— Ох, — удивленно вздохнула Ольга и опустила взгляд вниз. — Ох, — повторила, возвращаясь к его лицу.

— Лежи здесь! Я только за презервативом схожу…

А потом он ее убедил и сам убедился, что все еще способен и на второй и, что удивительно, на третий заход. Чего не ожидал — того не ожидал, как говорится.

— Теперь мне точно нужно встать и пойти… — мечтательно пробормотала Ольга.

— Да. Мне бы тоже не мешало. Там, наверное, тесту уже хана.

— Тесту?

— Угу. Я на пироги поставил. Не знал, чем себя занять, пока тебя не было.

— Удивительно, — протянула Ольга, потягиваясь, как кошка, и нехотя сползая с кровати.

— Что именно?

— Пироги… Я ведь, Тиша, о тебе впервые узнала, знаешь, когда? Нет? Когда ты звонил Нине Васильевне уточнить насчет их приготовления. Я с ней в машине была. А она по громкой связи с тобой говорила, — пояснила Ольга в ответ на удивленный взгляд Гдальского.

— Нине Васильевне? Нашему главбуху? А ты ее откуда знаешь?

— От верблюда! — щелкнула по носу Тихона Ольга. — Она мать моего косметолога. Согласилась меня после процедуры подкинуть. Помнишь, какая я красивая была?

— Как тут забыть? — почесал живот Тихон, вставая вслед за Ольгой.

— Ну, так вот! Услышала тебя — обзавидовалась даже.

— А завидовала-то чему?

— Так ясное дело — той, кому ты эти пироги пек.

— Я себе, Оль. И то они сгорели.

— Правда?

— Ага. Напомнить, кто этому поспособствовал?

— Кто? Я?!

— Угу. Я когда к тебе спустился — духовку забыл выключить. Ну, и сгорело все подчистую.

Ольга сунула ноги в джинсы и ловко застегнула на талии.

— Выходит, я тебе пирог задолжала?

— Выходит, что так.

— Ладно. Ну-ка, давай посмотрим… По-моему, тесто еще очень даже ничего. Живое!

— Так, постой! Ты хочешь вернуть мне долг пирогами, на которые я уже все сам приготовил?!

— Не пропадать же добру! Доставай форму, Гдальский — дам тебе мастер-класс!

— Ну, уж нет. С этим я сам как-нибудь справлюсь. А ты приготовишь с нуля. Оценю твои кулинарные таланты.

— На предмет чего? — усмехнулась Ольга, скромно умолчав о том, что он уже несколько раз у нее трапезничал.

— На предмет профпригодности.

— А если с пирогами у меня не заладится?

— Значит, за пироги у нас буду отвечать я!

Глава 14

— А говорила, что не забудешь!

— Прости, Мариш! Дела закрутили!

Ольга стащила красивый шарфик, повязанный на шее, и небрежно сбросила туфли.

— На тебя это не похоже, — улыбнулась Марина. — Случилось что-то?

— Личная жизнь случилась! — радостно закивала Ольга.

— Да неужели и на твоей улице случился праздник? И как он? Хорош? — оживилась Марина, с любопытством поглядывая на пациентку.

— Поначалу они все хорошие, — резонно заметила Ольга и тут же переключилась: — Как сынок? Растет?

— Еще бы! Уже целый килограмм наел. Только знаешь, что? Я тебя умоляю — давай о чем-то другом…

— А что так?

— Ты только ничего не подумай, я очень люблю сына, но иногда мне хочется поговорить о чем-то, кроме отрыжки и трещин на сосках.

— О! И сильные трещины?

— Да теперь уже все наладилось. А поначалу — б-р-р… Хоть кормить бросай. Да ты проходи! Сейчас нанесу анестетик, а пока тот подействует, поболтаем. Расскажешь, как там в людях… Я ж тут совсем одичала. Кофейку выпьем. Странно, что мамы еще нет. Она обещала посидеть с Ванькой, пока я буду работать.

— Ну, пока мы поболтаем, она, может, как раз и успеет, — успокоила Ольга Марину.

— Угу. Ей тут ехать — всего ничего. Пробки, что ли?

Болтая, женщины прошли в небольшую комнатку, служившую сейчас Марише кабинетом. В углу на кресле стояла детская качелька. Мариша осторожно опустила в нее сынишку, и тот сразу же недовольно закряхтел.

— Ручной парень.

— Не то слово. С первых дней только на мне засыпает. Да и вообще не слезает с рук, — все больше хмурилась Марина, раскладывая на специальном столике нужные для работы штуковины. Ванькино кряхтение переросло в обиженный рев.

— Мариш, может, давай я его подержу?

