Её трусики влажные от возбуждения. Блейк прижимает влагу к своему рту — грязный поцелуй. Затем сминает мягкую ткань и тянется вверх.

Её губы раскрываются, скорее в удивлении, чем в согласии.

Он всё равно использует это и наполовину заталкивает ткань в её рот, как более эффективный кляп, чем его рука, одновременно более и менее интимный, более контролирующий и освобождающий её. Тело девушки двигается извилистой волной, рисуя тени на коже, даря только проблески розовой плоти. Он жаждет раздвинуть её шире. Его член пульсирует, представляя этой узкий жар вокруг него.

Но он не сделает этого с ней. Не может этого с ней сделать.

Даже в этом состоянии, наполовину одичав, он не может рисковать и пугать её тем, что на самом деле чувствует.

Так что он даёт себе время, двигаясь между её ног, целуя клитор. Но он не нежен. Это единственное успокоение, которое Блейк себе даёт, — трахать её с языком, щетиной и царапая зубами. Эрин приподнимается ему навстречу, её приглушённые стоны как сладкая музыка, она трахает его лицо, пока не кричит от освобождения.

Жидкость брызгает ему на язык, и он проглатывает её. Только когда он выпивает каждую каплю её удовольствия, когда дарит себе эту награду, он поднимается и погружается внутрь.

Она скользкая и набухшая и такая подготовленная. Но даже сейчас сильно сжимается от его вторжения, заставляя его стонать в сладкой агонии. Быть внутри неё слишком невероятно хорошо. Это вызывает у него желание двигаться быстрее и жёстче, закончить так быстро, как возможно. Но также это вызывает у него желание входить медленными, томными толчками, продлевая этот секс до вечности. Это коварный парадокс, который заставляет его дёргать бёдрами без какого-либо контроля, без единой мысль, кроме как иметь её, взять её, претендовать на неё.

Глаза девушки наполняются слезами, отливая странным и неземным светом. Эрин выглядит как какое-то существо из другого мира, пришедшая мучить его сказка, пришедшая спасти его. Он опьянён ею и той магией, которая делает его таким — практически жестоким.

Почему взгляд на её губы, растянутые вокруг мокрого нижнего белья, сводит его с ума? Как она доводит его до безумия всего одним чёртовым вопросом?

«Кто был твоей первой?»

Она его первая — первая женщина, которую он полюбил, первая женщина, которую он впустил. Первая женщина, которая действительно любит его в ответ, и он ненавидит, что она может когда-либо, чёрт возьми, сомневаться в них.

Так что он груб, когда толкается в неё. Достаточно груб, чтобы услышать, как Эрин ахает. Он вырывает трусики из её рта, чтобы поцеловать её так, как хочет, глубоко и грубо. Блейк трахает её языком так же, как его член проникает внутрь. Он хочет, чтобы она попробовала свои соки, поняла, что это он заставляет её чувствовать это.

Только когда девушка хнычет от последнего, более мягкого оргазма, он отпускает себя. Он толкается в неё снова и снова, практически борясь с ней, грубо и жёстко и так, как не должен. Блейк трахает её как животное — и так он кончает, с рыком, который может услышать весь дом.

Мужчина падает на неё, накрывая своим телом. Она по-прежнему слегка дрожит от шока, лёжа под ним. Отголоски шока?

Или он слишком груб с ней?

Но когда он поднимает голову, чтобы проверить, Эрин улыбается ему — такая сонная и полная любви, что его сердце, кажется, сжимается. Он перекатывается, захватывая её с собой, так что она растягивается на нём. Через пару минут их дыхание успокаивается и совпадает.

Раздаётся тихое сопение, и он понимает, что девушка уже спит. Это вызывает у него улыбку, но он и близко не хочет спать.

«Кто был твоей первой?»

Как будто вопрос имел какое-то отношение к Клариссе или к тому факту, что у неё были брекеты, а он сходил с ума от волнения. Нет, вопрос был о страхе, который он увидел в глазах Эрин. О страхе, которые он увидел, когда она познакомилась с его родителями, увидела их дом. Может быть, страх всегда был, а она просто скрывала его, или он просто притворялся, что не видел.

Она по-прежнему видит между ними классовую разницу.

