Он чуть сощурился в смущении:

– А это не так? А ты не этого хочешь, Дани? Выйти замуж? Иметь мужа? Свой дом? Детей? Вести восхитительную светскую жизнь?

Она сдержала дыхание, препятствуя выходу наружу клокотавшей внутри ярости. Наконец, когда почувствовала, что снова контролирует себя, Дани сказала:

– А зачем надо иметь супруга? Детей? Почему я не могу делать карьеру и вести восхитительную светскую жизнь сама? Почему я должна жить для других людей?

Он недоверчиво посмотрел на нее, словно никогда прежде по-настоящему не видел ее.

– Ты… ты не хочешь выходить замуж? Иметь семью? – Он покачал головой, уверенный в том, что просто неверно расслышал ее. – Почему… Какая еще карьера может быть у женщины за исключением семьи?

Она хотела возразить, однако просто покачала головой и рассмеялась, мягко и грустно:

– Неужели не понимаешь, Перри? Я сама ищу ответ на эти вопросы.

Он бросил на нее взгляд, полный одновременно замешательства и злости, однако подал руку, чтобы проводить ее обратно.

Вместе они прошли через величественный зал времен Второй Империи, богато украшенный классическими статуями, миновали Итальянскую ложу с ее крытой галереей, поддерживаемой огромными колоннами из белого мрамора.

Мраморные ступени главной лестницы, балюстрада были вырезаны из прекраснейшего оникса. По обе стороны лестницы стояли блистательные солдаты гвардии Республики в невероятных мундирах красного и белого цветов, в золотых шлемах, сверкающих в свете струящихся хрустальных люстр, гордо держа шашки наголо.

Все вокруг сверкало элегантными нарядами элиты Парижа, и для Дани это был настоящий сказочный мир. Зачарованная пышным окружением, она не замечала недовольства Перри, как, впрочем, и восхищенных взглядов тех, кто молчаливо признавал, что она самая красивая женщина среди собравшихся в этом роскошном увеселительном месте.

Они отыскали свои места. Дани устремила все внимание на представление, игнорируя Перри, который бросал на нее украдкой недоуменные взгляды. Он не предпринял ни одной попытки взять ее за руку, что неизменно делал прежде. И хотя Дани нравилась их дружба, она с горечью была вынуждена признать, что после сегодняшнего вечера всякие отношения между ними закончатся. Он жаждал полной власти, а ее одна только мысль о подобной судьбе наполняла холодным страхом и немой яростью.

В гробовом молчании он проводил ее до дома. Они остановились у щедро украшенных орнаментом железных ворот. Сияющие фонари из меди и стекла красовались на каменной стене, воздвигнутой вокруг особняка. Впереди неясно вырисовывались очертания внушительного двухэтажного дворца, окна которого тепло светились, словно приглашая заглянуть внутрь.

– Не хочешь зайти и выпить немного бренди? – вежливо предложила Дани. – Уверена, что отец еще не спит и, несомненно, будет рад насладиться твоей компанией.

Он покачал головой, какое-то мгновение задумчиво смотря на дом, затем взглянул на нее:

– Я действительно люблю тебя, Дани. Поверь. Но я так больше не могу. Видеть тебя. Быть рядом с тобой. И все время испытывать боль из-за того, что у меня нет никакой надежды… – Он снова покачал головой, вздохнув. – Я, к сожалению, не из тех людей, которые могут предаваться неосуществимым иллюзиям. Это совершенно бесполезно и несет только разочарование… и боль.

Дани кивнула:

– Понимаю, Перри. Я просто еще не готова выйти замуж ни за тебя, ни за кого-либо еще. Возможно, никогда не буду готова.

Он вздрогнул. В мягком сиянии света в его глазах заблестела ярость.

– Значит, ты играешь мной! – обвинил он, повышая голос.

Соответственно вырос гнев Дани. И как только посмел он намекнуть ей на подобное? Господи, неужели все мужчины полагают, что если женщина приняла их приглашение выйти вместе в общество, они являются кандидатами в мужья?

– Я возмущена вашими намеками, – резко сказала она. – Я не просила у вас большего, чем дружба. И если вы посчитали это игрой, следовательно, пребываете в досадном заблуждении.

Она приподняла юбки и сердито прошла сквозь открытые ворота.

Перри сокрушенно воскликнул:

– Дани, подожди! Я не это имел в виду. Я просто так сильно люблю тебя и…

Она не слышала его, торопливо взбегая по ступенькам, стремительно пролетев мимо швейцара, на лице которого появилось выражение недоумения и замешательства.

