Марина Попович - Любовь играет в прятки

Что делать? И зачем мне все это? Кто даст мне ответы на вопросы? Аууу, выходи и отвечай, подлый трус!

Бесконечно, просто вечно со мной так! Постоянно и стабильно моя мелкая особа ищет приключений сама того не желая! Честно, жизнь, как в пословице с черным юморком: «Если не умер, то болезнь придавила». Жила-то раньше себе — горя не знала. Нет, тут моим махровым бабочкам, обитающим в области грудной клетки, вылетающим на свободу только чтоб накосячить с чувствами, мурашкам и музыкантам-кузнечикам, управляющими мыслями, — понадобилось меня втюрить! Вы только вдумайтесь в смысл отвратительного слова «влюбится». Фу! Да еще и в кого? Не могу сказать это слово в голос без предварительного отвращения и гримасы омерзения, причем к себе. Меня интересует: почему я такая горемыка, что даже влюбить не могу нормально? Или это не я одна такая? А еще такая гордая… была, отгоняла от себя всех и каждого кто сунет свой нос и метит лично сесть возле моего трона в качестве короля. Кто-то там, на небе, явно веселиться, сочиняя тексты долюшки-судьбы! Послать принца, хотя, принцем его назвать нельзя — характер чертовский, но и конем тоже — личико уж больно милое, как модно говорить сейчас: «Няшное».

Тьху! Снова его вспомнила! За что мне это, а? А он такой весь из себя. Бурная, колоритная смесь, как кентавр. В детстве мне было непонятно: почему кентавр выглядит именно так? Спасибо взрослению, теперь эту дилемму можно решить не задумываясь! Просто, наверное, образ кентавра придумала обиженная судьбой особа женского пола. Кто знает, возможно, в ближайшем будущем вместе со студией «Дисней», но должна вас заверить, что мне больше по душе японское анимэ, я сотворю нового сказочное действующей лицо, о котором будут говорить все? Скорее всего, придётся писать этого персонажа из собственного обличия, только рога у нее будут лицезреть все, а то сейчас в зеркале они видимые только моим глазищам.

Стоп-стоп-стоп! Опять занесло не туда. Чисто теоретически, он мне изменить не мог по ряду причин, опишу — все поймете, как я творческая, ранимая особа разрешила ему себя ж обвести вокруг пальца, слепить слепую бабищу, не видящую дальше кончика курносого носа. А что было б, если, скажем, я согласилась с мачехой и не ушла из дому? Этот вопрос глубинно засел у меня в голове.

Битый час сижу, пишу, но вместо ожидаемого текста о события двух лет назад, когда меня окружали явно участвующие в олимпиаде в психушке или еще хуже выигравшие ее, обещанного закончить до послезавтра моей сейчас единственной подруге — Лизке, бурлят эмоции внутри, как закипевший чайник. Почему-то, не смотря на все возмущения, они только позитивные. Единственно, жаль, в этой истории, что каждой весной стает все больней и невыносимей.

Руки вернулись назад на печатную машинку, приобретенную вчера на аукционе.

Так-с. Начнем. Не стану рассказывать о том, как это любить и быть любимой, с чем можно сравнить душевную боль и как тяжело не думать: о чувствах, о былом, о части себя. Кажется, эта тема такая объезженная вдоль и поперек. С детского сада мальчики целуют девочек в щечку, а девочки грозятся не любить и не дружить с ним больше после каждой обиды. Только этим маленьким, с бантиками размером с голову, хватает крошечной причины, и они больше не вспоминают объектов симпатий. Оскорбительно одно: вместе с нами растёт уровень наших обид, возможность любить, надежда быть любимой, высота стены недоверия к окружающим, личное поле каждого увеличивает количество сломанных граблей, превращает боль в пугало, любовь в сказку для ребенка, веру в недоверье, слова в ложь. С возрастом мы получаем опыт. Но, скажите мне, на милостыню, кому нужна такая практика и с каких щей мы так дорого платим за неё частичками души, доброты, наивности? Почему предательство одного самого нужного сердцу отпечатывается на всех последующих, совсем не повинных ни в чем?

