Патриция Хэган - Любовь и война

Мужчина казался усталым, и Китти с теплым чувством наблюдала, как он продирается сквозь высокие заросли сорняков. Их отношения были необычно близкими даже для отца и дочери, и отчасти этому способствовала сама Лина. Китти всегда казалась ей слишком шумным и шаловливым ребенком и была только рада, когда отец брал девочку с собой на прогулки. За это время Джон обучил Китти ездить верхом по лесам, обращаться с ружьем и многим другим премудростям. Когда Лина спохватилась, было уже слишком поздно.

Джон старался с юмором относиться к причитаниям жены по поводу того, что он воспитал из дочери сына, впервые в жизни мать сподобилась посвятить свое время Китти, обучая девушку необходимым для юной леди искусствам: вязанию, шитью и прочим подобным занятиям, от которых Китти становилось тошно.

Он снова поцеловал ее, и снова все ее существо охватило пламя, а его трепетная рука потянулась к нежной груди – но нет, этого он еще не смел себе позволить. На сей раз никто не хихикал, наблюдая за парочкой исподтишка, и они долго стояли, чувствуя, как бьются в унисон горячие, жаждущие любви сердца и все сильнее разгорается вспыхнувшая в них страсть.

– Я приеду на днях, Кэтрин, – проговорил он, неохотно отстраняясь от нее, – и буду молиться, чтобы ты сказала «да».

Счастливая, она сжимала его руку, провожая к лошади. Он вскочил в седло и, помахав на прощание, исчез в облаке дорожной пыли.

Китти, обхватив себя за плечи, поспешила к дому, путаясь в подоле юбки. Натан Коллинз целовался с ней и пригласил ее на обед, попросив разрешения быть ее кавалером!

В тот миг ей казалось, что жизнь – чудесная штука и что она за все свои восемнадцать лет не была так счастлива, как в этот промозглый ноябрьский день 1860 года.

– Ну что ты там высматриваешь? – не унималась Лина, чувствуя взволнованное состояние Китти. – Почему бы тебе не рассказать поподробнее, о чем вы разговаривали с Натаном? Ведь ты столько времени провела с ним наедине!

Девушка решила отмолчаться. Ей не хотелось раньше времени заводить с матерью разговор о приглашении на обед. Сначала она должна посоветоваться с отцом. Если он будет настроен категорически против ее участия в приеме в честь Уэлдона Эдвардса, тогда что ж, так тому и быть.

Она любила свою ферму, ей нравилось возиться со скотиной и проводить время на воле, под открытым небом. Необходимость сидеть смирно, заточенной в четырех стенах, только раздражала ее.

Глядя, как приближается к дому усталый отец, Китти с трепетом гадала, как он отнесется к желанию Натана Коллинза ухаживать за его единственной дочерью. Ведь она часто слышала из его уст весьма нелицеприятные отзывы и об отце молодого человека, Аароне Коллинзе, и об управляющем богатого плантатора, некоем господине Люке Тейте. Девушка боялась, что отцу не по вкусу придется идея отправиться на обед в честь Уэлдона Эдвардса, ярого сторонника выхода Северной Каролины из Союза Американских Штатов.

Джон был на полпути к дому, когда навстречу ему выскочил, размахивая руками, Джекоб. Оба повернули в сторону коровника, и Китти едва усидела на месте – так ей хотелось вместе с ними заглянуть в стойло Бетси. Но она так и не решилась выйти, не в силах предугадать, какое решение примет отец. Вряд ли он запретит принять приглашение Натана. Это не в его обычае. Скорее всего, отец скажет, что она вольна решать такие дела сама. Но ведь Китти не сможет позволить себе отправиться в гости, зная, что отец в душе против этого. Ее отношения с отцом – одно дело, а Натан – совсем другое. Внезапно Китти почувствовала легкий укол вины. Да, действительно, это были совершенно иные, новые, никогда до того не испытанные ею чувства.

Лина, находившаяся до сих пор в спальне, вышла, чтобы намочить холодной водой тряпку. Она выжала ее и приложила ко лбу со вздохом:

– Ну вот, теперь мне ни за что не избавиться от этой жуткой головной боли. А все из-за отвратительной сцены, которую ты устроила в коровнике. Ужасно! – содрогнулась она, продолжив: – Ты уже видела отца? Я непременно должна поговорить с ним о том, как ты вела себя нынче перед Натаном. – Пылающие гневом глаза обратились на Китти. – Какое бесстыдство! Надеюсь, он задаст тебе выволочку, которую ты вполне заслужила!

Лина еще долго ворчала, опустившись на длинную деревянную скамью возле стола. Китти вспомнила, как отец сколачивал эту скамейку в те времена, когда еще был полон надежд обзавестись кучей детишек, которые бы все помещались за обеденным столом, во главе которого сидел бы он.

