Мэгги Робинсон - Любовь и верность

Обслуживающие номера официанты пришли и ушли. Когда они привезли тележку с едой, Алек вышел в комнату Оливера. Пока он ел с помощью ножа и ложки, Мэри управлялась единственной вилкой. Она попросила принести ей понемногу разной еды из обеденного меню и отказалась от помощи официанта, вызвавшегося обслуживать ее.

Алек удивился тому, что сначала Мэри съела половину своего десерта – ореховые меренги с земляникой. Поковыряв вилкой отбивную, она не стала есть, а потом отодвинула от себя и тарелку с форелью. Алек без раздумий смел все, что было перед ним на столе, а затем запил еду кувшином ледяной родниковой воды.

– Замечательно, – пробормотал он, вытирая губы носовым платком. Мэри складывала из салфетки фигурку, как это делают японцы. Во время обеда она почти не разговаривала. – У тебя какой-то беспокойный вид.

– Да, отчасти так оно и есть. Почему ты сбрил бороду?

Рейнберн поднес руку к голому подбородку. Хотя нет, не совсем голому. Кое-где щетинки уже завоевывали девственные равнины. В этом как раз вся чертовщина – теперь ему придется бриться дважды в день, если он хочет находиться в цивилизованной компании.

– Ну-у… Ты же сказала, что не выносишь бороды?

– Ну и?…

– Что значит «ну и…»?

– Мое мнение не должно волновать вас, милорд. В последний год вы встречали критику общества, не моргнув глазом и ничуть не изменив собственного поведения. Танцовщицы из кабаре, актрисы – и все это, когда тело вашей жены еще не остыло в могиле. Так к чему сейчас беспокоиться о том, кто и что говорит о вас?

Черт, эта женщина его раздражает! А он-то думал произвести на нее впечатление на день-другой!

– Может быть, я устал от нее. – Алек был просто в шоке, когда лакей сегодня днем принялся сбривать его бороду. Его щеки не видели света дня с тех пор, как ему было двадцать, и он был обеспокоен тем, что станет смахивать на арлекина. К счастью, щетина начала быстро покрывать нижнюю бледную часть его лица, поэтому он не выглядел совсем уж смешным. Несколько партий в гольф, прогулка по реке – и лицо снова станет одного цвета.

– Полагаю, что доктор Бауэр тоже устал от своей бороды. Ох уж эти мужчины! – пробормотала Мэри, оттягивая кружево воротничка от шеи.

– А что такого в мужчинах? Хотя не сказал бы, что я восторге от того, что ты сравниваешь меня с этим мерзавцем.

– Вы считаете, что одним широким жестом вы можете проложить дорогу в наши сердца.

– Широким жестом? Уверяю тебя, это было всего лишь бритье. Никто ничего не говорил о сердцах.

– Правда? – Вид у Мэри был воинственный.

– У меня нет никаких планов на тебя, – солгал Алек.

– Тогда почему ты все время преследуешь меня, зная, что это может порушить все наши планы? Что, если бы я не смогла задержать Бауэра или Хильдерагду, или как там ее, у дверей массажного кабинета? Что, если бы они обнаружили тебя съежившимся под столом?

– Я не съеживался! Кстати, все это помогло бы разбудить ревность Бауэра.

– А если Бауэр узнает, что мы едим в моей комнате? В моей спальне?!

– Я заплатил тебе достаточно для того, чтобы ты сняла себе такой же люкс, как у твой тетки. И я не виноват, что ты решила сэкономить.

– Дело не в этом! – Мэри бросила свою сложенную салфетку на пол, и та осела, как чересчур туго затянутая в корсет вдовушка.

– А в чем же дело? – сердито спросил Алек.

– Моя добродетель – козырная карта, – ответила Мэри. – Если Бауэр подумает, что я скомпрометирована, он найдет себе другую жертву.

Да, знакомая история. Алек слегка застыдился, но только слегка.

– Я не прикоснулся к тебе.

Мэри приподняла бронзовую бровь.

– Да что ты!

– Не совсем. – Ее кожа напоминала бархат, когда приподнималась и изгибалась под ним. Ну хорошо, под его руками. – Это простое непонимание, – сказал он, заерзав на кресле. – Массаж – это не совсем прикосновения.

Мэри фыркнула. Алек полагает, что он немного лукавит.

– Я думал, что мы уже обсудили это. Я извинился. Я не имел в виду ничего плохого.

– Дорога в ад вымощена благими намерениями, – напомнила ему Мэри.

– Ад полон добрых намерений, а небеса – добрых дел, – парировал лорд Рейнберн. – Если нам удастся столкнуть Бауэра с его развратного поста, то мы сможем всю дальнейшую жизнь почивать на лаврах.

