Потом, словно желая выплеснуть эмоции, она схватила со столика у стены статуэтку из дрезденского фарфора и швырнула ее на пол.

Женщина смотрела на разлетевшиеся осколки, представляя себе, что точно так же маркиз поступил с ее сердцем.

Высоко вздернув подбородок, она покинула комнату, а когда вышла в холл, обнаружила, что маркиз уже уехал.

Леди Сибила прошла мимо лакеев, которые понимающе переглянулись между собой. Дворецкий проводил ее светлость к экипажу и вежливо поклонился, когда тот отъехал.

«Еще одна отбыла ни с чем, — подумал он. — По правде говоря, она не подходила моему хозяину».


Яхта «Морской конек» стояла на якоре возле здания парламента. Когда маркиз взошел на борт, капитан искренне произнес:

—Я рад приветствовать вас на борту, милорд.

— Спасибо, капитан, кажется, погода сегодня подходящая для путешествия, — сказал маркиз.

Спустя несколько минут двигатели заработали и «Морской конек» вышел на середину Темзы.

Маркиз любил свою яхту и подумал, что ему следовало бы больше времени проводить в море. В прошлом году его судно прекрасно показало себя в Каусе, только яхта кайзера могла сравниться с «Морским коньком» по скорости и маневренности.

Поднимаясь на мостик, маркиз думал об Уотсоне. Где его искать в Берлине? Если немцы действительно похитили его, что казалось весьма вероятным, то сейчас он может быть спрятан где угодно.

Разве только кайзер решился держать его при себе.

Маркиз был уверен, что немцы предпочли бы заполучить детали орудия, узнав, что оно превосходит по мощи вооружение их собственных кораблей. Тем не менее вся эта история казалась ему слишком надуманной, чтобы быть правдой. Каким бы хвастливым и заносчивым кайзер ни был, он не мог пасть так низко, чтобы похищать подданного другого государства.

Это был бы поступок недостойный императора.

Но если нет никакого похищения, где же тогда Уотсон?

Если бы, например, ему пришлось срочно отбыть к умирающему родственнику, почему он не связался с кем-нибудь после своего исчезновения?

Маркиз был абсолютно уверен, что Уотсон разделял его энтузиазм по поводу этого изобретения. Ведь он действительно изобрел мощное оружие, которого нет ни у одной страны мира.

«Как немцы могли узнать, над чем мы работаем?» — неоднократно спрашивал себя маркиз.

Но если каким-то образом они все же узнали, нет сомнений в том, что кайзер захотел получить если не образец, то, как минимум, полную информацию.

Напыщенный, завистливый, жаждущий превзойти своего дядю, кайзер не смог бы устоять перед соблазном самому продемонстрировать такое оружие.

«Если он и держит где-нибудь Уотсона, — думал маркиз, — я должен сначала выяснить, где именно, а потом каким-то невероятным образом тайно вывезти его назад в Англию».

Легче сказать, чем сделать. У маркиза не было ни малейшего представления о том, как он достигнет своей цели.

Море было спокойным, день — солнечным, и маркиз почти весь день провел на мостике.

Яхта уже была далеко в море, и встречных судов на своем пути они практически не видели, пока не подошли к берегам Германии.

Маркиз решил провести ночь на борту и войти в устье Эльбы только утром. Капитан был очень доволен. Ему хотелось, чтобы хозяин оставался на борту как можно дольше. Поэтому он с легкостью нашел бухту, в которой можно было стать на якорь.

Маркиз не изъявил желания сойти на берег. Его личный повар приготовил прекрасный обед, после которого он снова вернулся на палубу и долго смотрел не на огни на немецком берегу, а на Северное море.

Он не переставал думать о том, как найти Уотсона, но так и не придя к какому-нибудь варианту, решил отправиться спать.

Устроившись на удобной широкой кровати, он тотчас вспомнил о леди Сибиле и подумал о том, не причинит ли она ему неприятностей в будущем. Ему было доподлинно известно, какая она собственница.

Хорошо, что он хотя бы на время избавился от нее. Но что если она будет ждать его возвращения? В Лондоне избегать ее будет достаточно трудно.

«Если я не найду Уотсона, то могу пожить на яхте или отправиться на Средиземное море», — размышлял маркиз под легкое покачивание судна на волнах ночного прибоя.

Потом он вспомнил о своих лошадях, которым предстояло принять участие в нескольких скачках перед «Королевским Аскотом».

Маркиз проиграл «Гранд нэшнл», но был преисполнен надежды получить золотой кубок.

Он был уверен, что у него есть лошадь, способная выиграть скачки, А если он сможет нанять Найнтингола, то у него будет и отличный жокей.

Нужно было поговорить с Найнтинголом после « Гранд нэшнл». Он как-то не подумал об этом раньше. Понятно, что многие владельцы лошадей попытаются заполучить этого наездника, но вряд ли кто-то сможет предложить ему лучших скакунов.

«Я должен заняться этим сразу же, как только вернусь, — сказал он себе. — Надеюсь, будет еще не слишком поздно».

Потом он долго ворочался на подушке, снова думая об Уотсоне.

Когда маркиз проснулся следующим утром, двигатели еще молчали. Они заработали только после того, как он позавтракал. «Морской конек» покинул бухту и двинулся к устью Эльбы.

До Гамбурга дошли быстро.

Там маркиз, отдав распоряжение капитану, покинул яхту и отправился на железнодорожный вокзал в сопровождении Доркинса и курьера, который организовывал его путешествие и дожидался на берегу с нанятым экипажем.

Если маркизу предстояло путешествовать по железной дороге, то к составу прицепляли его собственный вагон, который по комфорту и убранству во многом превосходил даже личный вагон королевы Виктории.

Однако от Гамбурга до Берлина было всего несколько часов пути, поэтому перегонять вагон из Кале, где он обычно стоял, не имело смысла, хотя на кайзера — приверженца роскоши и пышных церемоний — это наверняка произвело бы больший эффект.

Маркиз понимал, что кайзер будет смотреть на него с подозрением из-за его тесной дружбы с принцем Уэльским.

Принц любил, чтобы его окружали люди младше его по возрасту, и рано или поздно все самые интересные мужчины и самые красивые женщины оказывались в Мальборо-Хаусе в качестве друзей, приятелей или просто интересных гостей.

Двору принца Уэльского завидовали, о нем говорили по всей Европе.

Кайзер же во дворце Нейс давал, как правило, большие чинные и невероятно скучные званые обеды, на которых говорил только он сам. А его придворные балы отличались сверкающей помпезностью и тоскливым однообразием.

«Надеюсь, я правильно поступил, приняв предложение барона фон Хоненталя, — говорил себе маркиз, подъезжая к Берлину. — Если меня правильно информировали, у него прекрасное собрание картин и предметов мебели. И потом, в этом доме я могу встретить людей, которые не стремятся ежеминутно лобзать ноги кайзера. Может, кто-то из них подскажет мне, где стоит искать Уотсона».

Маркиз был уверен, что во дворце он едва ли узнает что-нибудь интересное для себя. Все придворные настолько боялись кайзера, что всегда робко оглядывались через плечо, прежде чем что-либо сказать.

Курьер, встречающий маркиза в Гамбурге, позаботился об экипаже и в Берлине, чтобы доставить его светлость с вокзала к дому барона, которому маркиз не стал сообщать о времени своего приезда.

Погода стояла превосходная. Берлин, утопающий в зелени садов и парков, выглядел великолепно. Маркиз заметил, что со времени его прошлого визита строений здесь значительно прибавилось.

Как и Симона, маркиз подумал, что Берлин — это город дворцов и широких дорог, какими не могла похвастаться ни одна другая столица, за исключением, может быть, только Санкт-Петербурга.

Когда маркиз увидел дом барона, он, как и следовало ожидать, был потрясен. Дом действительно более походил на дворец, а по своей величине, как подумал маркиз, он с успехом мог быть армейской казармой.

Мидхерста приветствовало огромное количество слуг. По коридору, увешанному бесценными полотнами, гостя проводили в гостиную, где его приняла баронесса.

— Мой муж сообщил мне, что вы согласились погостить у нас, маркиз, — сказала она, — но, к нашему сожалению, мы не знали точного времени вашего приезда и не смогли выслать экипаж, чтобы встретить вас на вокзале.

— Мне не хотелось доставлять вам подобных хлопот, — вежливо ответил маркиз.

Он подумал, что в молодости баронесса, вероятно, была красивой женщиной, но теперь фигура ее расплылась и волосы начали седеть.

Однако она была очень сердечна, расспрашивала маркиза о его родственниках, которых встречала, приезжая в Лондон.

Она также поинтересовалась здоровьем королевы Виктории, добавив при этом, что немцы восхищаются ею как великим монархом, который мудро правит страной столь длительный срок.

Маркиз любезно отвечал на все вопросы и вздохнул с облегчением, когда появился барон. Тот тоже с чрезмерным энтузиазмом встретил маркиза, несколько раз повторив, как он счастлив приветствовать его в Берлине.

— Я абсолютно уверен, милорд, — продолжал он, — что здесь вам будет гораздо удобнее, чем в вашем посольстве, где довольно тесно, или с нашим императором, потому что он еще не закончил реконструкцию дворца Нейс.

—Я слышал, он многое перестроил во дворце, — заметил маркиз.

— Это нужно было сделать, — ответил барон. — Но даже сейчас там несусветное смешение красоты и уродства, — проговорил он довольно язвительно, чего наверняка не позволил бы себе в присутствии кайзера.

Маркиз полагал, что если он откровенно признается барону в истинной цели своего визита, тот окажет ему содействие.

Но при этом он понимал, что должен быть осторожен, иначе любая допущенная оплошность еще более усложнит его задачу.

— Расскажите мне о дворце Нейс, — попросил он барона. — Когда я в последний раз был в Берлине, кайзер жил в старом дворце, который, как я понимаю, ему не нравился.

—Лично я считаю, что он совершил ошибку, — вмешалась баронесса, — но как вам известно, никто не осмелится спорить с императором.

— Судите сами, — подхватил барон. — Во дворце двести комнат, а личные апартаменты Его Величества составляют пятьдесят восемь.

— Ну, я полагаю, там собраны уникальные вещи.

— Это так, — согласился барон. — Там есть всевозможные безделушки и редкости, чудесные экземпляры предметов мебели с инкрустацией слоновой костью, вещи в стиле рококо, которые собирали многие поколения королевской семьи Гогенцоллернов.

— Мне бы очень хотелось увидеть их, — заметил маркиз.

—Я уверен, вам представится такая возможность, — ответил барон, — как только Его Величество узнает о том, что вы прибыли. Но пока, я надеюсь, вы не откажетесь воспользоваться нашим гостеприимством. Сегодня вечером мы даем обед в вашу честь.

— Вы очень добры, — пробормотал маркиз.

— Среди наших гостей сегодня будет одна из красивейших женщин Германии, — осторожно подбирая слова, сообщил барон. — Не знаю, доводилось ли вам встречать ее прежде.

Маркиз ничего не ответил, считая, что среди немок редко встречаются красавицы, и ждал продолжения.

— Ее зовут, — со значением произнес барон, — графиня Зивана фон Тассен.

Маркиз покачал головой.

— Нет, не думаю, что встречался с ней. Но буду рад познакомиться.

— Не удивлюсь, — добавил барон, — если вы найдете ее фантастически очаровательной. Сам император к ней очень благосклонен. Ее портрет стоит у него на письменном столе среди изображений прекрасных принцесс.

Маркизу стало смешно. Ему говорили, что среди портретов красавиц, которые коллекционирует кайзер, есть и герцогиня Оста, ранее известная как Литиция Бонапарт.

Ее портрет знаменит тем, что обнаженную грудь Ее Императорского Величества прикрывает только ожерелье из жемчужин грушевидной формы.

Маркиз подумал, что демонстрировать такую коллекцию всему миру, по меньшей мере, странно. Интересно, предложит ли кайзер ему познакомиться с этим собранием красавиц?

—А теперь мне бы хотелось показать вам кое-что из моих сокровищ, — сказал барон. — Моя супруга тем временем распорядится насчет английского чая, без которого, я уверен, вам трудно будет здесь обходиться.

Маркиз не стал возражать. Он встал, чтобы последовать за бароном, и тут в комнату вошли две девушки.

Барон представил одну из них как свою дочь Каролину. Маркиз пожал девушке руку и подумал, что она необычайно хороша для немки — не такая ширококостная, как большинство из них.

Когда же барон подвел его к другой девушке, сразу стало понятно, что она англичанка.

—А это Симона Белл, которая училась в пансионе вместе с моей дочерью, — объявил барон. — Надеюсь, вы знаете ее отца, лорда Белгрейва?