— Да ничего. Удивляюсь, что мы так легко обсуждаем случившееся.

Ольга немного притормозила. Повернула лицо. Мягкий ветерок играл ее волосами и тесемками на капюшоне. Она выглядела необычайно привлекательно. Весна была ей к лицу.

— Если ты сейчас добавишь что-то вроде «а в наше время…», я рассмеюсь. Так и знай, — предупредила Ольга.

Тихон усмехнулся. Поднял лицо к небу, клочок которого как будто нанизался на шпили окружающих двор высоток. Она могла смеяться сколько угодно, но в его время все было действительно по-другому. Но с другой стороны, Гдальскому нравилось и настоящее. Нравилось, что с Ольгой он чувствовал себя свободно. Как будто они остались каждый при своем, несмотря на то, что решили заняться сексом.

— Я не силен во флирте, — пожал плечами мужчина и возобновил движение.

— Набиваешь себе цену?

— Кто, я? — удивился Тихон.

— Ну, не я же… Никогда еще не видела настолько раскрепощенного мужика.

Это что-то новое. Тихон развернулся лицом к так и не догнавшей его Ольге и, пятясь, поинтересовался:

— А ты, что? Много мужиков на своем веку повидала?

— Да, брось… Откуда им взяться? — отмахнулась та. — Что? Почему ты так смотришь?

— Пытаюсь понять, в какой момент я приобрел в твоих глазах ипостась героя-любовника.

Ольга приоткрыла рот.

— Серьезно?! «Хочу, чтобы, когда я тебя трахну, на тебе были те блядские туфли», — процитировала она, вмиг осипнув.

— Не знаю, откуда во мне взялась эта пошлятина, — поморщился Гдальский. Честно говоря, тогда он, наверное, переборщил, озвучив свои грязные мысли.

— Так ведь я не жалуюсь.

— Нет?

— Нет. Меня все устраивает.

— Хм…

* * *

— Ну, вот опять твое «хм». А я никак не возьму в толк… тебя что-то смущает? — Ольга решила, что терять ей уже нечего, а потому, не стесняясь, задавала мужчине интересующие ее вопросы.

— Согласись, что это довольно рискованный способ произвести впечатление на даму.

Ольга рассмеялась:

— Не может быть, чтобы ты правда так думал.

— Почему? — искренне удивился Гдальский.

— Да потому, что любая нормальная женщина мечтает о раскованном любовнике. А те, кто томно вздыхает в сторонке… скорее всего метят на что-то больше, нежели просто секс. Они и на исповеди не признаются, чего бы им в этом плане хотелось на самом деле.

— А ты, выходит, признаешься?

— Так я, вроде, уже…

— Значит, тебе нужен секс, и ничего больше?

— Ну, почему только секс? Я взрослая состоявшаяся дама в том возрасте, когда мужчину рядом с собой большинство женщин терпит либо по многолетней привычке, либо из соображений выгоды. С первым у меня не сложилось… второго я не ищу. Но это не означает, что мне нужен только секс. Хочется общения, спонтанных встреч, какого-то сумасшествия… Другое дело, что к большему лично я не стремлюсь.

Впереди идущая молодежь взорвалась громким смехом. Тихон задумчиво растер щеку и с искренним интересом уставился на свою недавнюю гостью. Интересная у нее была философия. Можно сказать, противоположная его собственной. Той, которой Тихон Гдальский, имея перед глазами пример родителей, жил много лет. Единственная, раз и навсегда, женщина, семья, упорядоченная жизнь. Но теперь, когда все до основания разрушилось, когда его розовые очки разбились, и он уже не стремился ни к чему постоянному, и ни к кому конкретному тоже не стремился, раздавленный предательством самого близкого человека… Ольга могла стать для него неплохим вариантом. Секс без обязательств. Что может быть лучше для мужика, который не ищет от жизни большего?

— Тиша!

Тихон оглянулся. Выхватил взглядом приближающуюся фигуру отца, который вел на поводке свою таксу.

— Привет. Что-то ты сегодня поздно прогуливаешься, — пожал руку старику.

— В самый раз. А эта милая барышня…

— А эта милая барышня, папочка, наша потенциальная сваха, — улыбнулся Тихон. — А это, Ольга, мой отец — Сергей Осипович.

— Вот так дела! И кто же вы нашему Николаше? Сестра?

— Николаше? — удивился Тихон, но отец, проигнорировав его вопрос целиком и полностью, сосредоточился на смеющейся Ольге.

— Нет, я его мать. А вы, выходит, посвящены в жизнь внуков даже больше, чем мы, их родители.

— Это потому, что родители, как правило, заняты своей жизнью, а мы, старики, нажились, и теперь всё для них. Они нам доверяют.

Собака дернулась, зацепила поводком пакет, в котором звякнуло что-то стеклянное.

— Пап, ты опять? — нахмурился Тихон. Ольга уловила звенящее напряжение в его голосе и, стараясь не показать своего любопытства, отвела взгляд.

— Мал ты еще учить отца жизни.

— Я и не учу!

— Вот и не надо. Я сам разберусь, не пропащий… — настроение старика, кажется, тоже испортилось, но прощаясь с Ольгой, он все равно улыбался и даже приглашал их с Тихоном в гости.

— Только заранее о визите сообщите. Наварю своего фирменного холодца. Мы его всегда с моей Тасей гостям подавали. Помнишь, Тиша?

— Да уж… — буркнул Гдальский и, обернувшись к Ольге, скомандовал, — ну, что, пойдем?

Ольга улыбнулась на прощание старику и пошла рядом с Тихоном. Легкость в их разговор так и не вернулась. Что-то определенно испортило ему настроение. Прямо не одно — так другое у них.

Глава 11

На удивление, Катя утром вскочила раньше отца и даже взялась за приготовление завтрака. Тихон поворочался с бока на бок, сунул голову под подушку, но спрятаться от шума в пусть и просторной, но все же квартире-студии не было никакой возможности. Накануне он долго не мог уснуть. Сидел у окна и пил горький чай, который Юрка Смирнов припер ему из Китая.

Поводов для бессонницы у Гдальского было хоть отбавляй. Он томился от неудовлетворённого желания. Прокручивал в голове все те сцены, что случились между ним и Ольгой, и словно на медленном огне поджаривался… А еще Тихон не мог не думать о собственном старике. Он так боялся, что тот снова запил! Не потому, что был моралистом или фанатичным приверженцем трезвого образа жизни… Нет. Просто Гдальский старший не молодел, а горькая не прибавляла ему здоровья. Совершенно по-детски, но не по-мужски, Тихон боялся, что та и вовсе отнимет у него папку. И тогда он останется один. Теперь уже по-настоящему.

Отец запил после смерти матери. В тот период было тяжело всем, но погруженный в свои заботы Тихон даже не сразу заметил, что его интеллигентный, положительный во всех смыслах отец выпивает. Нет… Пьет! Как сапожник, до беспамятства. Как он потом себя ругал, что вовремя не забил тревогу! Проклинал Ирку, из-за козней которой света белого не видел… И себя проклинал. У родителей Тихона была необыкновенная история любви. Они как будто и не существовали порознь. Всегда вместе, во всем, в любой ситуации. С улыбкой и держась за руки. Они обожали Тишу, своего единственного, позднего сына. Но только друг без друга не могли жить.

— Ну, ты будешь сегодня вставать или нет? Я уже напекла оладушков.

— Да встаю, встаю… Чего сама подхватилась так рано?

— Так ведь уже десятый час, пап!

Тихон, кряхтя, встал, натянул спортивные штаны, футболку и пошел в ванную. Когда вернулся — стол уже был накрыт по всем правилам. Ай да Катька, ай да молодец!

— А если серьезно? Чего подхватилась?

— Да ничего! — возмутилась дочка. — Мы просто хотели позаниматься с Ником.

Ага. Позаниматься. Теперь это так называется. Тихон вскинул бровь:

— Позаниматься?

— Вот именно. Ник обещал помочь мне подтянуть математику.

— А что, у тебя с ней какие-то проблемы? Почему мне не сказала? Я бы тебе помог.

— Папа! — закатила глаза дочка, — Все нормально. Мы сами справимся.

— Ну, смотри, — все еще хмурясь, Гдальский окунул оладью в сметану и откусил. — Так ты у него будешь?

— Угу. А потом, может, сходим куда-нибудь…

— Смотрите, не надоедайте там.

— Кому?

— Ольге, — пожал плечами Тихон.

— Ник сказал, что его мать не имеет ничего против, когда к нему приходят друзья. Кстати, — хитро блеснула глазами Катя, — как она тебе?

— Как она мне что?

— Ой, ну, не делай вид, что не знаешь, о чем я спрашиваю!

— Да понятия не имею.

— Ну, да, — рассмеялась девушка, — так я тебе и поверила. Ты что, на нее запал?

— Хм… А я смотрю, ты не против.

— А чего нам быть против? Она классная… Ну, по рассказам Ника. И красивая.

— Так это вы вчера типа сватовством занимались?

— А ты только сейчас это понял? — снова захохотала Катюха.

Гдальский покачал головой. Взял новый оладушек, отпил кофе. Кофе варить Катька категорически не умела. А вот оладушки были вроде бы ничего. Съедобными.

— Ну? — подперла ладонью щеку девушка.

— Что — ну? — активно жуя, пробубнил Тихон.

— Как наш план? Удался?