Две весны назад…

— Вредные лучики солнца! Закройте окно! Только спать час назад легла! Да, что за безобразие, Нина Аркадиевна? — негодовала я с утра пораньше, закрывая лицо предплечьями от настырно мозолившего глаза света, неожиданно ворвавшегося неоткуда в мою комнату. В такие моменты не понятно — почему отменили смертную казнь? Разве кодекс в нашей стране не предусматривает уголовного наказания за «Умышленное вмешательство человеком в сон к другому»? Ей, славные судьи заберите ее под стражу и установите запрет на приближение к кроватям на триста километров! Во мне проснулся злобный кровавый эльф, требующий справедливости и правосудия. Спустя пару томительных секунд недовольства, я решительно перевернулась на живот в мягкой постели с запахом полевой свежести и оранжевым постельным бельем, орнамента слона, как по мне животное больше походило на носорога, на сделанной в африканском стиле кровати.

— Приказ Вашей мамы, мисс Эллис. Доброе утро! — в ответ прозвучало на иностранном языке с очень правильным акцентом, принадлежащим соответственной стране. На каком именно, спросонья я не стала замораживаться думать, главное — смысл понятен.

Служанка удалилась прочь, видно накрывать стол, сервируя по высшим нормам и правилам этикета, так и не услышав моего сонного муркотанья: «Двадцать три года повторяю: меня зовут Алиса! Еще бы Адидасом называла…бр… сон возьми меня назад».

Все же настырное солнце, прорывающееся в комнату через легкий тюль, заставило раскрыть правое веко. Нет, правда сначала я в полной решительности пыталась открыть оба глаза, но левый, выругавшись нервным тиком, решил не поддаваться такой подставе, и все тело с ним единогласно согласилось, как никогда ранее. Оценив это как знак свыше, рука потянулась к одеялу, накрыть тело с головой, и через восемь секунд пришел долгожданный он — сон.

Передо мной возникла картинка, к которой я побежала, осмотреться, что есть силы. На восходе солнце баловалось лучами в воде со своим одиноким отображением, изрядно искаженным. Тихий ветерок, пришедший сюда где-то с южной части планеты, радовал неповторимым ароматом тепла, свежести и розалии, смеси полевых цветов и фиалок. Море с лазурно чистой водицей по краям берега волнительно омывало бледно-телесный, даже местами грязно-белый песок, а иногда мятежный прилив доставал построенные детьми различных форм, высот, широт и умением мастерства башен для милых принцесс и крепостей для бронемашин маленьких непосед-мальчиков. Сами крепости отличались своей выразительностью и яркостью. Материал для их изготовления заботливые родители приносили из карьера за спиной, поэтому каждый выстроенный форт мог похвастаться большим количеством составляющей рыжей глины с неповторимым оранжево- красным спектром цветов песочной красоты детской утехи.

Чуть дальше, ближе к самому югу, где виднелся белый с ровно начерченными красными полосами маятник, волны были особенно обеспокоены непонятно чем: то поднимались над уровнем моря на несколько метров, оглядывая свои владения, ища второй берег, то резко за миллисекунду падали вниз бесследно растворяясь. Лишь летящие следом брызги капельками синей воды напоминали о недавней волне, объясняя наблюдающим тот осадок чувств оставшихся воспоминаний на душе. Никого с отдыхающих в этом царстве красоты, умиротворения не удивляло, что маленькие белоснежные облака играли с волнами в шашки, так же синхронно переплывали на небе с места на место, делая очередные логические шаги. Наверное, я одна в шоке глазела на волны и облака, прохожие не разделяли распирающего на части удивления.

Усиленные шаги за спиной, плавно переходящие в бег, отвлекли мысли от игры в шашки моря с небом, между ограждающими их древнегреческими колонами. Я хотела повернутся и посмотреть назад, но тело, сдружившись с речью, решили не слушаться мох мыслей и желаний, превращая меня в моем же теле в невольника наблюдателя.

— Ирида, Вас ждут, пошлите за мной, — проговорил с трудом мужчина басом, пытаясь настроить дыхание.

«Что за имя? Причем ко мне имя богини радуги? — мелькнуло у меня в мыслях, — Нет, ну вот, скажите, кто придумал это имя?».

Ноги самовольно обернули тело к зовущему человеку, я была уверенна, что он звал меня. Перед глазами появился он — метр с кепкой вышиной и с еще больше кучерявыми волосами, чем у меня, но русого цвета.

