– Это так кстати! – раздался из кофейника дребезжащий, но весьма сильный голос. – У меня как раз закончилось подсолнечное масло, поэтому я готова взять предлагаемый набор, – и она, довольно-таки резко наклонившись, протянула свои мускулистые руки к пакету и вцепилась в него мертвой хваткой.

– Нет, так нельзя! – осадила ее Ольга, понимая, что если сейчас же не проявит настойчивости, то продукты бесследно исчезнут в недрах квартиры Капитолины, а она уйдет домой несолоно хлебавши. – Надо расписаться… и вообще…

– Да-да, – согласилась фрекен Бок, не выпуская из своих рук пакет, – конечно-конечно! Пройдемте в квартиру…

Ольга опустила глаза вниз, чтобы нечаянно не задеть существо, которое недавно лаяло из-за двери, и увидела сидящее ровно посередине коридора чудовищной толщины животное. Трудно было с уверенностью сказать, кошкой или собакой была эта рыжая короткошерстная тушка с красным блестящим бантом на необъятной шее. Фрекен Бок, заметив замешательство Ольги, сказала:

– Не бойтесь, девушка, она не злая. Лучше познакомьтесь: это Амалия. Амалия, – обратилась она к собако-кошке, – уйди, пожалуйста, с дороги!

Амалия вяло шевельнулась, но уходить явно не собиралась, а наоборот, растеклась посреди коридора рыжим студенистым наростом. Ольга, как и следовало по сценарию, слегка прикрыла, не захлопывая, входную дверь, осторожно перешагнула Амалию и направилась вслед за хозяйкой квартиры. Комната, заставленная громоздкой, под стать хозяйке, мебелью, как удовлетворенно заметила Ольга, была очень слабо освещена торшером со старым истершимся матерчатым абажуром неопределенного цвета. Ольга подошла к столу, застеленному клетчатой клеенкой, на которую Капитолина немедленно начала выгружать из пакета продукты. Вслед за маслом и колбасой на столе оказались банка растворимого кофе «Нескафе-голд», коробка шоколадного ассорти, увесистая связка бананов, коробка зефира в шоколаде и пластиковая упаковка арахиса в сахаре. Фрекен Бок пошарила на дне пакета, потом вывернула его наизнанку и, не найдя в нем больше ничего, разочарованно спросила:

– И это все? А где крупы, сахар? Елизавете Петровне из сорок пятой квартиры еще приносили чай и мыло! Где у вас, девушка, мыло?

Ольга растерялась от такого неожиданного напора. Голубенькие глазки Капитолины смотрели на нее так строго, что она поспешно стала… оправдываться:

– Если вы думаете, что я взяла себе мыло, то очень ошибаетесь! Распишитесь вот тут в получении! – и она выложила на стол ведомость, любовно составленную Телевизором.

Капитолина с трудом отлепила бумажку от залитого чем-то липким стола, поднесла ее своими толстыми пальцами к носу и начала зачитывать фамилии людей, уже якобы получивших наборы.

– Елизарова В.П., Иванов Г.И., Николаева Д.Т. – она вдруг перестала бубнить и воскликнула: – Ничего не понимаю! В нашем доме такие не проживают. Я всех знаю, потому что живу здесь с раннего детства. Написано: квартира сто, Иванов Г.И. А там живет врач-стоматолог Вера Ильинична, а никакой не Г.И.!

Ольга почувствовала, что ей мгновенно сделалось очень жарко. События развивались по явно не предусмотренному сценарием пути. Надо было как-то спасать положение, и она попыталась выкрутиться:

– А с чего вы взяли, что они из вашего дома?

– А как же?

– Мы разносим наборы… это… того… в одну из квартир каждого дома по вашей улице. Финансирования у собеса недостаточно, чтобы охватить всех пенсионеров. Мы решили, что лучше нескольким вручить по хорошему набору, чем каждому только по… куску мыла. Вот!

– И по какому же принципу вы квартиры выбирали? – Капитолина с большим подозрением уставилась на Ольгу, а из коридора приползла – очевидно, в помощь хозяйке – собако-кошка Амалия и тоже неотрывно уставилась прямо на Ольгу.

– Это не мы выбирали, – Ларионова заговорила довольно бодро, потому что ей показалось, что она придумала очень хороший выход из ситуации. – Это компьютер выбирал. Так что вам, гражданка, повезло. Но если вы не хотите, – Ольга бросилась к столу и начала укладывать продукты обратно в пакет, – то я могу отнести их в соседнюю квартиру.

– В соседнюю?! – взвизгнула Капитолина. – Этой гусыне Маргарите Дмитриевне?! Да вы смеетесь, девушка! Она всего лишь десять лет назад приехала в Санкт-Петербург из Тюмени, и ей набор? Пусть ей дадут его в Тюмени! – и она выхватила из рук Ольги банку «Нескафе-голд». – До свидания, девушка! Я, так и быть, беру продукты и без крупы с мылом, потому что иначе вы можете поступить несправедливо. – И она весьма недвусмысленно начала своим слоновьим боком теснить Ольгу к выходу в коридор.

