– У тебя славно получается, – заверил он. – Мимики только многовато.

Навечно выучив текст, я стал репетировать, стоя в Ленинской комнате перед зеркалом. Следил за поведением тела во время чтения, особенно рук.

Вначале обезьяньи ужимки мне понравились, но вскоре понял, что со стороны выгляжу нелепо и глупо. Подобное исполнение, наверное, имело бы успех разве что в зоопарке перед приматами.

Конечно, образы персонажей должны были выглядеть рельефно, но правдиво, без излишнего гротеска. В конце концов, Вовка, прослушав меня в сотый раз, удовлетворённо кивнул головой:

– Ну вот, подходяще. Теперь понятно, кому вести программу.

На мои активные протесты новоиспечённый худрук возразил:

– Ты посмотри на себя внимательно: длинный, как Тарапунька, глупый, как чёрный клоун, и звонкий, как медная труба!

Не скажу, чтобы концерт удался на славу, однако непритязательная публика, изголодавшаяся по зрелищам, каждое выступление провожала бурными аплодисментами. Чуть поддатые по случаю Нового года, мы особенно старались блеснуть мастерством перед сидящими в зале девушками, приглашёнными на вечер. Я как мог, развлекал зрителей, заполняя паузы между номерами шутками, анекдотами и репризами.

После концерта официальные лица удалились на банкет, и молодёжь стала полноправной хозяйкой клубного зала.

Полковой оркестр без устали наигрывал современные мелодии, и мы вдохновенно и лихо кружились в вальсах с прекрасными и притягательными девушками. Густой, как сметана, воздух был пропитан дружелюбием, парфюмерией и любовью.

На «Риориту» я пригласил высокую и стройную, как тополёк, и грациозную, как газель, нашу официантку Зоечку. Безупречно сложенная, лёгкая и послушная в танце, она мило улыбалась, бросая на меня осторожные рысьи взгляды, и будто невзначай прижималась ко мне высокой грудью на резких поворотах. Эти её невинные уловки были так волнительны и призывны! Если бы не рыжая причёска и природные веснушки, если бы не длинный, как у аиста, нос с горбинкой и не тонкие губы, – быть бы мне в тенетах страстной любви. В этом плане парень я сговорчивый. Однако для меня первостепенным мерилом красоты являлось лицо. Расхожее мнение о том, что девушки оценивают кавалеров сверху вниз, а парни – снизу вверх я не разделял. Однако я обнимал за талию женщину, и её близость, запах, зовущий блеск каштановых глаз чрезвычайно возбуждали.

– Спасибо, Зоенька. Вы прекрасно танцуете, – проворковал я, подхватывая её под руку. – Куда изволите доставить? Где ваш поклонник?

– Ах, – скривила она ротик в ироничной улыбке, – какие нынче поклонники. Ухажёры – и те перевелись.

– Да что они – ослепли, не видеть такой красоты! Куда подевались мужчины из этого города? – притворно возмутился я, прижал её локоток и осторожно сжал запястье. – Позвольте, в таком случае, взять над вами шефство.

– Так сразу?

– Ну почему же… Мы с вами целых два месяца знакомы. Наверное, не так близко, но при желании этот недостаток можно исправить.

Зойкины веснушки заискрились, как звёзды в безлунную ночь. Ей, конечно, хотелось, но она осторожничала, а может быть и не желала марать новыми сомнительными отношениями своих искренних чувств к неизвестному возлюбленному. Такой, конечно, непременно у неё был.

К восемнадцати годам все мы становимся заложниками первой любви. А влюблённая девушка, что лошадь в шорах – никого, кроме своего кумира, вокруг не видит. И вы, пацаны, намотайте это себе на ус…

– Вот даже как, – ответила Зоя на мою двусмысленную тираду. – Давайте – ка отложим обсуждение этой темы «на потом».

– Не возражаю, – согласился я, отметив про себя, что отказа не получил, и, следовательно, в этом вопросе имею определённые позитивные перспективы.

Оркестр удалился на отдых, и местная комсомолия организовала новогодние аттракционы. Скакали в мешках, поедали на скорость яблоки, выуживали рыбу из аквариума.

– Минуточку, – сказал я своей партнёрше по танцам и тоже включился в игру.

Мне завязали глаза, сунули в руку ножницы и трижды провернули вокруг своей оси. Задача заключалась в том, чтобы срезать с натянутого шпагата какой-либо из призов, висящих на нитке. Мне или повезло, или затейник нарочно наложил повязку так, чтобы оставалась крохотная щелочка. Этого было достаточно, чтобы контролировать ситуацию. Поэтому прежде, чем срезать приз, я, демонстрируя полную слепоту, несколько раз покушался на носы и уши окружившей аттракцион живой стены. Толпа шарахалась, восторженно хохотала и наперебой давала советы.

