Вормсли кратко, в нескольких строках, сообщали, что счастливы узнать о его спасении, желают ему удачной службы на новом месте и передавали привет от Эдварда. Леди Джулия особо указала, что помнит о его просьбе относительно жены, и он может не волноваться - она сделает всё, что в её силах.

Улыбающийся и в хорошем настроении Майкл открыл последний конверт, и, быстро пробежав глазами по строкам письма, зашипел от злости. Вначале письма Кен передавал привет от Фредди, а вот потом... потом! "Майкл, - писал Уотли,- я знаю, насколько хорошо ты разбираешься в устройстве Кертисса Р-40 - "Уорхаука". Твоя семья брала лицензию на выпуск узлов и агрегатов этого истребителя, и именно ты занимался технической стороной дела. Твое пребывание в Мурманске весьма кстати, потому что согласно достигнутым договоренностям между Черчиллем и дядюшкой Сэмом вскоре на русский Север начнут поступать наши истребители, предназначенные для Англии. Но, как понимаешь, британцам они сейчас не особо нужны, так пусть помогут воевать Советам. Ты можешь оказать неоценимую помощь, оставаясь в роли консультанта и эксперта на территории СССР. Выясни, насколько "Уорхауки" подходят для Заполярья? Возможно, конструкторам нужно доработать эту машину в связи с новыми условиями? Вскоре эти машины должны пойти на русский север уже по ленд-лизу, и не хотелось бы попасть впросак перед союзниками. Мы уже связались с Британской миссией, и наши союзники понимают необходимость твоего дальнейшего пребывания в Ваенге".

Майкл с трудом удержался на ногах. Какого черта?! Такой подлости от друга Кена он не ожидал!

Дело в том, что его нынешние сослуживцы собирались в ближайшее же время вернуться домой. Последний боевой вылет летчики 81-й эскадрильи осуществили 8-го октября, 134-я же продолжала работу, как по подготовке советских летчиков, так и вылетая на прикрытие советских бомбардировщиков. Майкл лично осуществил пять полетов в этой ипостаси, поучаствовав в двух стычках с вражескими "юнкерсами".

Примерно в это же время началась передача "Харрикейнов" русскому командованию.

Ещё 25 сентября один из запасных самолетов 81-й эскадрильи был подарен командующему ВВС СФ генерал-майору Кузнецову. На нем закрасили британские опознавательные знаки, а вместо них нанесли красные звезды и номер "01".

Советские летчики довольно успешно осваивали новую технику. К удивлению английских коллег они великолепно сдавали экзамены, набирая по 90 из 100 возможных очков. Впрочем, в их квалификации сомневаться не приходилось. Чем дальше взаимодействовал Фрейзер с русскими, тем большее уважение к ним испытывал.

Требования, предъявляемые, скажем, к английским пилотам были другие. Английские инструкторы строго следили за тем, чтобы летчик, не налетавший установленного количества часов, не попал в бой. Даже в самые ответственные моменты битвы за Британию, английское командование продолжало придерживаться принципа "Главное - сохранить людей! Самолетами можно рисковать, людьми - никогда!" и, наверное, благодаря этому, они и выиграли сражение в небе над Англией.

Россия же была богата людскими ресурсами, и здесь никому не приходило в голову требовать от пилота налетать 200-300 часов. Иногда достаточно было научиться уверено взлетать и садиться, и человек после 10-20 часов практики отправлялся на передовую - ну, и чего от него, казалось бы, можно было ожидать?

Но не тут-то было! Недостаток опыта с лихвой возмещался фантастической отвагой и невероятной изобретательностью. Майкл сам был свидетелем красноречиво свидетельствующего об этом случая.

Один из русских летчиков сидел в "Харрикейне", ожидая сигнала зеленой ракеты, чтобы взлететь. Тут к нему подошел кто-то из праздно шатающейся обслуги аэродрома и затеял разговор. В руках у этого русского была заряженная ракетница. Кто знает, зачем он таскался с ней по аэродрому?! Может, нес куда, а, может, показывал её какому-нибудь приятелю?

Но заинтересованно переговариваясь с летчиком, парень нечаянно нажал на курок. Майкл как раз шел от своего истребителя, когда грянул выстрел. Он недоуменно оглянулся в ту сторону, и по испуганному лицу летчика понял, что ракета "загуляла" по самолету. Как выяснилось в последствие, она, в конце концов, свалилась к ножному управлению и застряла в районе тормозной трубки. Фрейзер бросился на помощь, и втроем они закидали кабину снегом, но медная трубка все равно прогорела.