— Не-а. Вы, напротив, мне все обломали.

— Серьезно? — Катя даже открыла рот, а потом ее, видимо, озарило. — Вот же черт! Я вам помешала! — хлопнула себя по любу девушка. — Ну, и быстрые вы! — то ли обвинила, то ли похвалила. А Тихон рассмеялся:

— Да брось. Я пошутил.

— А я уж было подумала, что ты и правда оклемался, — насупилась дочка.

— Оклемался? — удивленно переспросил Тихон.

— Ну, да… После мамы… Так, ладно… Ты доел? Я приберу.

— Нет, не доел! — отобрал у дочки тарелку Гдальский, — ну-ка сядь и объяснись.

— А что тут объяснять? — занервничала Катюха.

— Чего это ты решила, что я, как ты сказала… не оклемался?

— Разве непонятно? На свидания ты не ходишь. Женщины у тебя нет… Работа — дом. Дом — работа. Ты страдаешь! А этой… этой — хоть бы хны!

— Эта — вообще-то, твоя мать. И я по ней не страдаю.

— Ну да! Как же… А почему тогда тормозишь? Взял бы и приударил за кем-то.

— Не знал, что ты так сильно мечтаешь о мачехе.

— А кто здесь говорит о том, что надо идти под венец?! — округлила глаза Катя, — пап, прием! На дворе двадцать первый век. Сейчас не нужно жениться, чтобы… кхе-кхе, — смутилась девочка.

****

Да, уж… Жалкое он, должно быть, представляет собой зрелище. Вон… уже и дочь дает советы. Дожился.

Тихон помог Катерине убрать со стола и вышел на балкон. Глупо получалось. Справедливости ради стоит отметить, что во много Катя была права. И от этого было еще более тошно. Ирка действительно до основания разрушила его прежнюю жизнь, да и его во многом разрушила. Того мужчины, которым он был — больше не было. Потому что в нем не осталось веры. Ни в людей, ни во что-то хорошее. Исчезли все те ориентиры, по которым он шел по жизни.

— Ты к деду пойдешь? — крикнула Катя. — Он звонил!

— Ага. Пойду. Чего хотел?

— Да так. Поболтать. Ему, кстати, понравилась Ольга, — хитро подмигнула отцу девушка и со значением пошевелила бровями.

Гдальский закатил глаза. Положа руку на сердце, вместе с желанием трахнуть соседку в нем воскресли всякие комплексы, которые раньше его никоим образом не волновали. Например, и дураку понятно, что женщина она достаточно состоятельная. А он… Он — это он. Неудачник и дурачок, которого вот так запросто облапошили. И кто? Человек, которому он доверял. Женщина, которую он любил…

— Вы на эту тему уж слишком не фантазируйте.

— Насчет вас с матерью Ника?

— Ага.

— Да ты не волнуйся. Ты ей тоже понравился.

— Это откуда такие выводы?

— Не скажу! Из принципа женской солидарности!

— А принцип «любовь к отцу» разве не важней всех других принципов? — стоял на своем Гдальский, искренне заинтересовавшись словами дочери. Да и вообще… что это за прикол такой? Сказал «а» — говори «б». А не вот это все!

— Хм, — Катя сунула палец в рот, — ну, ладно! В конце концов, я ведь из добрых побуждений действую… В общем, она очень долго собиралась!

— Куда?

— Да к нам же!

— И что?

— Ну, па! Не тупи! Если женщина собирается на свидание к мужчине несколько часов кряду — значит он ей определенно нравится. Иначе, зачем ей прилагать столько усилий?

— Логично, — согласился Тихон и снял с вешалки куртку.

— И это все, что ты можешь сказать? — возмутилась Катя.

— А что еще ты хочешь услышать? — Гдальский сунул руки в рукава и склонился к тумбочке с обувью.

— Пфф! Что хочу?! Ладно! Как тебе она?

— Кто? Ольга?

— Нет, Прасковья Федоровна из четыреста шестой!

Тихон хохотнул, вспомнив подслеповатую бабульку, чья квартира располагалась за стенкой.

— Она ничего. Симпатичная.

— Ну, вот! Видишь? Почему бы тебе не пригласить ее на свидание?

— Я подумаю, — ухмыльнулся Тихон и захлопнул за собой дверь. Знала бы Катька, с чего у них все началось… Интересно, что бы тогда сказала?

Отцовская пятиэтажка располагалась сразу за их высотками. Тихон прошел каких-то пятьсот метров и оказался в старом дворе, где прошло его детство. Чудо, что эти дома еще не пустили под снос. Отец ни за что бы не пережил этот удар. Гдальский поднялся на третий этаж и позвонил в дверь. Затявкала отцовская такса. Сергей Осипович открыл практически сразу. Как будто ждал его прихода в коридоре.