А Блейк был идиотом, что тоже этого не видел. В любом случае, не то чтобы он считает себя выше её. Но их сформировало их детство. Он не хочет думать о себе как о напыщенном, помешанном на себе болване, но не может отрицать, что именно таким его растили. И не важно, как сильно он борется с этим, как сильно верит в равноправие, как сильно, по чёртовы уши влюблён в Эрин — это никогда не изменит его прошлого

Это никогда не сможет изменить то, какой он глубоко внутри.

Глава 4

На следующее утро Эрин просыпается с болью между ног. Ей требуется мгновение, чтобы вспомнить, что произошло вчера: долгая поездка, Снежная королева, дикий секс в детской комнате Блейка.

После этого был неловкий ужин, где её румянец скрывал только длинный стол и тусклый свет. Ни один из родителей Блейка не комментировал их недолгую дремоту, слава богу.

И по какой-то причине его мать больше не устраивает никаких обвиняющих тирад. По большей части она просто пьёт, пока отец Блейка допрашивает его о должности в университете, о карьерных планах и портфеле инвестиций. Блейк справляется с этим во время салата и главного блюда, прежде чем переключает тему и убеждает отца поговорить о политических манёврах его расцвета.

Как только мистер Моррис начинает говорить, его не остановить. Слушать его рассказы невероятно интересно, это как взгляд с первого ряда на главные политические драмы их прошлого. Когда Блейк подмигивает ей через стол, она понимает, что он сделал это специально.

Что она может сказать? У неё слабость к мужчинам, которые могут говорить об истории.

Как Блейк, который полулежит рядом с ней на кровати. Его рука вытянута, длинная и мускулистая даже во сне. Его глаза закрыты, ресницы густые и прямые, и практически касаются бледного шрама на его щеке.

Огонь подобрался слишком близко к его глазу. Она дрожит от мысли, насколько хуже всё могло бы быть. Блейк мог потерять зрение. Он мог умереть.

Её сердце кажется слишком большим, слишком уязвимым после сна рядом с ним всю ночь.

И Эрин не может удержаться и не прикоснуться к нему. Не может не ощутить его тепло и равномерные движения его груди от дыхания. На его груди растут жёсткие волоски, и девушка проводит по ним рукой, щекоча ладонь.

Он не дёргается, его губы слегка приоткрыты в глубоком сне.

Так что она продолжает, двигаясь по неровностям его пресса, чувствуя, как мускулы напрягаются под её прикосновением. Она бросает на него взгляд, чувствуя себя застенчиво, практически пойманной, но он по-прежнему спит.

Эрин никак не может остановиться, находясь так близко к нему, не когда она видит его эрекцию под простынёй. Так он просыпается каждое утро, но обычно встаёт раньше неё. Иногда, просыпаясь, она находит его пальцы в своей киске, а его рот на своей груди. В другие разы он уже внутри неё, толкается внутрь, к тому времени, как она открывает глаза.

И всё же в других случаях Блейк принимает душ и мастурбирует, быстро и эффективно. «Я хочу дать тебе отдохнуть», — говорит он. И она понимает, что это доброта, даже если так не кажется.

Это принадлежит ей. Его член. Его возбуждение. Весь целиком этот прекрасный мужчина принадлежит ей.

Таким кажется брать его член в рот — правом собственности. Эрин заявляет на него права своими губами, своим языком, нежными движениями кулака вокруг его члена.

Его вздох звучит как выныривание за воздухом, резко и внезапно. Всё его тело тоже дёргается, достаточно сильно, чтобы она выпустила его изо рта. Тогда его рука ложится на её затылок, лаская и благодаря. Девушка лижет кончик его члена, в том месте, которое всегда сводит его с ума, пока он не запускает пальцы в её волосы, потягивая и безмолвно моля.

Но он не может быть тихим. Не когда она лижет нежную кожу его яичек, а её кулак сжимается на члене, чтобы убедиться, что он пока не кончит. В этом она с ним стала хороша. Она любит практиковаться, любит сводить его этим с ума, а он отвечает симфонией возбуждения — своим мычанием, своими стонами, своими словами побуждения и боли на выдохах.

— Боже, детка. Соси меня. Ты мне так чертовски нужна.

Её киска сжимается от его слов, и Эрин подчиняется ему, снова беря его в рот. Одновременно она помогает себе кулаком, и Блейк откидывает голову назад, с закрытыми глазами и напряжённым выражением лица.

— Детка, — бормочет он. — Ты мне нужна. Нужна...

