Мэри Патни - Любовь к Пропащему Лорду

Она нахмурилась.

– Я бы не хотела пользоваться вашим именем, и все же мне придется это сделать. Мистер Грейнджер слишком небрежен: он не ответил ни на одно мое письмо. Хотя, возможно, он был болен и не мог этого сделать.

– Вы слишком добры к нему. Мне кажется, он просто некомпетентен, – возразил Адам. – У хорошего поверенного существуют клерки, ведущие дела в его отсутствие. Может, мне пойти с вами? Это доставило бы мне удовольствие.

Она задумалась, затем кивнула.

– К одинокой женщине обычно относятся не слишком серьезно. После встречи с ним я смогу понять, необходим ли мне новый поверенный.

– Я буду счастлив помочь вам и миссис Бенкрофт. – Адам криво улыбнулся. – Например, я мог бы воспользоваться своим положением.

Мария скопировала его улыбку.

– Если я чему-нибудь и научилась в своей необычной жизни, так это практичности. Ваш титул, бесспорно, произведет на поверенного впечатление, и, если Джордж Берк решится подать в суд, я буду рада видеть, как вы его напугаете. Спасибо, ваша светлость.

Он глухо проговорил:

– Пожалуйста, не называйте меня так. Я предпочитаю Адама, Эша или Эштона. Слышать от вас обращение "ваша светлость" – абсурд.

– Хорошо, Эш. – Мария повернулась и взялась за дверную ручку.

Адам предпочел бы, чтобы она продолжала называть его по имени, но это было бы слишком личным обращением. Чувствуя необходимость обсудить ситуацию, в которой они оказались, Адам сбивчиво проговорил:

– Когда вы предположили, что у меня могут быть обязательства перед какой-нибудь другой женщиной, я и подумать не мог, что это возможно. Но вы оказались правы. Я... мне очень жаль.

Мария задумалась, покачивая головой.

– Мне тоже. После рассказа вашей тети о помолвке, я осознала правильность нашего решения не спешить в своих действиях.

Тогда в саду они были безрассудны, но он не раскаивался в этом.

– Вы благородней, чем я. Я сразу же пожалел, что мы не сбежали в Гретна-Грин. Подобная ситуация не возникла бы, если бы мы вернулись в Лондон уже женатыми.

– Вы так говорите сейчас, потому что не помните Джейни, но подумайте, как бы это выглядело для нее. Она знает вас всю жизнь и, возможно, любит все это время. Она была бы раздавлена, если бы вы вернулись с новоиспеченной женой. – Мария погрустнела. – Джейни может стать вам лучшей женой, чем я. Вы с ней выросли в одном кругу, она знает ваших друзей и знает, как вести себя, будучи герцогиней.

Адам вздохнул.

– Может, вы и правы. Но очень трудно сочувствовать совершенно незнакомому человеку. Вы – та, которую я знаю и хочу.

Ее глаза сузились.

– До этого завтрака вы так не думали.

– После посещения своих покоев, я понял, что и сам был не совсем честен в своей жизни. Моя плата была несоизмерима с вашей единственной ложью. Я хотел попросить у вас прощения в надежде, что мы снова станем друзьями.

– Мне нечего вам прощать, – она посмотрела в сторону, не выдержав его пристального взгляда. – Я рада, что мы встретились, даже если я никогда вас больше не увижу после того, как покину Лондон.

Ее слова причиняли боль, но их невозможно было опровергнуть. Он связан с другой женщиной, глупо и нелепо снова встречаться с Марией.

Но, даже если им не суждено жить вместе, Адам хотел бы, чтобы она узнала о скрытой стороне его натуры.

– Не могли бы вы пойти со мной? Я хочу вам кое-что показать. – Он снова криво улыбнулся. – Понимаю, что это неприлично, но мои мотивы абсолютно благородны. Думаю, увиденное может вас заинтересовать.

– Мое любопытство всегда побеждало здравый смысл, – ответила Мария с улыбкой, чуть было не заставившей его забыть обо всех своих благородных намерениях. – Показывайте дорогу, ваша светлость... Эш.

Они покинули его кабинет и поднялись по лестнице.

– Вам нравится ваша комната?

– Да, это лучшая комната, которая у меня когда-либо была, а я гостила во многих домах. – Мария с любопытством взглянула на него. – Как вы себя чувствуете в этом доме? Вам он кажется знакомым?

