье с цветами. Заметив нас, она подняла руку и сказала:

– Aspetta. Cinque minuti.

(Перевод: «Подождите. Пять минут». Видите, я не зря учу итальянский!)

Пока я пыталась понять, зачем мы сюда пришли, Адриенна достала камеру и принялась снимать женщину, которая даже не обратила на это внимания, и ее комнату. Наконец Адриенна повернулась ко мне и заговорила на чистом английском:

– Это Анна, ясновидящая. Ее сын заведует магазинчиком, а она читает судьбу по картам. Кто еще сфотографирует ясновидящую? Это уникальная профессия.

В этом ей не откажешь, тему она выбрала оригинальную. И обстановка любопытная: обшарпанная комната, штора из бисера, и на потолке собирается дым от Анниной сигареты. Я взяла камеру и тоже принялась фотографировать. Когда мы закончили, Анна поднялась, выключила телевизор, подошла к столу, придвинутому к стене, и жестом пригласила нас сесть. Мы скучились у столика, и Анна достала колоду карт. Она выкладывала их перед собой, одну за другой, и что-то шептала по-итальянски. Адриенна отставила камеру и притихла. Прошло несколько минут, и Анна подняла на нас взгляд и сказала с сильным акцентом:

– Одну из вас ждет любовь. Обеих ждет боль в сердце.

Это меня слегка ошеломило. Я не ожидала, что нам будут предсказывать судьбу. Но моя реакция не шла ни в какое сравнение с реакцией Адриенны. Она выглядела подавленной. Взяв себя в руки, Адриенна принялась закидывать ясновидящую вопросами на итальянском. Той это быстро надоело, и она ее перебила. Адриенна заплатила ей, и мы ушли. Она не сказала мне ни слова за всю дорогу.


23 марта

Сегодня мы слушали лекцию в галерее Уффици. Говард предложил проводить меня домой, и так вышло, что я рассказала ему про Адриенну и ясновидящую. Он молчал несколько минут, а потом зашагал быстрее и сказал, что хочет кое-что мне показать. Он привел меня на площадь Дуомо, подошел к левой части собора и попросил посмотреть наверх. Солнце только начало садиться, и тень Дуомо покрывала почти всю площадь. Я понятия не имела, что искать глазами – передо мной возвышались только изящно украшенные стены, – но он убеждал меня искать дальше. Наконец он взял мой палец и указал им на небольшой выступ. «Вот», – сказал он. И тут я заметила среди всех этих красивых камней и статуй святых бычью голову с открытым ртом и опущенным взглядом, словно бык разглядывал что-то внизу.

Оказалось, что про эту скульптуру есть две легенды. Первая – о том, что животные скептически отнеслись к постройке собора и голову быка добавили для того, чтобы почтить их. Вторая – чуть более итальянская.

Во время строительства здесь стояла пекарня. Пекарь и его жена продавали хлеб каменщикам и другим рабочим. Так вышло, что жена полюбила одного из старших каменщиков, и, когда пекарь узнал о романе, он потащил их в суд, где бедняг унизили и приговорили к жизни вдали друг от друга. Мстительный каменщик высек голову быка и установил ее над пекарней, чтобы она служила напоминанием обманутому мужу о том, что его жена любила другого.

Я в восторге от того, как много он знает о Флоренции, и его история помогла мне отвлечься от Адриенны. Но из головы не выходит один вопрос: почему он поведал ее мне именно сейчас? Может, он пытался что-то этим сказать?..


Говард. Его имя буквально светилось. Почему мама не записала его как мистера Икс? Случайность? Или они собирались обнародовать свои отношения? И есть ли связь между Адриенной и рассказом Говарда о пекаре?

Я встала и подошла к окну. На улице было тепло, почти жарко, и луна, словно прожектор, заливала светом кладбище. Я отставила фиалки и оперлась локтями на подоконник. Забавно, но меньше чем за неделю я перестала волноваться о надгробиях. Это как прохожие – они рядом, но в то же время нет. Как фон.

За деревьями загорелись фары, и я проводила глазами машину, ускользающую вдаль по дороге сквозь ветер. Зачем Адриенна отвела маму к ясновидящей и попросила ее погадать им на любовь? Неужели ей тоже нравился Говард? И это с ним она говорила на лестнице?

Я вздохнула. Пока что дневник ничего не прояснял – только еще больше запутывал.

Глава тринадцатая

– Я столько всего хочу показать тебе во Флоренции, что даже не знаю, с чего начать.

Я покосилась на Говарда. Мы ехали в город, и я пыталась решить, как мне к нему относиться. Я не могла воспринимать его как загадочного разбивателя сердец мистера Икс. Может, потому, что в машине были открыты все окна, ревела «Sweeeeeeeet Emooooootion» группы «Аэросмит» и Говард время от времени стучал пальцами по рулю в такт музыке. Да, и пел он ужасно.

Я прислонилась к двери и прикрыла глаза. Я долго не ложилась, размышляя о маме и Говарде, а на рассвете на кладбище зашла группа невероятно жизнерадостных ребят, похожих на итальянских бойскаутов. Я спала не дольше четырех минут.

– Не против снова начать с Дуомо? Взберемся наверх, и ты сразу увидишь весь город.

– Конечно. – Я открыла глаза. Интересно, он вспомнит, если я упомяну пекаря и быка?

– Честно говоря, я думал, что ты пригласишь Рена поехать с нами.

– Я не знала, что так можно.

– Я всегда ему рад.

– Вот только он тебя боится до смерти.

И это смешно. Я окинула взглядом Говарда. Несмотря на свое темное прошлое, он выглядел как образец идеального отца из пятидесятых. Свежевыбритое лицо, чистая белая футболка, улыбка во все тридцать два.

Есть, есть, есть.

Он увеличил скорость и обогнал автомобиль с прицепом.

– Зря я вчера его напугал. Я вижу, что парень он хороший, и, когда ты с ним, я могу за тебя не беспокоиться.

– Да. – Я поерзала на сиденье, вспомнив наш вчерашний разговор с Реном. – Кстати, сегодня вечером он снова меня кое-куда пригласил.

– Куда?

– Это, эм… – Я замялась. – Клуб. Там будут его друзья с вечеринки.

– Ты прилетела меньше недели назад, а уже столько встреч. Похоже, нам с тобой придется гулять только днем. – Он улыбнулся. – Вообще-то я рад, что ты так быстро сошлась с другими учениками. Я позвонил директору за пару дней до твоего приезда – она с радостью устроит нам экскурсию по школе. Можем взять с собой Рена. Он наверняка ответит тебе на все вопросы.

– Не стоит, – быстро сказала я.

– Ну, может, в другой раз. Не обязательно прямо сейчас.

Мы проехали по круговому перекрестку, и Говард затормозил у ряда магазинчиков.

– Где это мы?

– У магазина сотовых телефонов. Тебе нужен свой собственный.

– Точно?

– Точно, – улыбнулся Говард. – Я скучаю по общению. Пойдем.

Мы зашли в магазин с покрытыми пылью окнами. Крошечный старик – очевидно, потомок Румпельштицхена – поднял взгляд от книги.

– Синьор Мерсер? – спросил он.

– Si[48].

Он проворно спрыгнул с табурета, порылся в полках за стойкой и протянул Говарду коробку:

– Prego[49].

– Grazie[50].

Говард расплатился кредиткой и отдал мне коробку.

– Я попросил их все подготовить, так что телефон готов к использованию.

– Спасибо. – Я вынула мобильник и радостно на него уставилась. Теперь я смогу дать Томасу свой номер! Ну, если он вдруг спросит. Пожалуйста, пусть он придет сегодня в «Космос»!. И пусть спросит!. В конце концов, даже несмотря на трагическую историю моих родителей, Томас не выходил у меня из головы.


Говард припарковался там же, где и в прошлый раз, когда мы ходили в пиццерию. Мы вышли к Дуомо, и он тяжело вздохнул:

– Очередь еще длиннее обычного. Как будто им там раздают бесплатные «феррари».

Я посмотрела на очередь в собор. В ней стояло, пожалуй, тысяч десять вспотевших туристов, и половина из них явно была на грани нервного срыва. Я покосилась влево, но не смогла разглядеть на стене быка. Наверное, самой мне его найти не удастся.

Говард повернулся ко мне:

– Может, пока поедим джелато? Авось и очередь поменьше станет. Порой по утрам тут особенно много людей.

– Ты знаешь, где продают страчиателлу?

– В любой уважающей себя джелатерии есть страчиателла. Когда ты успела ее попробовать?

– Вчера, с Реном.

– То-то мне показалось, что ты слегка изменилась. Роковой вкус, а? Знаешь что, давай возьмем по рожку. Начнем день с хорошей ноты, а потом выстоим очередь.