Она вошла в круглый вестибюль с мраморным полом, стены его были обиты атласом светло-зеленого цвета с цветочным орнаментом – листья плюща были из темно-зеленого бархата.

Остановившись, Дани позволила Клетусу, дворецкому, взять белый меховой палантин и направилась к покрытым роскошным ковром оттенка бургундского ступенькам, ведущим на второй этаж особняка. По обе стороны лестницы располагались две позолоченные, украшенные резьбой подставки, а на них светильники из золоченой бронзы.

На втором этаже она повернула налево, к своим комнатам, когда неожиданно Китти из своего крыла приветливо окликнула ее:

– Дани, добрый вечер. Ты не предложила Перри зайти и выпить что-нибудь на ночь?

Дани вдруг почувствовала, что ей необходимо поговорить с Китти, и подошла к ней. На мачехе был великолепный изумрудный пеньюар. Волосы, цвета сияющего летнего заката, мягко ниспадали ей на плечи.

Дани умоляюще прошептала:

– Могу я зайти и поговорить с тобой, если, конечно, не потревожу папу?

Сразу же почувствовав, что что-то случилось, Китти пригласила ее к себе.

– Он в посольстве, готовится к завтрашнему отъезду в Панаму. Заходи, и давай выпьем по бокалу вина.

Дани обожала гостиную Китти. Едва переехав в Париж, мачеха страстно увлеклась изучением дизайна интерьера, в результате чего особняк Колтрейнов превратился в образец вкуса и высокой культуры. Приглашение посетить его было настоящим подарком, получить который жаждали представители светской и правительственной аристократии Парижа.

Особое восхищение Дани вызывал внушительный секретер красного дерева, выполненный в стиле рококо. Он стоял как раз подле дверей, услаждая взор своим изысканно вырезанным фронтоном в виде шеи лебедя и необычными выгнутыми ножками. Как-то Китти упомянула о том, что он относится к 1775 году.

Подле него стояло кресло периода Георга I из орехового дерева, боковины которого были украшены раковинами и завершались шаровидными ножками.

Рядом с секретером, на стене, задрапированной желтым муаровым шелком, висели два подсвечника невообразимой красоты – вырезанные из дерева и позолоченные, с декоративными птичками, факелами, пшеничными снопами и хрустальными каплями.

Китти пересекла комнату и остановилась у маленького китайского столика с двумя потайными отделениями, где она обычно хранила бутылочку вина, предназначенную для вечерних бесед. Это был один из ее любимейших экземпляров, и она наблюдала, довольно улыбаясь, за тем, как Дани восхищалась другими предметами обстановки… плодами долгих часов утомительных поисков в затерявшихся антикварных магазинчиках Франции.

Она налила им обеим по бокалу розового вина, подала бокал Дани и показала ей свое последнее приобретение, гармонично дополнявшее интерьер гостиной.

– Сокровище, – гордо объяснила она, когда они встали перед картиной, на которой были изображены молодой человек и девушка, обнимавшие друг друга, на деревянных качелях, подвешенных на толстых веревках к ветви дерева. – На прошлой неделе я была на приеме в честь нового немецкого посла, денек выдался замечательный, и я решила прогуляться до дома пешком. И по пути наткнулась на крохотный магазинчик на улице Руссо, владелец которого даже и не знал работы Пьера-Опоста Кота. Он умер в 1883 году, и его картины становятся все более ценными с каждым годом.

Дани очень понравилась картина. Под влиянием Китти она весь прошедший год занималась изучением искусства и теперь могла по достоинству оценить работу Кота.

Китти сделала Дани знак рукой, приглашая ее присоединиться к ней на диване – шедевре неоклассицизма 1786 года, – и Дани кивнула и села рядом. Китти отыскала эту прелесть, обитую голубым бархатом, с грациозным изгибом спинки и легкими, тонкими деревянными ножками и подлокотниками, на улице Бонапарта.

– Ты просто чудо! – воскликнула Дани. – Боюсь, мне нужно еще многому научиться.

– Девочка, ведь ты выросла среди произведений искусства, – поспешила напомнить ей Китти. – Я слышала, что когда-то семья де Бонне обладала одной из самых ценных коллекций живописи во Франции.