— А ты не против? Спасибо! А то ж этот паразит так и будет орать… — молодая женщина подошла к сыну и ласково погладила его по головке. — Пойдешь к тете Оле? Да? Не хочешь один лежать? Ах ты, хитрюга…

Ольга улыбнулась и забрала из рук своего косметолога легонький комочек. Тот мгновенно замолк. Уставился на нее внимательными серыми глазками.

— Ну, что? Дадим твоей маме поработать?

Ванька, конечно, ничего не ответил. Взмахнул рукой, все еще не слишком контролируя собственные движения, и, зарядив себе прямо по лбу, обиженно засопел. А Ольга рассмеялась. Все же чужие дети — совсем не то, что свои. Зная, что в любой момент их можно отдать родителям, не умиляться им невозможно.

Пока Мариша наносила анестетик, в двери загремели замки.

— А вот и мама…

И действительно, пару минут спустя в комнату заглянула Нина Васильевна.

— Ох, задержалась-таки! — сокрушенно вздохнула женщина, забирая внука из Ольгиных рук.

— Да ничего. Тут мы и сами бы справились, — отмахнулась Марина. — Пробки?

— Нет! Но лучше бы они… Гдальский наш увольняться надумал. Теперь у нас такой дурдом — кому рассказать.

— Увольняться? Это тот, который пироги пек? — на всякий случай уточнила Ольга, как будто в их ТСЖ и в самом деле могло быть несколько Гдальских.

— Он самый.

Ольга кивнула и снова закрыла глаза, позволяя Марине закончить процедуру. Она ничего не понимала! Ей казалось, что у них с Тихоном все… серьезно, что ли? Что они здорово сблизились за последние дни. А на деле выходило, что ничего такого и не было. В противном случае, Гдальский бы, наверное, поделился с нею своими планами, или, по его мнению, это было неважно? Хорошее настроение вдруг испортилось. И ничто его не в силах было улучшить — ни женская болтовня, последовавшая за процедурой, ни Ванькино умилительное гуление, ни практически пустая дорога, по которой Ольга возвращалась домой.

Почему-то вспомнилось, что Тихон ей даже не позвонил. Хотя не мог не понимать, что после случившегося между ними секса она ждала от него чего-то такого. Внимания. Банального разговора. Ольге хотелось убедиться, что между ними ничего не поменялось. А если это все же случилось — узнать новые правила игры. Весь день ей было не до того, а сейчас в голову полезли совершенно идиотские мысли. Понравилось ли ему… и вообще, что он о ней теперь думает. Как будто вернулась годы назад, когда это еще имело значение. Ольга переключила скорость, да так и застыла с занесенной над коробкой рукой.

*****

Почему она раньше этого не поняла? Почему не поняла и не приняла меры?! Как позволила этому снова случиться, после всех тех уроков, которые ей преподнесла жизнь?

Ольга съехала на обочину, опустила голову на руль и судорожно сглотнула.

Испугалась! Она до ужаса испугалась всех тех чувств, что в ней, как оказалось, не умерли. Зачем ей они сейчас? Для чего? Ведь все хорошо, никакой драмы… Ан нет! Получайте! И как будто кулаком под дых, понимание — ради него готова рискнуть. Собственное сердце поставить на кон. Броситься в омут с головой. Пойти за ним, куда бы он ни позвал… Довериться.

— Что же ты творишь, Фадеева? — простонала Ольга, глядя на себя в зеркало заднего вида. Ответа не было. Только глаза лихорадочно блестели, как у наркомана в предвкушении дозы.

Домой ехала медленно. Опасаясь, что в таком состоянии не уследит за дорогой. Потом так же неторопливо поднялась по ступенькам на свой этаж. Захлопнула дверь и, устало опустив веки, привалилась спиной к двери.

— Привет… — раздался негромкий голос.

Ольга вскинулась и уставилась на Гдальского, впитывая в себя бархатистые интонации его низкого голоса.

— Привет. Я думала, что сегодня ты хотел поработать.

— Ага, — почесал он в затылке, — хотел. Ты опять похожа на ящерицу.

— Ох! — Ольга скользнула руками по лицу и, откинув голову, тихонечко рассмеялась.

— Вечно ты меня в самом непотребном виде застаешь.

— Опять была у косметолога?

— Угу, — Ольга, наконец, нашла в себе силы отпечататься от двери и разуться. — А ты давно тут? И где молодежь?

— Гулять пошли. А у меня тут пицца… и вино.

Ольга прошла в кухню, старательно игнорируя зудящее в пальцах желание обнять Тихона и никогда его больше не отпускать. Наверное, она совсем одичала, если такое незатейливое внимание подорвало её так сильно. Но факт оставался фактом. Ольга расчувствовалась. И от этой абсолютной перед ним беспомощности — её страх усиливался стократ. А еще вдруг подумалось, что этот ужин мог быть приурочен к его увольнению. Может быть, сейчас-то он ей все и расскажет, и зря она себя накрутила?