Девушка задумчиво скользнула взглядом по кухне: очаг, где на грубо сколоченном поставце красовался котел с остатками вчерашней ухи, в которую добавили свежих яиц и картошки; кухонная дверь, покосившаяся и растрескавшаяся – Джон так и не собрался привести ее в порядок; неструганые полки. Неуютный, запущенный вид.

Внезапно Лина что было силы ударила кулаками по столу, так что Китти вздрогнула.

– Скажешь ты наконец, зачем сюда явился Натан Коллинз?! Неужели не ясно, что твое упрямство делает мою головную боль еще ужаснее? Почему ты молчишь? Что с тобой происходит?

Но Китти, словно не слыша, смотрела в окно в сторону коровника, где находились ее отец и старый Джекоб.

– Кэтрин! – истерически взвизгнула мать. – Как ты смеешь вести себя подобным образом?! Почему ты ненавидишь меня? Ведь я желаю тебе только добра. Ты мое единственное дитя. И я хочу, чтобы ты была счастлива! Боже милостивый, ну чем же я заслужила такое к себе отношение?!

Китти слишком хорошо знала, что последует дальше. Мать ударится в слезы и доведет себя до полной истерики, и остаток дня превратится для окружающих в настоящую пытку. Более того, приступ может продлиться несколько дней. И тогда их жизнь обернется адом.

Со вздохом она посмотрела на побагровевшую от гнева Лину.

– Мама, он пригласил меня на обед в воскресенье, – негромко сказала девушка, со странной смесью отвращения и жалости наблюдая, как изменяется выражение лица матери.

На смену гримасе гнева пришла довольная улыбка, осветившая изможденное, худое лицо. Внезапно Китти подумала, что это лицо может быть привлекательным, если с него стереть постоянное выражение недовольства. Когда мать улыбалась – вот как сейчас, – она была вполне миловидна.

– Ох, Кэтрин, как это чудесно! Натан – мальчик из хорошей семьи. Аарон Коллинз – один из самых богатых людей в штате. Это должно означать, что Натан намерен всерьез ухаживать за тобой. Подумай только, что это значит! Ох, и угораздило же тебя отправиться в коровник! Хороша леди в крови и навозе!

Китти, глядя, как радостно хлопает в ладоши мать, подумала, что сейчас Лина похожа на расшалившуюся девчонку.

– Хотя, конечно, еще не все потеряно. Ведь он пригласил тебя на обед уже после того, как увидел в коровнике. И теперь надо показать себя с самой лучшей стороны и вести себя на обеде так, чтобы он не пожалел, что пригласил тебя!

– Сначала я бы хотела поговорить с папой.

– Но о чем еще тут можно говорить? – удивленно уставилась на Китти мать. – Мне казалось, ты наконец поняла, что потратила впустую слишком много времени, болтая с ним без конца и слушая его одного, вместо того чтобы слушать меня. Какое ему дело до приглашения на обед?..

Китти понимала, что не следует рассказывать матери всего – ведь если отец станет возражать против ее присутствия на обеде в честь радикала, мать разойдется не на шутку и Джону не поздоровится.

– У меня нет приличного платья.

– И из-за этого ты так переживаешь? – Лина вскочила, схватила дочь за руку и потащила в спальню. – Думаю, у меня в сундуке найдется кое-что – если только моль не сгрызла за столько лет. Ну, ничего, мы все сможем привести в порядок!

С этими словами мать ринулась в угол, где под грудой домашних одеял стоял старый сундук. Через минуту его крышка распахнулась с ужасающим скрипом.

– Вот оно, мое приданое, – бормотала Лина, вытаскивая одну вещь за другой и с любовью разглядывая их. – Его собирали моя мама и бабушка. Посмотри, какие чудесные ковры, какие платья! И все это пропадет, никому не нужное, на убогой грязной ферме! – В ее голосе звучали грусть и гнев.

Китти нетерпеливо возразила, считая своим долгом вступиться за Джона Райта:

– Но ведь ты же любила отца, когда выходила замуж? И он старался как мог, изо всех сил…

– Да, он сумел вдолбить тебе это все в голову, – сердито фыркнула Лина, теребя кусок тонких кружев. – У нас была бы отличная плантация, если бы ему хватило ума прикупить побольше рабов и как следует вышколить их, чтобы получить хороших работников, как поступил когда-то Аарон Коллинз. Так нет, он, видите ли, вообразил, что сам сможет прокормить семью! Да еще твердил, что красивые вещи и богатая жизнь вовсе не стоят того, чтобы мучить других людей. Теперь ты видишь, к чему это привело? Чувствуешь, как пахнет рыба в котелке? Вот уже неделю мы едим эту проклятую уху! Не думаю, что на плантации у Коллинзов такая же еда!