– Немного. Однако я все-таки надеялся, что возвращение домой послужит толчком к возвращению памяти, – они поднялись наверх и повернули направо. – Но ничего не вышло. Пока есть только одно место, которое говорит со мной. Именно туда мы и идем.

Он вошел в свои покои, подошел к письменному столу и достал ключ из тайника, не сделав даже попытки срыть его месторасположение. Это был первый маленький акт доверия перед раскрытием его внутреннего я.

– Входите в мое тайное убежище, – Адам открыл дверь и жестом пригласил ее войти.

Ее глаза расширились, она медленно поворачивалась вокруг своей оси, пристально рассматривая статуи.

– Это, скорее, место для молитвы, нежели просто наслаждение искусством.

Адам согласился.

– Я бы не смог сказать лучше.

Мария коснулась сухих цветов, лежащих перед Лакшми.

– В вашем сердце сохранились детские убеждения.

– Вы потрясены моим языческим поведением? Видите, я отнюдь не совершенный христианин.

– Вам знакомы англиканские молитвы[63] так же хорошо, как и мне, – задумчиво произнесла девушка. – Я считаю, вы больше похожи на обычного англичанина, чем некоторые.

Адам вздохнул с облегчением.

– Я не был уверен, как вы на все это отреагируете. Возможно, я не должен думать о вашем восприятии моих индуистских корней, но... мне это важно. Я не хотел бы, чтобы это вас оттолкнуло.

– Бабушка Роуз говорила, что когда-то давно ромеи, цыгане, пришли из Индии. Возможно, мы очень дальние родственники. – Она указала на Лакшми. – Вы же не были шокированы, когда узнали о моей цыганской крови. Просто мы оба проявили терпимость.

– Спасибо за понимание, – тихо поблагодарил Адам. – Хотите больше узнать об этих божествах?

– Пожалуй, – Мария робко ему улыбнулась.

Беседа об индуистских богах помогла ему справиться с кипящей внутри страстью. Когда они уже вышли из святилища, Мария заметила:

– Вы много помните о божествах. Похоже, эта часть ваших воспоминаний восстановилась.

– Да, действительно, – удивленно ответил Адам. – Надеюсь, это хороший знак. Возможно, осознание моей индуистской сущности очень важно для обретения памяти. – Он закрыл дверь. – Интересно, сможет ли Джейни принять эту сторону моей жизни, или она придет в ужас?

– Не думаю, что вы могли бы сделать ей предложение, если бы считали, что ваша кузина не сможет принять вас таким, каков вы есть, – заметила Мария. – Вероятно, вы уже показывали ей это место.

– Интересная мысль. Вы всегда опережаете меня на шаг. – Адам нахмурился, пытаясь представить себя и Джейни в тайной комнате. – Правда, я в этом не уверен, впрочем, как и в том, что могу доверять своим ощущениям. Я совершенно не помню, как она выглядит.

– Вы хоть что-нибудь о ней помните?

– Думаю, да, – неохотно признался Адам. – В моем сознании как-то всплыла картина, где она меня обнимает с очень обворожительной улыбкой. Возможно, именно перед этим я попросил ее руки.

– Вполне вероятно. – Всякая живость покинула Марию. Она быстро подошла к двери, ведущей в коридор. – Спасибо, что открыли мне такую важную часть вашей жизни.

Выражение ее лица ранило Адама. Мария уходила из его покоев, а вскоре навсегда уйдет из его жизни. Мысль об этом была невыносима.

Он догнал ее прежде, чем она успела открыть дверь.

– Мария...

Она повернулась к нему, на ее лице застыло страдание. Они кинулись в объятия друг друга и вспыхнули, словно огненная буря, неистово обмениваясь поцелуями и прикосновениями. Адам погрузил пальцы в волосы цвета солнечного света. Ее рот опьянял, как вино, ее теплое тело было создано для него. Он забыл обо всех барьерах, разделяющих их, поскольку наконец вдыхал ее запах, ласкал и пробовал ее на вкус. Мария – его спаситель, его чудо, смысл всей его жизни. Он хотел защищать ее и заниматься с ней любовью так долго, насколько это возможно.

– Я пытаюсь поступать правильно, Адам, – судорожно прошептала она, – но как же трудно так сильно хотеть тебя, когда ты не можешь быть моим.

Они стояли, упираясь в дверь, бедром к бедру в инстинктивном стремлении слиться воедино. Обуреваемый нежностью и желанием, Адам целовал ее шею.

– Как то, что происходит между нами, может быть неправильным?

