Мэгги Робинсон - Любовь и верность

Лондон, Маунт-стрит

31 мая 1904 года

Мэри Ивенсон устала. Устала от дымчато-серых очков, прятавших ее ореховые глаза. Устала носить вызывающий зуд парик, который скрывал ее каштановые волосы. Устала от проблем, полными мешками прибывающих к ней всякий раз, когда почтальон звонил в дверь.

Но особенно она устала от своей тети Мим, которая и была настоящей Мэри Ивенсон и отказывалась уйти на покой.

Каждый день, когда Мэри запирала кабинеты агентства «Ивенсон эдженси» и с трудом поднималась по лестнице в расположенные наверху элегантные меблированные комнаты, ей приходилось сталкиваться с вопросами тети Мим и с подагрической ногой тети Мим. Именно подагрическая нога не давала жить им обеим. Мим управляла своим агентством по трудоустройству и человеческими жизнями с 1888 года, после удачной карьеры экономки герцога. Но вместо того чтобы после сорока лет успешной службы его семье отдыхать в красивом коттедже, подаренном ей герцогом на пятидесятипятилетие, Мим Ивенсон продала его, забрала свои сбережения и завела бизнес в Лондоне. Она знала, что нужно большим – и не очень большим – домам с точки зрения хорошей прислуги.

А еще ей было известно, что нужно легкомысленным светским девушкам, – у нее был опыт: она помогала выдавать замуж пять трудных дочерей герцога, так что Мим Ивенсон и сама не смогла бы сосчитать, сколько ночей провела, обсуждая причуды молодых джентльменов. Аккуратность, сообразительность и здравый смысл делали Мим Ивенсон незаменимым специалистом в области разрешения различных домашних катастроф.

Но однажды утром в 1900 году, как раз в то мгновение, когда наступило время объявить о начале нового тысячелетия, ее большой палец стало подергивать. А вскоре к нему присоединились и другие пальцы. И лодыжка тоже. Так что теперь она с большим трудом поднималась со стула, чтобы проковылять до окна и понаблюдать за движением на Маунт-стрит. Уже и речи не было о том, чтобы спуститься вниз к своему процветающему бизнесу и опросить лакеев или встретиться в своем личном кабинете с какой-нибудь мамочкой и обсудить с той, как ее дочь попала в скандальную историю с обнищавшим музыкантом, который настойчиво играл регтайм, вместо того чтобы исполнять Рихарда Штрауса.

Так что четыре года назад Мим пригласила к себе свою тезку-племянницу Мэри, чтобы разделить с ней дом и обучить ее всем тонкостям управления агентством «Ивенсон эдженси». Мэри была старой девой – как и сама Мим, а словечко «миссис» стало почетным обращением к ней как к герцогской экономке, когда она дослужилась до своего поста.

Для Мэри трудно было придумать что-то лучшее: ее родители умерли, а ее брат женился и занимался своей бакалейной лавкой. Впереди у нее было унылое будущее, в котором она ведет кассовый журнал или бесплатно нянчится со своими ужасными маленькими племянниками.

Мэри была разумной молодой женщиной и возлагала большие надежды на жизнь в Лондоне, в которой в ее постели не будет лягушек, а дома ей не придется терпеть бесконечной болтовни властной невестки. На работе она не будет скучать по аромату перезревшей дыни или сомнительной колбасы, и она без сожалений повесит на крючок свой фартук без единого пятнышка.

И лишь когда Мэри прибыла в город, план Мим стал казаться ей не таким уж чудесным. Мим тешила себя надеждой, что в один прекрасный день ее нога каким-то волшебным образом уменьшится в размерах и она сможет вернуться к своему массивному столу из красного дерева в угловом кабинете. И тот факт, что ей было уже за семьдесят, не мог поколебать ее уверенности в том, что компания не может работать без нее и ее хваленой мудрости. Для Мим было крайне важно по-прежнему оказывать прибыльные услуги и не менее важно, чтобы ее клиенты доверяли человеку, оказывающему эти услуги, как они делали всю эту дюжину лет.