Он сдерживается. Она может сказать, что он хочет сказать больше, попросить что-то, что она может не захотеть давать. Чего он не знает, так это того, что она хочет дать ему всё. Её единственный страх — что он поймёт, что больше не хочет её.

— Скажи мне, — шепчет она, её губы касаются упругой головки его члена.

— Ничего, — выдыхает он, поднимая бёдра. — Это идеально. Люблю тебя. Люблю тебя.

Но это не идеально. Нет, если он по-прежнему сдерживается. Она дует на кончик его члена, и он содрогается.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала?

— Хочу трахать твой рот, — затем он, кажется, понимает, что сказал, и добавляет: — Но не хочу тебя напугать.

Он хочет трахать её рот? Эта мысль её возбуждает. Обычно Блейк позволяет ей контролировать темп, глубину. Она никогда не задавалась вопросом почему.

Вероятно, потому что он не хочет пугать её.

— Ты не напугаешь меня, — обещает Эрин.

Блейк смотрит на неё, его глаза тёмные и наполнены интересом. Она видит в этих глазах его нерешительность, но также видит, как сильно он хочет этого.

— Не так, — наконец произносит он. — Ложись.

Она ложится, неуверенная, что он подразумевает, пока мужчина не становится над ней на колени, упираясь руками по бокам от неё, и её рот оказывается в дюймах от его члена. Это ошеломляющая перспектива, когда он так возвышается над ней, когда его член так близко, а плечи загораживают свет от окна, и на его лицо падают тени.

И это делает её лгуньей, потому что это пугает её — совсем немного.

Но она знает, что каким бы он ни казался доминирующим, какой бы уязвимой её это ни делало, Блейк никогда не причинит ей боль. Может быть, это действительно и есть любовь. Чувствовать страх, но знать, что всё будет хорошо. Может быть, это доверие. Она всегда тосковала по безопасности, уверенности, что никогда не будет одна, никогда не заплачет, никогда не испытает боль из-за своего работодателя, без силы защитить себя.

Нет такой вещи как уверенность. Это она узнала, пока росла, читая о мире, изучая историю. Есть только боль и надежда, только страх и доверие, только твёрдый член у неё во рту и нежный взгляд мужчины, который любит её.

— Так нормально? — спрашивает он хриплым голосом.

Девушка кивает, не в силах говорить. Он ещё не глубоко, но она чувствует себя переполненной. И загнанной в ловушку. Идеально окружённой и внутри, и снаружи, держащейся на единственном вдохе.

— Я начну медленно, — обещает он.

И он сдерживает обещание, конечно же. Блейк двигает бёдрами, толкаясь глубже в её рот. Как только она чувствует его задней стенкой горла, когда уже практически слишком, он отстраняется. Снова и снова, он трахает её рот. Как и обещал. Как ему и нужно.

Всё его тело, кажется, дрожит от сдержанности, но он не движется быстрее или сильнее. Он не причиняет ей боль.

— Детка, ты такая чертовски горячая. Такая влажная. Как, чёрт возьми, мечта.

Эрин может только моргать, глядя на него. И использовать язык в знак коварной благодарности.

Он выдыхает.

— Боже. Я хочу зайти глубже. Ты можешь принять?

Она сглатывает и отводит взгляд, потому что не уверена, что сможет. Её губы уже растянуты. Он уже касается задней стенки её горла, когда толкается внутрь. Он входит не полностью, но она не уверена, как много сможет ещё принять.

Выражение его лица смягчается пониманием.

— Ты можешь это сделать, детка. Просто дай мне ещё пару дюймов. Мне нужно, чтобы ты кивнула. Я не воспользуюсь этим.

Вниз по её спине бегут нервные мурашки, но она хочет сделать это. Девушка кивает.

Мгновение изучив её взглядом, он толкается глубже.

— Сейчас, детка. Расслабься для меня.

Затем Блейк продолжает двигаться глубже, и когда бы раньше остановился и отстранился, вместо этого продолжает. Ужасную секунду она борется с вторжением. Даже глядя ему в глаза, зная, что он будет нежен, она пытается высвободить руки, чтобы оттолкнуть его.

Так же быстро мгновение проходит, и ей удаётся расслабиться.

Он задерживается на месте на три удара сердца, а затем медленно выходит, позволяя ей снова дышать. Она обдаёт воздухом его член.