А дальше произошло то, что повергло его в ступор.

Русский летчик опрометью выскочил из кабины, и, кинувшись к расположившейся возле аэродрома свалке запчастей, молниеносно выдернул из обломков какого-то полностью разбитого "Харрикейна" такую же трубку и вернулся в кабину. Спустя несколько минут эти двое русских, как ни в чем не бывало, продолжили свою болтовню в ожидании вылета.

- Может,- напрягшись, подобрал русские слова шокированный этим инцидентом Фрейзер,- отложить полет? Опасно!

- А, ерунда,- отмахнулись эти двое от него, как от надоедливой мухи,- иначе, начальство голову оторвет! И ты, камрад, язык-то попусту не распускай!

Да он и не собирался. Однако такие беспечность и фатализм по отношению к смерти ему были в новинку.

- Двум смертям не бывать - одной не миновать! - как-то пояснили ему.

Так-то оно так! Но зачем же злить и без того психованную от гигантского количества работы даму с косой? Пусть хоть дух переведет!

А между тем, миссия англичан подходила к концу. В середине октября представители русских получили матчасть 81-й эскадрильи, а через неделю все машины и 134-й эскадрильи были переданы в руки советских ВВС. Таким образом, британцы передали союзникам 36 самолетов из 39 прибывших в СССР.

За этим процессом с энтузиазмом наблюдал и наш герой. Всё! Скоро они все усядутся на какой-нибудь корабль и..., до свидания, Россия! В Англию, к милой Пэм!

И вот всем этим надеждам пришел конец! Родина вспомнила о своем блудном сыне, и устами предателя Кена призвала его на службу интересам США на русском краю света. Майкл как будто воочию увидел полощущийся на флагштоке звездно-полосатый флаг и услышал слова государственного гимна. Да, это было предложение, от которого нельзя отказаться, будь оно все проклято!

А 23 октября была организована вечеринка в честь окончания британской миссии в СССР.

О, это не было заурядным событием, каким-нибудь простым ритуальным распитием прощальной чарки вина! Англичане выложились на все сто! Дело в том, что когда русские встретили их в сентябре в Ваенге, то устроили грандиозную пьянку, и теперь для британцев стало делом чести показать хозяевам, что они могут угостить своих друзей ничуть не хуже!

Было приглашено пятьдесят русских летчиков, из тех с кем они наиболее тесно взаимодействовали за время пребывания в России. Виски и джин лились рекой, возбужденные голоса, смех, разговоры, мечущиеся между гостями и хозяевами переводчики. Особо дружеские отношения у англичан сложились с военным переводчиком Владимиром Васильевичем Кривощёковым, и сейчас они то и дело обращались к нему за помощью. Короче, все веселились, и только грустный как Пьеро Майкл переходил от группы к группе смеющихся людей, уныло чокаясь стаканом с недопитым джином. Вот уж, действительно, чужой праздник!

К Майклу протиснулся один из русских летчиков - Борис Сафонов. Русский ас был в изрядном подпитье, но в прекрасном настроении.

- Не грусти, дядя Миша, ещё повоюем! - панибратски хлопнул он Майкла по плечу.- Что за машины эти ваши "томагауки"?

Фрейзер поморщился. "Томагауки" - английское название "Уорхаука" во многом проигрывали "спитам", хотя считались все же лучше "Харрикейнов". Они были достаточно простыми в пилотировании и доступными даже летчикам средней квалификации. Высокая прочность позволяла данным истребителям выдерживать грубые посадки, неизбежные в учебном процессе, и даже аварийные посадки на фюзеляж. И все же Майкл сомневался, что несомненные качества этой машины устоят перед нагрузками в условиях Крайнего севера. Сам он летать на отечественных истребителях не особенно рвался, но, видимо, придется!

- К любому истребителю нужно приспособиться. Есть достоинства, а есть,- тут он тяжело вздохнул, понизив голос,- и недостатки!

Будь русский пилот более трезв, он, может, и почувствовал бы отсутствие энтузиазма в голосе американца, но праздник удался, все были оживленными и довольными, и забивать голову причинами дурного настроения Фрейзера никому не хотелось.

До войны Майкл бывал на многих вечеринках организованных людьми, профессионально разбирающимися в устройстве подобных мероприятий, но ни на Бродвее, ни в Сохо никакими ухищрениями не удавалось достичь такого уровня всеобщего веселья как здесь - на краю света, в столь опасной близости от линии фронта. Наверное, сама угроза смерти делала этих людей более открытыми и непосредственными.

А между тем, дела русских в тот момент были не просто плохими - катастрофическими! Немецкие танки выкатились чуть ли не в пригороды Москвы, но Фрейзер не заметил и следа паники среди своих новых русских знакомых.

- Да, куда им, фрицам занюханным, взять Москву! - ответил на его вопрос о положении на фронте один из летчиков Селезин Иван. - Подавятся!

- Но ведь захватили немцы практически всю европейскую часть вашей страны, почему бы им и Москву не взять? - возразил удивленный этой категоричностью Майкл.

Здоровенный рыжий верзила смерил его отнюдь нелюбезным взглядом.

- На то она и Москва, что об неё любой завоеватель зубы обломал! Вон Наполеон, забрался в столицу, как хорь в курятник, да потом не знал, как ноги унести. Да и вообще, камрад, не обижайся, но у нас за одни разговоры о взятии Москвы Гитлерюгой добрые люди в зубы дают!

Грубо, но честно, а главное, больше вопросов не возникает! И все же, Майкл сильно сомневался, что сохранил бы такое же присутствие духа, если бы враг подошел настолько близко к Вашингтону. Но эти русские за всю свою историю прошли через такое количество войн, что уверенность в конечной победе, наверное, у них передается по наследству, наряду со славянскими чертами лица и любовью к выпивке. Первое время англичанам было дико наблюдать, как русские садятся за штурвал с глубокого похмелья, а иногда и вообще, в подпитие. Но, судя по результатам, пилотам это шокирующее обстоятельство не мешало вести успешные боевые действия.

Изрядно набравшийся с горя Фрейзер вышел из прокуренного душного помещения клуба на улицу. В терпком и пронзительном морозном воздухе над головой сияли крупные полярные звезды, и бархатистая тьма окутала заснеженные сопки, окружающие Ваенгу. Царящую над аэродромом тишину нарушали вырывающиеся из клуба оживленные голоса и звуки патефона, да философский перелай собак, которым мало нравились подобные нарушения порядка на подвластной им территории, и они задумчиво делились соображениями о несовершенстве рода людского.

Майкл тяжело вздохнул, уставившись на щедро забрызганный звездами Млечного пути купол небосвода. Странное ощущение возникло у него - то ли от переизбытка джина, то ли от тоски и одиночества, а может от того и другого. Ему вдруг показалось, что он втягивается в эту звездную россыпь, взмывает вверх, и видит не только ночной аэродром Ваенги, но и черное ночное море, и корабли конвоя, пробирающегося под носом у немцев, и белую шапку полюса.

А где-то там, далеко на юго-западе, возможно, на эти же звезды смотрит Пэм и ждет его скорого возвращения. Майклу даже не хотелось ей писать о продлении вынужденной командировки. Ему бы поддержать жену перед родами, а вместо этого он вынужден огорчить её известием о дальнейшем пребывании в этой далекой и чужой стране, да ещё и неопределенное количество времени.

Но звездам над его головой было мало дела и до родов Памелы, и до его тоски. Там в вышине у них была своя жизнь и свои дела, слишком далекие от мимолетного существования обитателей маленькой планеты. Вот так и земные бонзы мнят себя недоступными звездами, затевая дурацкие войны, из-за которых парни вроде Фрейзера не могут быть рядом со своими милыми!

- Товарищ Фрейзер,- тронул кто-то его за локоть,- у вас не найдется прикурить?

Майкл машинально вытащил из кармана зажигалку, и только потом обратил внимание на худенькую до прозрачности девчушку с жуткой русской папиросой "Беломорканал" в зубах.

Девушка работала раздатчицей в столовой аэродрома, да и сейчас на её гладко причесанной головке топорщилась смятая накинутым платком затейливо вырезанная бумажная наколка. Звали её Фира, и черные чуть выпуклые глаза туманились извечной еврейской печалью.

Крепкий запах русского табака неприятным диссонансом вторгся в заоблачные грезы нашего героя, и заставил внимательнее присмотреться к торчащей рядом девушке, в накинутом пальтишке с потертым неизвестного меха воротником.