А молодая Мэри не выглядела слишком умудренной опытом. Да, у нее широкий лоб и проницательные ореховые глаза, но ее волосы были рыжеватыми, а многие люди считают, что рыжеволосые неуравновешенны. К тому же Мэри была невысока, но хотя тетя Мим была с нею одного роста, нехватка дюймов никогда не мешала ей становиться устрашающей, если ситуация того требовала. Так что если агентству суждено было продолжать работу и процветать, то без маскировки было не обойтись. Поэтому на Мэри и нацепили парик с очками – лишь временно, убеждала ее Мим, до тех пор, пока она снова не встанет на ноги, так сказать. Никто на нее и не взглянет – престарелых женщин в больших черных шляпах кругом хоть пруд пруди; в своей древней вездесущности они кажутся почти невидимыми, так что Мэри могла не опасаться разоблачения.

Для консультаций была тайком призвана целая армия докторов, однако способность Мим вальсировать оставалась такой же, какой была до того, как они поднимались на крыльцо ее дома на Маунт-стрит. А у бедняжки Мэри вообще не было возможности танцевать вальс: она была слишком занята, притворяясь пожилой женщиной, и с каждым днем все больше вживалась в эту роль.

Нужно что-то предпринять.

Но только не сегодня. Потому что сегодня у нее уже… забрали.

Кто-то быстро постучал в матовое стекло с «ледяным» узором в средней части двери ее кабинета, а затем из-за двери показалась голова ее секретаря Оливера Палмера.

– С вами пришел повидаться лорд Рейнберн, миссис Ивенсон, – сообщил он.

Оливер был красивым молодым человеком с безупречными манерами.

Стоя за стойкой регистрации, он производил великолепное впечатление и был невероятно тактичен. Даже если он и подозревал, что Мэри не совсем та, за кого себя выдает, то не показывал этого. У него были собственные тайны.

Оливер искренне рассказал о своей плачевной ситуации – и голоде, – когда Мэри задавала ему вопросы, принимая на работу. Без гроша в кармане он пришел искать другое место, но Мэри оставила его при себе, и для нее он теперь был незаменим. Оливер всегда был в курсе всех светских сплетен. Это именно он снабдил Мэри газетными вырезками о лорде Рейнберне, хотя не сказать бы, что ей стоило напоминать о нем. Она помнила мрачные фотографии на первых страницах изданий.

Несчастный случай, хотя по бокам этих слов стояли невидимые кавычки. Открытое окно. Недостаточные доказательства.

– Боже мой! Я хорошо выгляжу? – Мэри была готова язык прикусить. Она никогда не задавала Оливеру подобных вопросов, какими бы знатными ни были ее клиенты, и он с недоумением посмотрел на нее. В конце концов лорд Рейнберн всего лишь барон. А после того, что произошло в Шотландии, ни одна порядочная женщина даже и думать не стала бы о том, чтобы произвести на него хорошее впечатление.

– Вы, как всегда, хороши, миссис Ивенсон, – кивнул Оливер. – И эта шляпка вам очень идет.

Должно быть, смешно носить шляпу в помещении, но благодаря ей и нескольким шпилькам Мэри удавалось удерживать парик на месте.

– Попросите его войти, – сказала она. – И нам понадобится чайный поднос.

– Будь я на вашем месте, миссис И, я бы предложил этому парню виски.

– Уверена, что ты прав. Так что позаботься и об этом, хорошо, Оливер? – Где-то в кабинете была бутылка солодового виски. В «Ивенсон эдженси» всегда все было под рукой и в руке. Последние четыре года Мэри Ивенсон находила мужей для богатых наследниц, камердинеров для виконтов и даже доярку для маркиза, который, к ужасу собственной кухарки, держал на кухне херефордскую корову. Агентство славилось своей способностью справляться с самыми невероятными поручениями – по сути, ее тетя победила в конкурсе с лозунгом «Исполняющие невыполнимое перед завтраком с 1888 года».

Некоторые представители сословия пэров, вроде этого маркиза, славились своей эксцентричностью. Лорд Алек Рейнберн был не из их числа. Но из-за того, что его прославило, сердце Мэри билось немного быстрее.

Если бы у него была простая проблема с прислугой, он нипочем не пришел бы к ней сам. Так что причина его визита личная. Мэри сомневалась, что Рейнберн ищет себе новую жену, – после кончины старой не прошло еще и года, а скандал, связанный с ее смертью, затихнет еще не скоро. Мэри была не настолько наивна, чтобы полагать, что барон будет сохранять обет безбрачия после всех этих сплетен, однако обращаться за услугами по поискам новой пары для него еще слишком рано.

Откашлявшись, Мэри постучала пальцами в перчатке по столу. Ее руки еще не покрылись морщинами, как следовало бы по возрасту, поэтому она все время была еще и в перчатках. И теперь ее ладони взмокли от пота.