Ну вот, пошло-поехало, подумала Китти, теперь ее ничем не остановишь. Разве она поймет, что Джон Райт хотел прокормить семью, не нарушая при этом собственных жизненных принципов.

– Ах, вот оно наконец! – Лина выудила из сундука свое платье из алого бархата со слежавшимися воланами кружевами. – Надо только подержать его под камнем для глажки, и оно станет как новое!

Стараясь скрыть охватившее ее разочарование, Китти присмотрелась к наряду повнимательнее. Может быть, еще не все потеряно. Конечно, платье велико – в молодости мать обладала гораздо более пышной фигурой, нежели Китти сейчас. Но нет, бархат безнадежно измят. Как ни прискорбно, но надо признать, что платье пришло в полную негодность.

– Может быть, мы смогли бы соорудить что-нибудь из нижних сорочек? – со слабой надеждой спросила девушка, расправляя нечто воздушное из розовой тафты.

– Дитя мое, бальные платья никто не шьет из нижних сорочек, – брезгливо одернула дочку Лина. И правда, где такое слыхано?!

– Ну а я бы сшила, если бы сильно захотела попасть на этот обед. Наверное, мне бы пригодились еще вот эти ленты. И вот тот кусок кружев. Может быть, если… – Но тут девушка беспомощно умолкла, не зная, как дать матери понять то, что было вполне очевидно.

– Туфельки! – воскликнула Лина при виде пары изящных туфель с вышитыми мысками. – Я не надевала их с самой свадьбы! Померь-ка, вдруг придутся впору!

Китти покорно надела туфли, которые свалились с ее миниатюрных ног при первом же шаге.

– Ничего, набьем в носки тряпок, – возбужденно заверила Лина. – И я подкрашу их там, где облупилась краска, туфли станут как новые!

– Ну и ну, что это здесь творится?

Обе резко повернулись, услышав радостное восклицание Джона. Не дожидаясь ответа на свое приветствие, он в два шага пересек спальню и крепко обнял Китти:

– Дочка, милая, ты отлично справилась! Джекоб рассказал, как туго пришлось Бетси с теленком, и я очень тобой горжусь. Вряд ли у меня получилось бы лучше – да, пожалуй, и у самого дока Масгрейва тоже!

Прежде чем Китти успела что-либо ответить, Лина с грохотом захлопнула крышку сундука и вскочила на ноги:

– Это отвратительно! Мне было тошно смотреть, как она копошится по колени в навозе и лезет корове прямо в… Отвратительно!

– Но ведь иначе околели бы и корова, и теленок! – искренне удивился вспышке гнева Лины Джон. – Надо быть благодарными Китти за то, что она не растерялась. Теперь можно не бояться, что на будущий год мы останемся без мяса, как в этот. Сегодня мне не удалось подстрелить ни одной индейки.

– Ох, папа, мне так жаль, – порывисто обняла Джона Китти. – Завтра мы отправимся вдвоем и, может быть, тогда сумеем выследить эту стаю. А еще лучше попросить Джекоба пойти с нами загонщиком!

– Нет, ты будешь шить новое платье для званого обеда! – перебила Лина.

– Что еще за обед? – Джон недоуменно теребил бороду. – Джекоб сказал, что нынче днем сюда заявился сынок Коллинзов. Это имеет какое-то отношение к тому, о чем вы говорите?

Китти не хотела, чтобы отец услышал новость из уст Лины, но было слишком поздно. Ее мать сгорала от нетерпения выложить Джону, что их дочь удостоилась чести быть приглашенной самим Натаном Коллинзом.

Райт по-прежнему теребил бороду и надувал губы – верный признак, что он не на шутку озадачен и должен подумать, прежде чем что-то сказать.

Он прошел на кухню, и Китти в замешательстве кинулась следом за ним:

– Папа, как ты думаешь, стоит мне принять приглашение?

Он уселся на свое место во главе стола и усадил дочь к себе на колено, как повелось с давних времен.

– Китти, не забывай, что я всегда старался приучить тебя к самостоятельным решениям. Похоже, тебе впервые предоставляется возможность решить самой серьезный вопрос.

– Натан – настоящий джентльмен, – напомнила она. – И у него доброе имя.

– Милая, я нисколько не сомневаюсь, что это так, – кивнул отец, – однако не следует забывать, что мы живем в тревожное время. Натан Коллинз – как и вся его семья – сторонник рабства. А я – нет. Они желают выхода Северной Каролины из Союза. А я – нет. Они желают войны. А я – нет. Им безразлично, сколько жизней унесет развязанная сепаратистами война ради сохранения так называемого права распоряжаться чужими жизнями.