– Подождите! – отскочила в сторону Ларионова. – Я еще прошу вас ответить на несколько вопросов, – и она, убрав в один карман ведомость, вытащила из другого следующую бумажку. – Тут у меня… это… социологический опрос…

– Ну, что еще там? – недовольно рыкнула Капитолина, и Амалия отозвалась тем самым лаем, который Ольга слышала, находясь еще по ту сторону двери, на лестничной площадке.

Она подумала, что Амалия все-таки собака, о чем стоит потом непременно рассказать Катаняну, и начала бубнить заученный текст:

– Наш собес хочет предложить внести изменения в сетку вещания на местном канале телевидения, чтобы были учтены интересы пенсионеров. Скажите, пожалуйста, какие фильмы вы хотели бы посмотреть в ближайшие месяцы и какое время суток для вас самое удобное?

Видимо, придуманные Панасючкой вопросы понравились Капитолине, потому что она расправила сурово сдвинутые брови, уселась на стул и даже пригласила Ольгу сесть рядом с собой на соседний.

– Хорошее начинание! – похвалила она заботливый собес. – Главное, чтобы было поменьше футбола и хоккея и побольше сериалов. Неплохо бы повторить «Любовь и смерть», «Грезы Лолиты» и…

– А фильмы? – нетерпеливо перебила ее Ольга. – Вам нравятся старые фильмы?

– О да! – Фрекен Бок опять растянула губы в улыбке. – Я очень люблю старые фильмы, например «Весна на Заречной улице», потом еще – «Девчата», потом…

– А самый любимый? – опять вынуждена была перебить ее Ольга. – Есть у вас самый любимый фильм, который вы можете смотреть бесконечное число раз?

– Ну конечно! – окончательно вошла во вкус воспоминаний фрекен Бок. – Мой любимый фильм называется «Человек-амфибия». Он, знаете, совпал в моей молодости с некоторыми романтическими событиями… – она закатила под потолок свои блекло-голубые глазки, а Ольга подумала, что она все врет, потому что любые романтические события, завидев издали Капитолину, не только не совпали бы с ней, а постарались бы обойти ее стороной как можно быстрее.

– Что-то я плохо помню этот фильм, – соврала по сценарию Ольга. – В нем Юрий Никулин играет?

– Что вы, деточка! – возмутилась Капитолина. – Там главного героя играет несравненный Владимир Коренев, – и она опять закатила глазки, но доставать именно в этом месте украденные фотографии, как предполагала Панасюк, не стала, и Ольге опять пришлось импровизировать:

– Коренев? Он такой… низенький, лысоватенький?

– Что вы такое говорите, милочка! – рассердилась фрекен Бок. – Это Коренев-то низенький? Это Коренев-то лысоватенький? Да он красивее всех нынешних кинематографических мальчиков, вместе взятых! Да что там зря говорить! Я вот сейчас вам покажу фотографию, и вы сразу его вспомните!

Капитолина подошла к старинному комоду, неловко опустилась на колени, с трудом сложив вдвое свое тучное тело, и выдвинула самый нижний ящик. Разрыв находящееся в нем белье, она достала со дна резную деревянную шкатулку и, неся ее перед собой, как драгоценность, вернулась к столу. Отодвинув в сторону колбасу с зефиром и расстелив перед собой огромный носовой платок, тоже прихваченный из комода, она поставила на него шкатулку, смерила Ольгу взглядом, будто проверяя, достойна ли она такого доверия, и, видимо, решив, что достойна, выложила перед ней фотографию. Ларионова увидела черно-белый портрет сверкающего белозубой улыбкой молодого человека с большими светлыми глазами и мягкими вьющимися волосами. Конечно, она помнила этого актера, но только сейчас, глядя на фотографию, наконец поняла, что братья Добровольские действительно на него очень похожи.

– Ну как? – спросила ее Капитолина. – Может ли кто-нибудь из ваших современных молодчиков сравниться с Владимиром Кореневым?

Вместо того, чтобы вполне обоснованно, имея в виду своего Сашку, сказать «может», Ольга вынуждена была ответить: «Конечно же, нет!». Именно этого требовал сценарий.

– Что и требовалось доказать! – в полном удовлетворении заявила фрекен Бок.

В тот же момент толстая Амалия попыталась вскочить к хозяйке на колени, но не допрыгнула и до половины намеченной высоты. Странное животное с глухим шлепком уронило свое жирное тело обратно на пол и издало отвратительный клик, нечто вроде: «Ма-а-ауу-а-ав!»