В приемной затих стук клавиш пишущей машинки. Ее девочки-стенографистки, без сомнения, чуть не упали в обморок – незаметно, надеялась Мэри, – когда лорд Рейнберн прошествовал в ее внутренний кабинет. Да и самой Мэри стоило больших трудов не потерять голову вместе с ними, когда Оливер распахнул дверь, чтобы объявить о прибытии лорда Рейнберна.

Разве такого мужчину можно не заметить! Женщина должна быть слепой или мертвой, чтобы никак не отреагировать на его физическое присутствие.

С одной стороны, он был просто огромен, но в лучшем смысле этого слова. Мэри как-то раз была на ярмарке, где показывали «самого высокого мужчину в Британии», но бедняга оказался к тому же еще и самым уродливым в стране. Лорд Рейнберн уродливым не был, чего не скажешь о его наряде. На нем был прогулочный килт из шотландки его фамильных цветов, на которой черное неудачно сочеталось с желтым, что напомнило Мэри о рассерженных пчелах. Черный пиджак облегал его массивные плечи и отлично сочетался с его довольно длинными волосами и аккуратно подстриженной бородой. Мэри вообще-то недолюбливала бороды, но что-то ей подсказывало, что барон под бородой не прячет безвольный подбородок. Его глаза казались черными, как колодец. Он внимательно оглядел Мэри и ее кабинет, а она, качнувшись, поднялась с места и протянула ему руку.

– Добрый день, лорд Рейнберн, – оживленно поздоровалась Мэри, надеясь, что вид у нее такой же уверенный, как и голос. – Не хотите ли присесть? Оливер, пожалуйста, принеси нам напитки, о которых мы говорили. – Ей самой нужно был глотнуть чего-нибудь крепкого – она чувствовала себя расшалившейся школьницей. Он великолепен. Неудивительно, что женщины падают к его ногам.

И из его окон.

Лорд Рейнберн втиснулся в одно из обитых кожей кресел для клиентов. Оно было явно мало для него.

– Благодарю вас за то, что смогли так быстро принять меня, – проговорил барон. – Через несколько дней я должен ехать домой и до отъезда хочу убедиться в том, что вы окажете мне помощь.

– Что «Ивенсон эдженси» может сделать для вас, милорд?

– Я не уверен, что вы можете что-то сделать. Но я бы хотел, чтобы вы попробовали. Не буду ходить вокруг да около. Как вы считаете, это я убил собственную жену?

Мэри быстро вдохнула, а затем на мгновение задумалась над собственным вопросом.

– Это так важно, что я думаю? – спросила она.

– Возможно. Если вы просто возьмете мои деньги и в ответ наговорите мне пустых слов, то мне просто нет смысла нанимать вас, не так ли? Мы, шотландцы, не любим попусту тратить время. Или наше золото.

У Мэри напряглась спина.

– Могу заверить вас, что «Ивенсон эдженси» берется за дела клиентов не для того, чтобы развеселить их и предоставить им бухгалтерские книги. Если мы в состоянии выполнить заказ, то сделаем все возможное для того, чтобы исполнить наши обязательства.

– Итак, вы не скажете, убийца я или нет?

– Боюсь, мне не слишком хорошо известны подробности этого дела, – солгала Мэри. Под письменным столом Оливера лежала целая стопка альбомов с газетными и журнальными вырезками. Один из них был целиком посвящен лорду Рейнберну.

Оливер выбрал именно это мгновение для того, чтобы войти в комнату с серебряным подносом в руках. На нем стоял не только графин с виски, но и милый фарфоровый чайник. Мэри передумала утолять жажду спиртным, решив, что ей нужно сохранить трезвый ум, а потому остановилась на чашке бирюзового чая улуна. К ее удивлению, лорд Рейнберн сделал тот же выбор.

– Спасибо, Оливер! Это все.

– Если я вам понадоблюсь, я за дверью, миссис Ивенсон. Прямо за дверью.

Лорд Рейнберн криво улыбнулся.

– Не беспокойся, парень, я не изнасилую твою работодательницу, – сказал он. – Возможно, в глазах окружающего мира я и шантажист, но у меня есть кое-какие критерии.

М-да. Мог ли он сказать что-то более оскорбительное? Впрочем, ей не стоит обижаться – она же должна выглядеть, как старая форель, однако двадцатидевятилетняя женщина в черной шляпе почувствовала непонятное раздражение. Мэри поставила чашку, отчего часть чая расплескалась на блюдце.