– Не собираюсь я почивать ни на каких лаврах, – бросила Мэри. – Всегда есть что-то новое, что требует моего внимания.

– В бакалейной лавке? – с улыбкой спросил Алек. – Что ж, возможно, тебе придется прикинуть там вес мира или хотя бы вес ноги ягненка.

Лицо Мэри помрачнело.

– Ну вот, теперь ты насмехаешься над моей работой и моим происхождением. Не всем удается родиться с серебряной ложкой во рту, лорд Рейнберн.

Она больше не зовет его Алеком. Господи, вечно он все портит! В конце концов Мэри Арден рыжая, стало быть, у нее крутой нрав. Разве его собственная мать не превращалась в настоящий вулкан, когда отец не находил ее милой? Его младшие братья унаследовали от нее цвет волос и характер, как ни старались они укротить свой норов. Хорошо, что Эвану пришлось управлять своим процветающим винным заводом, иначе семье пришлось бы прятать хрупкие предметы. А уж какой ущерб Николас принес континенту, и представить невозможно.

– Боюсь, мне придется держать язык за зубами, мисс Арден. Я вовсе не пытался выразить вам неуважение.

– Просто вы можете сдерживать себя, не так ли? Вы так привыкли поступать по-своему, что теряетесь, когда у вас это не выходит.

Черт, она не знает, что говорит!

– По-своему! Так знайте, что мне понадобилось целых несчастных четыре года, чтобы добиться этого! И не смейте мне говорить, что я не знаю, что такое жизнь! – Мужчина не должен жаловаться, но из-за Эдит у него была масса причин делать это.

– Но ведь вы никогда не жертвовали своими удовольствиями, не так ли? Вы кутили по всему королевству. Именно поэтому люди верят в самые плохие сплетни о вас.

– Да мне совершенно наплевать на то, что говорят люди, мисс Арден! Я не могу строить собственную жизнь на основании того, что кто-то считает правильным. Я сам знаю, что правильно! И не собираюсь жить, как монах, только из-за… – Алек замолчал. Он был глупцом, поведав обо всем миссис Ивенсон. Интересно, та рассказала своей племяннице о его неудачном браке и его позоре? Дьявольщина! Дважды дьявольщина!

– Похоже, мы с вами зашли в тупик, лорд Рейнберн. Доброй ночи.

– Вы выгоняете меня только из-за того, что мы пришли к небольшому разногласию?

Мэри фыркнула.

– Я не назвала бы его небольшим, – сказала она. – В вас нет ничего небольшого.

И он бы хотел доказать ей это. Она права: он не джентльмен. И даже когда он пытается им быть, у него ничего не выходит. Как бы бережно он ни старался обращаться с Эдит, она сбежала от него.

Но хуже всего то, что она не доверилась ему, не обратилась за его помощью в самом конце.

Встав, Алек натолкнулся на тележку. Кофейник упал, залив его брюки обжигающей жидкостью, и он снова сел.

Святая Дева! Его бедра горят!

– Господи! – воскликнула Мэри. – С вами все в порядке?

Нет, черт возьми, нет!

– Неуклюжий… – пробормотал Алек и тут же прикусил язык, чтобы не застонать.

– Думаю, вам надо снять брюки, – заявила Мэри.

Барон уставился на нее, не веря своим ушам.

– Так вам будет легче. Вы сможете намочить кожу холодной водой. Полагаю, вам очень больно, – заметила она.

Почему она так решила? Он ведь не кричит, а всего лишь прикусывает язык, чтобы не делать этого. Алек почувствовал вкус крови.

– Давайте же, лорд Рейнберн, сейчас не до церемоний. Уверена, что немало женщин видели вас без штанов. Так что одной больше…

Алек, качнувшись, встал с кресла, нерешительной походкой направился в ванную и захлопнул за собой дверь. Он рванул застежку, и брюки с треском сползли вниз, к лодыжкам. Верхняя часть его бедер была покрыта розовыми пятнами. Пролейся горячий кофе несколькими дюймами выше – и он бы действительно взвыл, потому что на нем не было нижнего белья. Включив кран, он смочил холодной водой льняное полотенце для рук и прижал его к ожогам. Агония.

Раздался стук в дверь.

– Могу я войти?

– Нет, не можешь, – ответил он. – Позволь мужчине сохранить достоинство.

– У меня есть целебная мазь. Она может помочь, – предложила из-за двери Мэри.

Ну конечно. Наверняка она хочет сама нанести мазь, чтобы отплатить ему за дневное происшествие.