Я выбрал самый большой приз и преподнёс добычу Зое. Девушка здесь же, слой за слоем, стала распаковывать подарок и к всеобщему ликованию показала соску-пустышку. Ничуть не смущаясь, она тут же сунула её в мой приоткрытый рот и весело сказала:

– Вам она – ну очень к лицу!

Вечер подходил к концу. Остались позади взаимные поздравления и пожелания по случаю Нового года, признания в вечной любви и дружбе, готовность к продолжению начатого диалога. Наступила пора расставаний. Перед тем, как отправиться в клуб, капитан Евсеев строго-настрого предупредил, чтобы через два часа после полуночи весь личный состав был в казарме, «как штык», и чтобы «без антимоний и выкрутасов», иначе… Обещались серьёзные кары.

За полчаса до «развода» до смерти уставшие ребята из оркестра собрали свои инструменты, и ушли с насиженных мест. Зал опустел, и только по углам отдельные парочки, торопясь, выясняли свои отношения.

Я проводил Зою до проходной, мы остановились и посмотрели друг на друга. Тусклый свет одинокой лампочки, сиротливо висевшей над контрольно-пропускным пунктом, матовый отблеск прозревшей луны и синие полутени на снегу сглаживали остроносое, скуластое лицо девчонки и делали его привлекательным. Самое время поцеловать, а вдруг обидится? Невзрачные девушки заметно капризнее красоток. В чём здесь секрет, понять трудно, но я полагаю, что это естественная защита от возможной бестактности. Гордость – вот оселок, на котором оттачивается девичья неприступность. Гордость, самолюбие и страх.

– Славно провели время, – заглянул я в Зойкины мерцающие глаза, решив не торопить события. – К сожалению, мне пора. Могу я рассчитывать и впредь на благорасположение?

– Посмотрим на ваше поведение, – игриво ответила она, освобождая руки из моих цепких лап.

– Лида, – окликнула она проходящую подругу, – подожди, я – с тобой. Ну, пока (это уже мне).

Девушка повернулась, и новогодний снежок прощально, как на скрипке, запел под её ногами.

…Кажется, я полностью вписался в учебный процесс, потому что у меня появилось свободное время. Кроме того, которое отводится по распорядку дня. Надо сказать, что оно меня не обрадовало. Хуже нет – искать пятый угол в казарме.

Нежданно для всех полк заразился игрой в шашки. Доски можно было встретить в самых неожиданных местах, даже в туалете. Моим постоянным противником выступал Володька Дружков. Самолюбивый и вспыльчивый, нахрапистый и задиристый, он весь светился, когда выигрывал, но в последнее время ему фатально не везло. Зато в баскетболе Вовка был на порядок выше. Когда мы выходили на площадку один на один, он работал со мной, как кошка с мышью.

– Как это у тебя получается? – постоянно задавал я ему банальный вопрос, и он, довольный собой, снисходительно бросал:

– Это тебе не шашки, здесь соображать надо.

Гена Буряк со второго звена, плотный, приземистый, похожий на гриб-боровик курсант, работал «с железом». Как-то и меня затащил в спортзал потаскать штангу. Но и с этим снарядом мы не поладили. Максимум, чего я достиг через два месяца тренировок, – толкнул восьмидесятикилограммовый вес. «Блины» на грифе расхохотались, насмешливо звякнули, и я навсегда распрощался с лошадиным спортом.

Зато с удовольствием подружился с лопингом. Кто не знает, так это обыкновенные качели, чем-то напоминающие аттракцион «лодки» в любом парке культуры и отдыха. Мне было лет пятнадцать, когда вместе с Витькой Черепановым на этой лодке мы сделали полный оборот к восторгу зевак и чуть было не угодили в милицейский участок за хулиганство.

Лопинг, конечно, совершенней, так как имеет две степени свободы и вращается в двух плоскостях – вертикальной и горизонтальной. Снаряд серьёзный, и без страховки работать на нём запрещалось. Для этого служили кожаные ремни, связывающие человека по рукам и ногам. Выпасть из этого стойла даже при потере сознания просто невозможно. Тем не менее, летом прошлого года один из курсантов оторвался от перекладины вместе с лопингом и при ударе о землю сломал позвоночник. Узел подвески не выдержал перегрузки и лопнул. На этом лётная карьера неудачника и завершилась.

С некоторых пор у меня появилась привычка доводить начатое дело до конца. Оно и правильно: результат, даже отрицательный, – тоже результат. С лопингом мы подружились, начальник физподготовки меня понял, и где-то через год я уже входил в тройку сильнейших спортсменов училища, работая на этом снаряде.

Другим увлечением стал батут – сетка, натянутая на амортизаторах. И хотя заметных успехов здесь я не достиг, координация движений улучшилась. Взлетая над батутом в воздух, я точно знал, в каком положении находится моё тело в пространстве. Кроме того, батут – прекрасное средство для развития вестибулярного аппарата…

Зима на Алтае суровая и длинная, как сто тысяч километров. Бури и вьюги здесь не в диковинку, а ураганные ветры выбрали Топчиху местом своего базирования. В такую погоду даже до столовой приходилось добираться по канату.

Однажды сильнейший смерч начисто снёс крыши казарм и повалил опорные столбы вместе с оградой в методическом городке.

Но были и дни тишайшие и пронзительно солнечные. Начальник физподготовки забирал их на откуп и устраивал лыжные соревнования. Пятикилометровая трасса проходила по сосновому лесу, но любоваться его красотами было некогда. Глупая, с моей точки зрения, беготня мне порядком надоела, и я стал халтурить, срезая маршрут или отсиживаясь в кустах, поджидая возвращения лидеров. Этих фанатов я пропускал, вливался в общую массу и благополучно получал заветный зачёт на финише.

Однако не зря говорят, что, сколько верёвочке не виться, а конец будет. Сторонников получить спортивный разряд по лыжам на халяву становилось всё больше, результаты на дистанции день ото дня катастрофически улучшались, и это не могло не заинтересовать физрука. Как-то он лично прошёлся по лыжне с контрольной проверкой, в результате которой я получил три наряда вне очереди на кухню.

Но нет, говорят, худа без добра. Улучшив момент, я предложил Зое задержаться на часок после работы. Она с готовностью согласилась. Не сомневаюсь, что эти пять недель после Новогоднего вечера она про меня думала. Заинтриговать девушку можно не только настойчивым вниманием, но и сдержанной неторопливостью. Что называется, заставить дозревать.

Как мы и договорились, встреча произошла в раздевалке. Она находилась за ширмой, а вход снаружи был закрыт на засов. Лучшего места для уединения в столовой не найти.

Она стояла у окна на фоне тёмно – синего лунного света, словно Афродита, выходящая из морской пены, и сразу же повернулась на звук моих шагов.

– Ну, здравствуй, моя сладкая, – ласково прошептал я, обнимая девушку за талию.

Наши лица сблизились, и в полумраке я увидел приоткрытые, готовые к поцелую губы. Сердце трепетно заколотилось, волна нежной легкости, как наркотик, пробежала от головы до ног, и я осторожно прикоснулся к её жаркому ротику.

Руки этого небесного создания сначала робко, а потом уже смелее обвились вокруг моей шеи, и мы слились в долгом сочном поцелуе. Будто не мои, ладони скользнули вдоль хрупкой спины девушки, остановились на бёдрах и стали собирать подол её платья в гармошку.

Сообразуясь с обстановкой, моё мужское достоинство поднялось и грозило оборвать все пуговицы на галифе. Горячее тело девушки плотно прилипло к моим чреслам, и мы молча, не переставая терзать губы, занялись лихорадочным приготовлением к любви. Она приспустила свои трусики, а я торопливо освобождал застоявшийся в стойле фал.

Через секунду мы слились, как два нашедших друг друга притока, я зарычал от восторга, а она издала долгий сладострастный стон. Откинув назад бюст и голову и жарко дыша, она неистово поддавала передком, накрепко вцепившись в мои напряжённо-каменные ягодицы. Девушка была на голову ниже меня, я стоял на полусогнутых, любить в такой позе – одно мучение. И тогда, повинуясь инстинкту, я приподнял её лёгкое тело и усадил на широкий подоконник. Дело пошло на лад, и я втолкнул свой пестик в пламенный цветок любви в полный рост.

Чтобы не умереть от наслаждения и перевести дух, я приостановил движения и почувствовал, как мощные сокращения её губ продолжают ласкать моего неукрощённого разбойника.

Через несколько лёгких движений она мелко затрепетала, и из глубин её груди вырвался вздох облегчения. В ту же секунду обжигающая жидкость фонтаном рванулась из моего сердца, орошая и цветок и кустарник, в котором он прятался.