Дани печально улыбнулась:

– «Когда-то» – самое подходящее слово. Припоминаю, что, когда мы только переехали в имение, залы были увешаны картинами, однако когда везение покинуло графа из-за его пагубной страсти к игре, то же самое произошло и с редкой коллекцией картин. К тому времени когда он был убит на дуэли, все залы совершенно опустели.

Китти вздохнула:

– Какая утрата. Однако давай же наслаждайся вином, а я расскажу тебе о путешествии твоего отца.

Она стала рассказывать о том, как Фердинанд Лессепс, известный французский инженер, который руководил строительством Суэцкого канала, организовал акционерное общество с целью прорыть канал через Панамский перешеек, однако это предприятие оказалось весьма сложным и дорогостоящим. Два года назад компания распалась, и большое количество акционеров лишились своих сбережений. В результате чего стали раздаваться требования к проведению парламентского расследования, и американское правительство обратилось к Тревису с просьбой отправиться в Панаму и ознакомиться с ситуацией до начала официальных слушаний по этому делу, поскольку оно затрагивало интересы многих американских инвесторов.

Дани слушала, однако без особого интереса, поскольку все еще была раздражена словами Перри.

Наконец Китти решила подтолкнуть ее:

– Что-то не так, Дани? Тебе хотелось поговорить со мной?

Дани испытала прилив благодарности и поспешила рассказать обо всем, что случилось, и поделиться своими чувствами.

Китти внимательно слушала, иногда кивая, но сохраняя молчание до тех пор, пока Дани не закончила. А затем постаралась, чтобы ее голос прозвучал как можно мягче:

– Я знаю, ты сама хочешь распоряжаться своей жизнью, дорогая, но уверена ли ты, что не путаешь борьбу за независимость с упрямством?

Дани, не понимая, сощурилась:

– Упрямство? С чего ты взяла?

– Тебе, вероятно, очень сложно научиться принимать свои собственные решения после того, как совсем недавно каждую твою мысль контролировала тетя Элейн, однако именно потому, что сейчас ты хочешь решать все вопросы своей жизни сама, не закрывай сердца для любви.

– Китти, я не понимаю…

Китти вздохнула, встала и начала шагать по гостиной. Господи, она не была матерью этой девочки, не воспитывала ее, а только-только начала узнавать – прошел год со времени их близкого знакомства. Она понимала, что существует тонкая граница между ненавязчивым советом и грубым вмешательством, однако Китти никогда не жеманничала, когда дело касалось чего-то серьезного, поэтому сейчас решила пойти в наступление.

– Не отрицай возможности когда-нибудь полюбить Перри, Дани, – сказала она. – Ты столь убеждена в своем желании быть независимой, что, возможно, просто предпочитаешь отказаться от любви.

Дани гневно тряхнула головой, и каштановые кудри упали на плечи.

– Я не люблю Перри, Китти, – жестко, с напором сказала она.

– Однако ты так расстроилась… – возразила Китти.

– Да, – без промедления согласилась Дани, – расстроилась и рассердилась, поскольку он посмел намекнуть, что я играла с ним. С каких, интересно, пор женщина обязана выходить замуж за человека из-за того, что она принимает его приглашения на светские рауты? Почему считается, что я ищу мужа, если мне просто приятно выходить в свет с молодым человеком?

Неожиданно Китти разразилась сумасшедшим смехом, снова опустилась на диван и закрыла лицо ладонями.

Дани, озадаченная поведением мачехи, собиралась потребовать объяснений, но Китти успокоилась и крепко сжала ее руки:

– О, Дани, ты, словно эхо моего собственного негодования, которое кипело во мне, когда мне было столько, сколько тебе сейчас. Я не хотела смеяться, однако столько вспомнила…

Ты права, Дани, – продолжала она. – Несомненно, ты ничем не обязана Перри. Ты не должна давать ему какие-либо объяснения, касающиеся твоих чувств.

Дани преисполнилась благодарности, однако почувствовала, что надо продолжить исповедь:

– Я не могу не чувствовать себя немного виноватой, поскольку причинила ему боль и…

– Нет! – резко вскричала Китти. – Ты не должна быть ответственна за то, что чувствует другой человек, – только за то, что переживаешь сама. Запомни: ты никогда не несешь ответственности за то, какую реакцию вызывают у другого твои чувства и принципы. – Она помедлила и крепко обняла девушку. – Я люблю тебя, Дани. Для меня ты дочь, которую я никогда не имела, но страстно желала, и я хочу, чтобы ты была счастлива.