«Наверно, она гибрид. Может быть, даже какое-нибудь специально выведенное животное», – подумала об Амалии Ольга и, памятуя о том, что у Людмилы Васильевны пропали три фотографии, вновь обратилась к Капитолине:

– Ваш Владимир действительно прекрасен, но вроде бы в фильме и другие артисты были не хуже.

– Вы правы, деточка! Теперь таких красивых людей нет. Вот, пожалуйста, посмотрите! Это Анастасия Вертинская, которая играла Гуттиэре, – и женщина достала из шкатулки другую фотографию. Актриса была снята в профиль. Его нежность и классическая утонченность не могли оставить Ольгу равнодушной.

– Здесь она даже лучше, чем в фильме, – заметила она.

– Да, что и говорить, красавица! – охотно согласилась фрекен Бок и положила перед Ольгой третью фотографию. – А вот еще один очень красивый актер – Михаил Козаков.

– А-а-а, он злодея играл! – сообразила Ларионова. – Действительно, тоже очень красив.

После этого заявления Ольги Капитолина стала считать ее полностью своим человеком и с интимной доверительностью зашептала ей в самое ухо:

– Так что, милая, если в следующий раз ваш компьютер меня не выберет, вы все-таки заходите. Приносите набор… желательно с крупой, и мы поговорим с вами про старое кино и…

Фрекен Бок поперхнулась на следующем слове, потому что в комнату вошла Маша, наряженная под Гуттиэре. Она вела под руку Пашку в серебристом костюме, с трудом переступающего ногами в ластах. С его темных волос капала на пол вода. В тусклом свете торшера они настолько были похожи на молодых Вертинскую и Коренева, что Ольга неожиданно для себя громко ойкнула. Потом она осторожно перевела взгляд на хозяйку редкого экземпляра собако-кошки. Капитолина с остановившимся взглядом и кривящимся в жалкой улыбке ртом превратилась в полную копию мультфильмовской фрекен Бок, когда та, использовав вместо телефонной трубки душ на гибком шланге, весьма самокритично сказала о себе: «Я сошла с ума! Какая досада!»

Маша осторожно усадила Павла на огромный гиппопотамоподобный диван и обратилась к остолбеневшей фрекен Бок:

– Капитолина Степановна! Вы видите – Ихтиандру плохо. Он умирает. И только вы одна можете нам помочь!

Капитолина дернула основанием своего лица-кофейника и ответила неопределенным клекотом, который, возможно, обозначал что-то вроде «Не может быть!»

– Да-да! Только вы! – продолжила Маша. – Видите, как изменился Ихтиандр? Он постепенно превращается в рыбу. Представьте, его перестал узнавать даже собственный отец! Нам срочно нужна старая фотография, по которой доктор Сальватор сможет восстановить его прежний облик и заодно вырезать у него проклятые жабры. Вы же знаете, каким он был крупным ученым, а за прошедшее время он достиг еще более поразительных результатов.

– Да-а-а? – Капитолина наконец смогла произнести нечто членораздельное, но не своим, громоподобным, а очень тоненьким и каким-то плаксивым голоском. – Я догадалась: вы меня разыгрываете…

– Какой еще розыгрыш, Капитолина Степановна? – наступала на нее Машка. – Тут дело идет о жизни и смерти! Отдайте фотографию!

– Не отдам! – фрекен Бок неожиданно прытко для своей комплекции соскочила со стула и вцепилась в фотографию красавца Коренева.

Все остальные участники спектакля одновременно переглянулись, что не ускользнуло от бдительного ока фрекен Бок.

– А-а-а-а! Так вы все заодно-о-о! – взревела она страшным голосом.

Услышав его раскаты, Амалия взвизгнула и, невзирая на свою нездоровую полноту, попыталась юркнуть под шкаф. Но ее мощное рыжее тело тут же застряло около квадратной ножки, и огромная мебелина угрожающе пошатнулась. Амалия своими заплывшими жиром мозгами, видимо, думала, что очень хорошо спряталась от гнева хозяйки, и замерла, чуть поводя из стороны в сторону неожиданно тонким лысоватым хвостом. Ольге некстати подумалось, что в необыкновенной собако-кошке есть еще что-то и от крысы.

Пашка Добровольский, видимо, понял, что, пока не появилась вторая пара Ихтиандра с Гуттиэре, положение надо срочно спасать, и начал изображать из себя абсолютно задыхающуюся в воздухе квартиры фрекен Бок амфибию. Он, хрипло дыша, почти сполз с дивана на пол и начал медленно подползать к столу с фотографиями. Потом поднялся, цепляясь то за ножки стола, то за ноги Ольги, которая при этом очень натурально взвизгивала, навис над столом, роняя с волос на носовой платок, расстеленный Капитолиной на столе, крупные капли воды. Якобы пытаясь разодрать душащий его ворот пальцами одной руки, Пашка другой рукой схватил со стола фотографию Михаила Козакова и все так же хрипло заявил: