Мэри Патни - Любовь к Пропащему Лорду

– Отец содержал нас обоих, путешествуя с одного приема на другой... Он был приятным гостем, порядочным человеком и к тому же совершенно необременительным. Ему достаточно часто везло в картах, так что мы ни в чем не нуждались, – объяснила она. – А мистер Берк – не очень хороший игрок.

– Твой отец родился где-то здесь? – остановил ее Адам. – Кстати, где я сейчас нахожусь?

– В Камберленде. На самом северо-западе Англии, как раз к югу от Шотландии. Тебе это так важно?

Он нахмурился и свободным указательным пальцем начал выводить линию по лежавшему на его колене баньяну. Мария увидела, что линия сложилась в приблизительную схему границ Британии.

– Камберленд здесь, да?

Он коснулся места на северо-западном побережье.

– Точно. Так ты помнишь Британию. – Она взглянула на него. – А ты помнишь, британец ты или нет?

Он снова нахмурился.

– Мне кажется, что я чувствую, как где-то во мне одновременно звучат и "да", и "нет".

– Такая странная смесь вещей, которые ты помнишь и не помнишь, – задумчиво произнесла она. – Конечно же, скоро ты вспомнишь все.

И чем скорее, тем лучше. Ей вдруг пришло в голову, что поскольку Берк покинул Хартли, она может уже сейчас рассказать "Адаму" правду о том, что они никогда не были знакомы и, тем более, не являются супругами.

Но она не может так с ним поступить. Особенно когда он смотрит на нее таким взглядом, словно она – центр его вселенной. У нее не повернется язык рассказать ему, что он один в этом мире, без имени, без друзей, без семьи. Он помог ей избавиться от Берка. В ответ она должна помочь ему, тем более что сейчас он так уязвим.

– Расскажи мне о себе, – попросил он. – Где ты родилась? Откуда твоя семья? Теперь, когда твой отец умер, у тебя остались близкие, родные люди?

Она с сожалением улыбнулась.

– Я знаю не намного больше о своих семейных корнях, чем ты. Отец и я были очень близки. Я знала его лучше, чем любого другого в своей жизни. И все же он никогда не рассказывал мне о своем прошлом. Я не знаю, где он родился, из какой он семьи, как встретились он и моя мать, и даже, как она умерла.

– Так в твоей жизни имеются двое загадочных мужчин, – усмехнулся Адам. – Почему же твой отец отказывался говорить о своем прошлом?

– Я думаю, он родился в семье джентри[22], и они от него отказались из-за недостойного поведения, – искренне предположила она. – Когда я родилась, ему едва ли исполнилось двадцать, а моя мать умерла, когда мне было примерно два года. Я ничего о ней не помню. После этого я жила с бабушкой в Шропшире[23]. Отец навещал нас несколько раз в году. У нас всегда было такое чудесное Рождество. Затем он уезжал с какой-нибудь охотничьей компанией. – Она вздохнула, вспоминая как трудно ей было прощаться всякий раз, когда он ее покидал.

– Его семья из Шропшира?

– Хотя бабушка Роуз и жила там, я не слышала ничего, что позволило бы предположить, что мы родственники каким-либо соседям. – Она не хотела говорить о своей бабушке еще что-либо, но изменила свое мнение. Тот факт, что она и так солгала Адаму по очень важному вопросу, заставило ее быть с ним честной во всем остальном. – Бабушка Роуз была на половину цыганкой. На самом деле она была моей прабабушкой. А еще она была деревенской акушеркой и целительницей.

Мария внимательно следила за Адамом, пытаясь понять, потрясло ли его то обстоятельство, что в ней течет цыганская кровь, но он выглядел всего лишь заинтересованным.

– Я чувствую по тому, как ты о ней говоришь, что она была очень важным для тебя человеком. Карие глаза у тебя от нее?

Мария кивнула.

– Она говорила, что цыганская кровь, текущая в наших жилах, делает женщин нашей семьи неотразимыми. Думаю, на мне эта кровь закончилась, но бабушка Роуз была очень красива до своего самого последнего часа, да и ее дочь была настолько прекрасна, что покорила сердце джентльмена.

– В тебе тоже течет эта кровь, – уверенно заявил Адам.

Он так пристально и тепло смотрел на нее, что Мария покраснела и отвела взгляд.

– Мне было восемнадцать лет, когда бабушка Роуз умерла, после этого я стала путешествовать с отцом. – Она сжала губы. – Берк заявил, что отец обманом выиграл у него Хартли, но это ложь. Папа никогда не жульничал. Берк угрожал подать на меня в суд, чтобы возвратить свое имущество, используя предполагаемое мошенничество как доказательство его прав на землю. А если бы я вышла за него замуж, то никакого судебного процесса он затевать не стал бы.

– Это просто возмутительно, делать такие предложения замужней женщине! Я должен был размазать его по другой стенке, прежде чем он уехал.

– Тебя здесь не было, и я на самом деле не обсуждала свое положение с соседями, – хихикнула она. – Похоже, разговор о прошлом совсем не вяжется с моей семьей, и я могу его понять, почему он мне не поверил. Но меня просто сводило с ума то, что он думал, будто я нуждаюсь в мужчине, чтобы управлять Хартли-мэнор. Хотя я не много знаю о сельском хозяйстве, но я могу всему научиться, и я намного лучше управляюсь с бухгалтерскими книгами, чем этот Джордж Берк когда-либо сумеет сам.

– Стоит мне немного поправиться, и я смогу взять на себя управление фермой, – предложил Адам.

Она уставилась на него, пораженная тем, как спокойно он это произнес, то, что станет управлять ее состоянием. Но ведь он думает, что является ее мужем, а по английским законам собственность жены принадлежит мужу. Вот еще один недостаток того, что он продолжает считать, что они женаты.

Неправильно истолковав выражение ее лица, Адам добавил:

– Полагаю, что у меня есть опыт ведения сельского хозяйства, хотя и не могу вспомнить подробности. – Он нахмурился. – Это похоже на подсознательное понимание.

– Загадок становится все больше. – Она взяла себя в руки. – Надеюсь, ты очень скоро все вспомнишь, в противном случае, когда тебе станет лучше, я покажу тебе Хартли-мэнор, и мы сможем проверить твою память.

Он с большим трудом встал, слегка покачиваясь.

– Думаю, что теперь смогу вернуться в спальню, если ты мне поможешь. Обещаю ожить, если тебе потребуется выбросить еще какого-нибудь буйного парня.

Мария рассмеялась и обвила рукой его талию, чтобы поддержать его. Ей нравилось прикасаться к нему, нравилось, как его рука легко обнимала ее за плечи. Они вернулись в его комнату, и Мария помогла ему снять баньян и лечь в кровать. Когда она накрыла его одеялом, он пробормотал:

– Могу я уговорить тебя полежать со мной? Всего лишь пока я не усну.

Предложение было одновременно шокирующим и привлекательным, но оно не было бы шокирующим, если бы они действительно были женаты. Решающим фактором оказалась ее усталость.

– Прекрасная идея. – Она осторожно вытянулась на одеяле справа от него так, чтобы он не повредил голову, если повернется к ней. Она отметила про себя, что следует потом сменить ему повязку.

А сейчас она отдохнет. Хотя Мария лежала поверх одеял, а Адам под ними, она почувствовала восхитительно-грешную потребность обнять его и приникнуть к нему всем своим телом. Ей могло бы это понравиться...

***

Несмотря на усталость, Адам не смыкал глаз. Он уже достаточно выспался, и теперь гораздо лучше вот так лежать и смаковать ощущение жены в своих руках. Она тотчас же заснула, как только положила голову ему на плечо, уставшая после всей этой долгой ночи и ужасного разговора с тем болваном Берком. Слава Богу, в Адаме еще сохранилось достаточно энергии, чтобы защитить ее.

Большая часть ее сияющих светлых волос была скромно зачесана и скреплена сзади, но выбившиеся пряди на ощупь были подобны шелку. Вспомнив исходящее от нее в свете лампы сияние, – первое, что он увидел, очнувшись прошлой ночью, – Адам вдруг страстно захотел быстрее вернуть себе достаточную физическую форму, чтобы стать настоящим мужем.

Было бы большой утратой, если бы его память не вернулась в полном объеме. Ему хотелось вспомнить каждую деталь их совместной жизни. Их первый поцелуй. Первую брачную ночь.

Ему хотелось вспомнить даже ту боль, которую он должен был испытать, покидая ее. А в связи с этим, куда же он уезжал и зачем?

Он вздохнул. Всему свое время. Он нагнулся и поцеловал ее в макушку. Если память никогда к нему не вернется, у них просто появятся другие воспоминания.

Глазго

Рендалл смотрел из окна почтовой кареты на многолюдный шумный город, по которому они проезжали.

– Никогда не думал, что Глазго такой большой.

– Не такой большой, как Лондон, но здесь расположено несколько крупнейших торговых предприятий и мануфактур Британии, – отозвался Киркленд. – Глазго похож на улей с множеством голодных пчел.

– В твоей речи чувствуется шотландский акцент, – с интересом заметил Мастерсон.

– Это естественно, – с нарочитой грубостью ответил Киркленд. – Но если вам кажется, что у меня шотландский акцент, подождите, пока не услышите речь типичного уроженца Глазго. Вы даже не догадаетесь, что он говорит по-английски.

Рендалл улыбнулся, обменявшись взглядом с друзьями. В основном, они почти всю дорогу из Лондона молчали. Наняв почтовую карету, они направились в Шотландию, двигаясь так быстро, как это было возможно. И, хотя езда в тесном экипаже, почти без остановок, была сущим адом для раненой ноги Рендалла, зато они существенно сэкономили время. Если бы не рана, сейчас он уже был бы на Пиренейском полуострове, и узнал бы о смерти Эштона только несколько недель спустя.

Он терял друзей в этой кампании – кто-то погиб в бою, кто-то стал жертвой ужасной лихорадки, подобной той, что привела Уилла Мастерсона домой для полного выздоровления. Но те друзья, что вернулись в Лондон, априори были в безопасности. Никому и в голову бы не пришло, что они могут стать жертвами этих проклятых паровых судов.

И пока они с грохотом двигались по огромному, переполненному транспортом и людьми мосту через реку Клайд, он думал, как хорошо, что они сюда добрались и наконец-то смогут сделать хоть что-то стоящее.

– Нам известно, где находится верфь Эштона?

– Где-то в порту Глазго, к западу от города, – сказал Киркленд. – Найти дорогу не составит труда, здесь тьма тьмущая инженеров, и проекты типа эштоновского обсуждаются в каждой таверне и кофейне.

– А ты неплохо знаешь Глазго, – заметил Мастерсон.

Киркленд кивнул.

– Я провел здесь изрядное количество времени, когда был мальчишкой. Моя прискорбная привязанность к меркантильным родственникам привела меня в итоге в академию Уэстерфилд. За что я не устаю благодарить свою судьбу.

Мастерсон усмехнулся.

– Хотелось бы мне знать все причины, по которым студенты попадают в руки леди Агнес.

– Способов, которыми мальчишки могут сбиться с цивилизованного пути, миллион, – сухо сказал Рендалл, – и мы изучили большинство из них. Как долго нам еще ехать до порта?

– Еще как минимум час. – Киркленд пристально посмотрел на Рендалла. – Мы прибудем примерно к обеденному времени. Предлагаю зарезервировать комнаты в гостинице и хорошо отоспаться, а с утра начать поиски.

Рендалл кивнул. Его нетерпеливый ум хотел приступить к расследованию немедленно, но усталое тело нуждалось в отдыхе. Время не будет потеряно даром. Насколько он знал Киркленда, большого специалиста по сбору информации, к утру они уже будут знать, с чего начинать поиски.

***

Предположение Рендалла оказалось верным. Когда на следующее утро он встретился с друзьями в пивной "Корона и Парус", чтобы подкрепиться, Киркленд уже раздобыл адрес главного инженера Энтерпрайза. Арчибальд Мактавиш жил в симпатичном доме на тихой улочке недалеко от шумной береговой линии. Мужчин встретила испуганная маленькая горничная, забравшая их визитные карточки и быстро убежавшая обратно сообщить хозяйке, что внизу ее ожидают три джентльмена.

Миссис Мактавиш, молодая женщина с печатью усталости на лице и с малышом на руках, не была рада видеть в своей гостиной трех крупных мужчин.

– У меня нет времени на светские любезности, – резко заявила она. – Вы хотите увидеть моего мужа?

– Если это возможно, – в речи Киркленда отчетливо зазвучал мелодичный шотландский акцент. – Мы друзья герцога Эштона, и нам хотелось бы больше узнать о том несчастном случае, который унес его жизнь.

– В этом не было вины моего мужа! – с горячностью воскликнула женщина.

Неизменно тактичный Мастерсон мягко произнес:

– Мы пришли не искать виноватого, миссис Мактавиш, а только понять, что же произошло. Мы вместе с Эштоном учились в одной школе, он был очень дорог нам. Мы хотели бы пролить свет на это дело, если ваш муж чувствует себя достаточно хорошо, чтобы принять нас.