– Отлично.

– Моя любимая джелатерия неблизко. Не против пройтись?

– Нет.

Путь занял минут пятнадцать. Магазинчик оказался размером с машину Говарда, и, несмотря на то что наступило время завтрака, он был до краев забит людьми, радостно поедающими, как мне уже известно, самый вкусный десерт на планете. Вид у них был восторженный.

– Популярное местечко.

– Лучшее! Я не шучу, – ответил Говард.

– Виоп giorno[51]! – Из-за стойки нам помахала колоколовидная женщина. Я подошла к витрине – выбор предлагался огромный. В металлических емкостях лежали горы разноцветного джелато с кусочками фруктов и шоколадной стружкой. Каждое из них обещало поднять мне настроение процентов на девятьсот. Шоколадное, фруктовое, ореховое, фисташковое… Как тут можно выбрать?

– Хочешь, я выберу за тебя? – предложил Говард. – Обещаю, если тебе не понравится, я куплю другое.

Так намного проще.

– Ладно. Разве бывает невкусное джелато?

– Вряд ли. Наверное, даже со вкусом грязи вышло бы замечательно.

– Фу!

Он повернулся к продавщице:

– Un сопо con bacio[52], per favore[53].

– Certo[54].

Она потянулась к пирамиде из рожков, взяла один из них и наполнила шоколадным на вид мороженым, протянула Говарду, а он передал мне.

– Оно же не со вкусом грязи?

– Нет. Попробуй.

Я лизнула джелато. Очень нежное и насыщенное. Как шелк, только из мороженого.

– Вкусно! Шоколад… с орехами?

– Шоколад с фундуком. Это bacio, любимый вкус твоей мамы. Мы, наверное, сотню раз с ней сюда заходили.

Не успела я оглянуться, как сердце у меня оборвалось. Потрясающе, как долго я с этим справлялась, все было хорошо, и вдруг бац — я скучаю по ней так, что все тело ноет от боли, даже кончики пальцев.

Я опустила взгляд. Глаза щипало.

– Спасибо, Говард.

– Не за что.

Говард заказал себе рожок, и мы вышли на улицу. Я глубоко вдохнула. Упоминание о маме подпортило мне настроение, но все же стояло лето, я во Флоренции, с рожком джелато bacio. И маме не хотелось бы, чтобы я грустила.

Говард задумчиво посмотрел на меня:

– Я хочу тебе кое-что показать в Mercato Nuovo[55]. Ты слышала о фонтане «Porcellino[56]»?

– Нет. Погоди, мама в нем плавала?

– Нет, – засмеялся Говард. – Она ныряла в другой. Хедли рассказывала тебе про немецких туристов?

– Да.

– Никогда в жизни так долго не смеялся. Отведу тебя туда как-нибудь. Только нырять не разрешу.

Мы пошли вдоль по улице. Mercato Nuovo состоял из рядов туристических палаток, многие из которых продавали сувениры, вроде футболок с надписями:

Я ИТАЛЬЯНЕЦ, Я НЕ БЫВАЮ СПОКОЙНЫМ.

Я НЕ КРИЧУ – Я ИЗ ИТАЛИИ.

И моя любимая:

ФРИКАДЕЛЬКАМИ КЛЯНУСЬ – Я ИТАЛЬЯНЕЦ.

Я хотела остановиться и выбрать что-нибудь смешное для Эдди, но Говард потянул меня дальше сквозь рынок и подвел к бронзовой статуе кабана, плюющегося водой, вокруг которого собралась толпа людей. У него был длинный пятачок и клыки, а нос сиял золотом, как будто его стерли.

– «Porcellino» значит кабан?

– Да. Это фонтан «Кабанчик». Правда, всего лишь копия, но он стоит тут с семнадцатого века. По легенде, если потрешь ему нос, то обязательно вернешься во Флоренцию. Попробуешь?

– Конечно.

Я подождала, пока ребенок с мамой не отошли от фонтана, протянула руку, не занятую джелато, к пятачку кабана и как следует его потерла, а потом замерла, разглядывая статую. Кабанчик смотрел на меня глазами-бусинками, а его маленькие клыки пугающе блестели. Я точно знала, что когда-то мама стояла перед ним и фонтан обрызгивал ей ноги, а она всей душой надеялась, что навсегда останется во Флоренции. И что потом? Она даже ни разу сюда не приехала… и уже не приедет.