Алек уставился на незнакомое отражение в зеркале над раковиной. Он бледен как фарфор. Отлично! Пусть воображает себя Флоренс Найтингейл. Он раскинется на ее одинокой постели и позволит ей сделать то, что она хочет. Одного из них это может развлечь.

– Я выхожу, – сказал Алек.

Натянув брюки, но не застегнув их, он осторожно вернулся в ее спальню. Мэри смотрела на него с сочувствием, в руках у нее была крохотная баночка.

– Почему бы вам не прилечь на мою кровать, лорд Рейнберн?

– Я думал, ты никогда этого не предложишь, – съязвил барон.

– Давайте обойдемся без ваших острот, сэр. Насколько я могу судить, вам к своей обычной силе сейчас не прибегнуть, так что я чувствую себя в безопасности.

– Ну и напрасно, – сказал Алек, опускаясь на простое белое стеганое покрывало.

– Приподнимите бедра, чтобы я могла спустить ваши брюки.

Говорит, как старая добрая няня, вся такая деловая. Убедившись в том, что накрахмаленная рубашка прикрывает его чресла, он закрыл глаза.

При виде ожогов Мэри охнула.

– Боже мой! Не стоит ли вызвать доктора?

– Какая чудесная мысль! Давайте вызовем Бауэра для консультации.

– Не говорите глупостей! По-моему, ожоги серьезные. Вам очень больно?

Настолько больно, что его плоть едва шевелится, несмотря на то, что маленькая ручка Мэри Арден находится всего в нескольких дюймах от нее.

– Все замечательно, – бросил он. – Втирайте поскорее свою чертову мазь, и я пойду.

Ее прикосновения были едва ощутимы. Алек стиснул зубы, когда она стала осторожно втирать мазь в кожу. Но он тут же ощутил легкий холодок, боль стала уходить.

– Похоже, вы ко всему подготовились, – заметил он.

Мэри улыбнулась, глядя на него сверху вниз.

– Я стараюсь быть готовой ко всему. Тетя хорошо вымуштровала меня. Не забывайте, мы же в малонаселенной части Шотландии.

– Прошу прощения за то, что сразу не оценил ваш опыт. Полагаю, вам приходилось немало работать каждый день в этом вашем магазине, имея дело со множеством людей.

– Вас бы это очень удивило. – В ее зеленых глазах вспыхнул какой-то странный огонек, смысла которого Алек не понял.

Неуклюже сев, барон опять натянул брюки на обожженные бедра.

– Я бы хотел показать тебе, Мэри, дикую Шотландию, или хотя бы ту часть, которая принадлежит мне. Когда наши дела здесь закончатся, почему бы тебе с Оливером и миссис Ивенсон не погостить у меня в Рейнберн-Корте перед возвращением в старый грязный Лондон? Я мог бы проконсультироваться у твоей тети насчет прислуги. Если я буду жить тут круглый год, то мне понадобится больше слуг. Когда Эдит умерла, я потерял многих из них. Слухи отпугнули их – всем известно, каким негодяем с черным сердцем я могу быть.

– Я не думаю, что ты негодяй с черным сердцем. Ты просто… – она устремила взор в угол, – …немного беспечен, мне кажется.

Настолько беспечен, что понятия не имеет о том, через что прошла его жена.

– Поговори с тетей о моем приглашении. Ты ведь к ней сейчас пойдешь?

– Хотела бы пойти. Но только после того, как избавлюсь от тебя и от остатков ужина.

– Ухожу-ухожу. – Алек возился с пуговицами, сожалея о том, что ему приходится уходить от нее. Придется ему пить собственное виски в своем люксе вместо люкса миссис Ивенсон – много виски, чтобы притупить воспоминания об этом унизительном дне.

Хотя, может быть, что-то еще можно спасти. Он встал с кровати.

– Спасибо тебе, Мэри. За все спасибо. – Алек наклонился, чтобы поцеловать Мэри в щеку целомудренным, дружеским поцелуем. Но Мэри его движение испугало, она повернулась к нему, ее губы удивленно приоткрылись. Губы, которые каким-то образом нашли его губы.

Мэри не отшатнулась, не закричала, не дала ему пощечины. Алек ощутил вкус клубники, орехов, любопытства. Ему было понятно, что опыт в поцелуях у нее небольшой – подумать только, еще вчера он считал ее опытной «актрисой», когда говорил ей всякие неприличные вещи и пожирал взглядом ее грудь. Он мог бы научить ее, показать, как надо целоваться, ведь она невинна, как и должна быть в той роли, которую исполняет. Слишком невинна для него, однако Алек не собирался не воспользоваться этим поцелуем.