— Есть повод? — спросила, будто бы между прочим.

— Кроме того, что мы оба голодны, после работы? Нет.

Тихон открыл коробку с пиццей пепперони и потянулся за штопором. А Ольга опустилась на стул, с какой-то жадностью наблюдая… нет, не за тем, как он накрывает на стол. А за ним самим. Её голод был иного толка. Она смотрела на его лицо и руки, на то, как он будто нехотя улыбается, как шевелятся его губы, когда он что-то ей рассказывает, как смеется, откидывая заросшую голову, и все сильнее тонула в нем.

— Прости, — откашлялось Ольга, — ты что-то сказал?

— Угу. Отец нас приглашает в гости.

— Он давно уже приглашает. Я думала, ты не хочешь…

— Не хочу чего?

— Идти со мной, — пожала плечами Ольга, забирая из рук застывшего Тихона свой бокал.

— Почему тебе пришла в голову такая странная мысль? — удивился он, не сводя с Ольги тяжелого испытывающего взгляда.

— Ну… Мы ведь сразу расставили все по местам… Ничего серьезного, и все такое. А знакомство с родителями вряд ли входит в рамки обозначенных нами границ.

— Границ? Оль, если ты не хочешь, то просто так и скажи.

— Почему не хочу? Это ведь ты не слишком-то торопился.

— Но вовсе не потому, что я не хотел идти в гости к отцу с тобой! Это же надо было такое придумать!

— Хм… — не нашлась с ответом Ольга.

— Я на него из-за другого злился, — признался Тихон.

— А теперь не злишься?

— Нет. Он во многом был прав. Так, что? Пойдем?

— Завтра?

— Нет, давай уж на выходных. Завтра у меня и правда работы по горло.

— Ты про сегодня тоже так говорил, занятой ты мой человек.

— Сегодня желание тебя увидеть перевесило все другие. А завтра я действительно не смогу позволить себе такой роскоши, — пробормотал Тихон, не глядя на Ольгу, и откусил огромный кусок пиццы. — Что? Почему ты улыбаешься? — добавил, активно жуя.

— Радуюсь, что наши желания совпадают, — немного смущенно призналась Ольга. Тихон понимающе кивнул. Запил пиццу вином и, откинувшись в кресле, серьезно на нее уставился.

— Не смотри на меня, когда я такая страшная.

— Нормальная, — Гдальский чуть сместился, провел пальцам по бугоркам папул, которые уже практически разгладились. — Сегодня все сошло быстрее.

Ольга кивнула, радуясь, что Тихон не стал задавать глупых вопросов о том, зачем она это с собой делает. В этом вопросе мужики обычно ведут себя ужасно непоследовательно. Засматриваются-то они на холеных красавиц, но когда понимают, скольких усилий эта красота стоит женщине — неодобрительно хмурят брови. Как будто это что-то меняет.

****

Рука Тихона сместилась, шершавые пальцы прошлись по шейным позвонкам, надавливая и разминая.

— Умр… — не сдержала довольного стона Ольга.

— Опять уработалась?

— Угу… Есть такое.

— Воду они там на тебе, что ли, возят?

— Не-е-ет… Всего-то просят денег…

— А как? Ты даешь?

— Иногда даю. Иногда — нет. По обстоятельствам.

— Помню-помню… И как? Кому-то посчастливилось?

— Сегодня — двоим. А вот завтра — никому не посчастливится.

— Сурова ты женщина!

— Смейся-смейся! А, между прочим, мой босс на меня не нарадуется.

— Хм…

— Что это означает — твое хмыканье?

— И как тебе босс?

— Да вроде нормальный мужик…

— Я тебе дам — нормальный!

— Ой, а это что? Неужто ревность? — широко улыбнулась Ольга.

— Смейся-смейся, — повторил ее недавние слова Тихон и себе хмыкнул, разливая по бокалам остатки игристого.

— Тиш…

— Ммм?

— Льву Соломоновичу скоро семьдесят.

— А кто такой Лев Соломонович?

— Так ведь управляющий. Мы разве не о нем сейчас?

— А! Это ты, чтобы я не ревновал, меня успокаиваешь?

— Вроде того. У меня на тебя сил не остается. А уж двух я точно не потяну, — улыбнулась Ольга.

— Может, ты как раз на него все свои силы истрачиваешь, — возразил Тихон, но его выдали подрагивающие от смеха плечи.

— Ну, уж нет. На работе меня только работа имеет…

— А если так…

Тихон отставил свой бокал и плавно переместился со стула на пол.

— Что ты делаешь? — Ольга облизнула вмиг пересохшие губы. Тихон был настолько высоким, что, сидя на коленях, был ненамного ниже её. Его жаркое дыхание обжигало сквозь тонкую полупрозрачную ткань офисной блузки, а руки скользили вверх по ногам.