— Я готова Карл. Они примут?

— Да.

За спиной прозвучал хлопок, затем три щелчка. Сердце от неожиданности екнуло с такой большой силой, что покинет меня и пойдет жить отдельно. Казалось, что нахожусь в фильме, сейчас добавят спецэффект, как мой главный орган жизнедеятельности вылетел наружу за несколько метров вперед, и вернулось назад. Вся окружающая красота закружилась перед глазами хаотичными черно-белыми кругами насколько быстро, я совсем потеряла координацию, и от этого душу стало разрывать от тревоги.

Следующим, что предстало моему взору, когда круги развеялись, еще с большей силой поражало меня. Джинсы сменились античным белым платьицем с лавровыми листочками вместо броши. Ладно, я готова смириться мысленно, что этот коротыш-упырь, ростом мне по пояс, меня переодел в сумахоте хлопками, но как мы попали в замок? Обстановка напоминала собою ХрамАртемиды в Эфесе. Внутри храм украшен замечательными статуями работы Праксителя и рельефами Скопаса, но ещё более великолепными были картины храма.

Мимовольно губы растянулись, улыбаясь во сне, вспоминая, что название переводится как чей-то там муж. Присутствующая обстановка напоминала копию ненавистной книжки по мифологии, которую пришлось изучать в выпускном классе лицея. Для меня фантазия о богах дело нереальное и абсолютно абсурдное, но все же я хотела подойти к стенам, рассмотреть одно из семи чудес античного мира, не дожившего до нашего времени, но тело категорично не слушалось приказаний головы.

Вокруг все сидели на тяжелых деревянных стульях, напоминающих отдаленно троны. Мужчины разных возрастов принаряжены в грецкие наряды — хитону и гиматии, а девушки — закутаны в белые длинные одежды, больше напоминающие длинные простыни. У каждого пальцы рук украшала атрибутика — от веточки до трезубца.

Я что в клуб сектантов завалилась?

Ей, там, Царек Снов, меняй картинку, не смешно!

— Не поменяю, — неожиданно шепнул на ухо молодой парень, сидящий рядом, — Ты должна быть тут, у нас не оконченное дельце.

Тем временем пожилой человек, сидящий через два стула от нас, обратился в гному:

— Спасибо, Карл. Передавай привет Лоре, пускай чаще заходит к нам! — он повернул голову к высокому мужчине лет тридцати с кучерявым коричневым волосом, носом в форме груши и глазами-бегунками, — Амур! Теперь найди двух других и приведи к нам.

— Извините, они еще не вернулись. — заикаясь, поспешил ответить тот, потирая потылицу.

Тут во сне будут нормальные русские имена?

— Правда? — удивился рядом сидящий парень и тут же полез проверять правдивость слов секретаря в свиток, — Странно! У нас тут такое дело важное! Господа присутствующие, давайте проголосуем, кто за то, чтобы разобраться без них?

Все согласно закивали.

Снова прозвучали три щелчка, но в этот раз следом послышался запах нашатыря вперемешку с серой. Эти стуки пальцами у меня вызывают перепуг последней стадии, если бы не спала, инфаркт стукнул сразу, но мое непослушное лицо продолжало притворно улыбаться. Все присутствующие перенеслись за большой круглый стол. Руки потянулись к чашкам попивать в кругу с богами случая, судьбы и удачи, зеленый цветочный чай с приятным ароматом, терпким привкусом и кислинкой от зеленоватого лайма, и лучшими шедеврами олимпийских кулинаров: пирожными, конфетками, пончиками, печеньем, зефиром и тортиками. Мне достаточно хорошо удалось очаровать своим обаянием этих всяких божков, несколько из них умудрились построить глазки в мою сторону. У меня возникло в мыслях странное воспоминание, что прошлый раз сидя тут, я заполучила великие вещи для человеческой жизни: талант, ум, веру, отличных подруг, маму, отца и брата. Единственный, кто тогда не пробрался ко мне некой этой великой симпатией и пониманием был этой милый гномокоротыш — небесный писарь, записывающий разговор на собственный лад своим виденьем и плохим, ехидным, нелепым, лопоухим чувством юмора, а той вовсе с полным его отсутствием последнего, решив, что знает, как моей особе будет лучше.