Мария задыхалась, ее пальцы впились в его спину. Она вырвалась из его объятий, тяжело дыша и пытаясь прийти в себя.

– То, что мы делаем, постыдно. Мы не должны продолжать, независимо от силы желания.

Адаму снова хотелось ее обнять. Нет, не так, ему хотелось схватить ее в охапку и отнеси в спальню. Но те крохи разума, что еще сохранились у него, шептали, что она права.

– Мои чувства к тебе – это не просто желание. Но... честь превыше всего.

– Нам нельзя больше оставаться наедине, – сказала Мария, слабо улыбаясь и откидывая назад водопад волос. И когда только золотистые волны успели получить свободу? – У нас не хватит силы воли, чтобы сдержать себя.

– Но мы же можем встречаться при свидетелях, пока ты не уедешь. – Ему так хотелось сохранить воспоминания о времени, проведенном с ней, когда ее не будет рядом. – Не хочешь ли прокатиться со мной завтра утром? На лошадях в парке, в сопровождении грума. В этом случае мы, безусловно, сможем контролировать свое желание.

Мария жалобно вздохнула.

– Если бы у меня осталась хоть крупица здравого смысла, я бы отказалась, но я уже доказала, что у меня ее нет. Хорошо, завтра утром мы едем в парк. Но сегодня вечером я буду обедать у себя в комнате. Не думаю, что после случившегося смогу сидеть с тобой за одним столом.

В нетерпеливом ожидании завтрашней прогулки, Адам смог позволить ей уйти, ощутив некое подобие спокойствия.

– Я проверю коридор. Лучше, чтобы никто не видел тебя, выходящей из моих покоев.

Мария пригладила волосы и постаралась успокоиться.

– Во что бы то ни стало, давай придерживаться правил приличия.

Адам открыл дверь и выглянул в коридор. В поле зрения никого не было. Сделав шаг назад, он махнул рукой, показывая, что все в порядке.

Когда Мария выходила из комнаты, Адам коснулся ее сияющих волос и спрятал это легкое, как паутинка, воспоминание в глубине своей памяти.

Мария вошла в свою комнату и, дрожа всем телом, тотчас упала на кровать. Было бы ей лучше, если бы Адам не простил ее ложь? Так мучительно осознавать, что он все еще желает ее, но их разделяют непреодолимые барьеры общественных традиций.

Марии пришла в голову нехорошая, уж точно несвойственная ее Саре, мысль: она могла бы соблазнить Адама и вынудить его жениться; амнезия означала, что кодекс чести джентльмена не сдерживал его в той же мере, как это было бы, не потеряй он память. Какая соблазнительная, невероятно соблазнительная мысль! Но жизнь Адама все еще слишком неустойчива, слишком изменчива, она была бы дурочкой, подталкивая его к действиям, о которых он впоследствии может пожалеть.

И все же эта мысль... чрезвычайно искушающая.

***

На следующий день ранним утром Мария и Джулия позавтракали тостами с чаем в своей гостиной. Затем Джулия помогла подруге надеть темно-коричневый костюм для верховой езды с серебряной отделкой, который Адам еще не видел.

После ухода Джулии Мария внимательно всмотрелась в свое отражение. Нет, она не опозорит герцога. Даже несмотря на то, что амазонка была отдана Марии несколько лет назад пожилой женщиной, сейчас, благодаря умелым рукам Марии, наряд выглядел новым и модным.

Она безжалостно напомнила себе об истории появления этого костюма, подчеркнув пропасть между собой и Адамом. Он был герцогом, а она всего лишь уважаемой леди, носившей подержанные платья. Они принадлежали совершенно разным мирам.

Мария осторожно спрятала непослушный локон под свою шляпку в виде кивера[64]. Ее внешний вид был идеален. Она сможет держать себя в руках, прогуливаясь в парке с мужчиной, который никогда не будет ее.

Мария вышла из комнаты и начала спускаться по парадной лестнице, ведущей в холл. Там уже ждал Адам. Приветствуя Марию, он не смог скрыть своего восхищения.

На какое-то мгновение она замерла, понимая, что может контролировать выражение лица, но никак не глаз. Ей оставалось надеяться, что ее глаза не столь красноречивы, как глаза Адама.

Она возобновила движение, заметив:

– Прекрасное утро для прогулки верхом.

– Действительно, утро чудесное, а главный конюх выбрал для нас отличных лошадей, – ответил Адам таким же, как у нее, спокойным голосом.