Вари Макфарлейн - Любовь как сон

Ева вышла, а Джеймс рухнул на кушетку.

Это правда? Неужели он посадил Еву под стеклянный колпак, словно школьник бабочку, и наблюдал, как она чахнет? Нет, черт возьми. Ева – не беспомощное создание, и в Северном Лондоне достаточно кислорода.

Она говорила об их совместной жизни так, словно он загнал ее в придуманные им самим рамки. Но ведь они оба этого хотели, не так ли? Взять хотя бы дом. Ева продумала в нем каждую деталь. Джеймсу принадлежала только игровая приставка.

Она сказала, что он скучный. Что жить с ним скучно. Что тут поделаешь? Как можно вновь пробудить в женщине интерес? А Джеймсу очень хотелось вернуть жену… Он ненавидел Еву, она причинила ему сильнейшую боль, но его влекло к ней сильнее, чем когда-либо.

Когда Джеймсу было восемь и родители объявили, что расходятся, он не сразу понял, почему папа хоть некоторое время не может проводить дома. Сразу перейти от совместной жизни к разлуке казалось бессмысленным. Пусть остается на выходные. Или приезжает по средам. В среду они всегда смотрели «Черепашек ниндзя» и ели пасту с красным соусом.

Родители грустно и снисходительно улыбались.

И вот у него самого распалась семья, и он все-таки не понимал родителей, хотя и знал теперь, что брак папы с мамой нельзя было спасти, попросту сократив время общения.

Но Ева пока что не произнесла слова «развод». Хотя, скорее всего, она бы просто прислала эсэмэс. «Дай Лютеру что-нибудь от кашля. PS: кстати, я с тобой развелась».

Джеймс попытался отогнать самую скверную и тяжелую мысль, даже по сравнению с мыслью о том, что Еву увел какой-то придурок. «Если она вернется, разве ты будешь отныне в ней уверен?»

Он закрыл глаза. А когда открыл вновь, на коврике перед ним сидел Лютер и смотрел на Джеймса укоризненно и злобно, тяжело дыша.

– Иди сюда, мрачная ты скотина.

Джеймс взял кота на руки и прижал к лицу, чтобы густой мех впитал слезы. От Лютера пахло духами Евы.

Когда Анне было восемь и они ездили к родственникам в Италию, папа повез ее в Равенну, показать мозаику. Пока мама вместе с Эгги, прирожденной потребительницей, нарезала круги по магазинам, Анна, с онемевшей шеей, стояла в благоговейной тишине базилики Сан-Витале. Отец в общих чертах изложил ей историю византийского императора Юстиниана I и его супруги Феодоры, прославленных в лике святых.

Этого хватило, чтобы Анна заинтересовалась историей дочери служителя константинопольского цирка зверей, которая сначала стала актрисой, потом гетерой – отец выразился так: «зарабатывала деньги разными авантюрами», но Анна все поняла – и византийской императрицей. Она разглядывала царственную красоту, запечатленную в крошечных сверкающих плитках мозаики, и девочке казалось, что темные сияющие глаза смотрят прямо на нее и пытаются что-то сказать сквозь бездну времени.

Она пережила нечто вроде религиозного откровения. Как будто нашла то, что долго искала. Моментально преобразилась. Семья Анны не была религиозна, но все же императрица Феодора стала для девочки чтимой святой. Ее вдохновляла эта женщина, которая сумела кардинальным образом изменить свою жизнь, доказав, что необязательно играть теми картами, которые тебе сдали. Феодора сделалась идолом Анны, образцом для подражания. Конечно, Анна не намеревалась во всем следовать ее примеру. Но она вдохновилась общей идеей.

Родители попытались удовлетворить вспыхнувшую в ней жажду знаний, купив дочери «Краткую историческую энциклопедию» с массой картинок. Анна прочитала книгу за несколько дней и потребовала еще. В конце концов мать разрешила ей пользоваться библиотечной карточкой, и Анна нашла то, что хотела, в том числе достаточно подробную и откровенную биографию.

Книги раскрыли девочке иной мир и показали, что за пределами школы Райз-Парк есть нечто интересное. Не было бы преувеличением сказать, что они спасли Анне жизнь. Она никак не могла понять, почему некоторые ее друзья считали историю скучной и занудной. В шестом веке Феодора жила куда более насыщенной жизнью, чем они в нынешнем.

Одни становятся преподавателями, потому что хотят делиться знаниями, другие – что случается гораздо чаще – потому, что любят командовать. Как только Анна при помощи психотерапии, практики и пары глотков джина преодолела страх выступать перед аудиторией, ей понравилось читать лекции и вести семинары. Но главную прелесть составляли исследования.

Бывали моменты открытий, когда Анна чувствовала себя детективом, нашедшим на месте преступления жизненно важную улику. Она не только поглощала исторические факты, но и прибавляла нечто к их совокупности.

Она испытала искреннюю радость, когда обаятельный Джон Герберт, куратор отдела византийской истории в Британском музее, позвонил ей и попросил помощи в устройстве выставки, посвященной царице Феодоре. Ребенок в душе Анны, с восторгом смотревший на позолоченный свод храма и переносившийся в давние времена, заплясал от счастья.

Анна переводила тексты и помогала выбирать и подписывать экспонаты. Она не знала занятия увлекательнее, чем возможность повозиться с осколками прошлого, на свой лад воскрешая усопших. Раньше Анна помогала в организации выставок только по мелочам – это был хороший повод побывать в Британском музее. А теперь она впервые стала движущей творческой силой. И на протяжении нескольких месяцев охотно засиживалась до глубокой ночи, чтобы все подготовить.

Шагая на первое совещание по поводу выставки, она наслаждалась каждым мгновением прогулки по Блумсбери и глупо улыбалась прохожим. Эта часть города была красива, как на открытке. Лондон, который показывали в кино. Мирные широкие улицы, зеленый Рассел-сквер, красные телефонные будки, превратившиеся в исторические памятники и нужные только для того, чтобы в них фотографировались иностранные туристы. Ну или чтобы звонить с требованием выкупа и оставлять внутри рекламу массажных салонов.

Анна зашла в музей со служебного входа, как особо важная персона. Она расписалась, приятельски кивнув дежурному, и отправилась в конференц-зал. Он был ослепительно-белым, в современном стиле, столы стояли подковой, словно присутствующие собирались читать пьесу по ролям. Анна предпочла бы комнату, заставленную старой потертой мебелью, тесную, с пылью, танцующей в лучах ярко-желтого, как сидр, осеннего солнца. Безупречный порядок и флуоресцентные лампы напомнили ей школьный класс.

Джон добродушно улыбнулся Анне:

– А вот и наша героиня. Познакомьтесь, это Анна Алесси из Университетского колледжа. Наш эксперт и научный координатор. Вы, наверное, думаете, что главный эксперт тут я. Нет, я просто владелец лавочки. Именно Анна находит материалы и отбирает то, что нужно…

Пока он говорил, Анна рассматривала собравшихся, улыбаясь и кивая в ответ… пока не встретилась взглядом с Джеймсом Фрейзером.

Она по-настоящему испугалась и, возможно, даже ахнула.

Жизнерадостное настроение улетучилось мгновенно. Анна спохватилась, что на лице у нее застыла гримаса отвращения, но уже было поздно. «Чтоб тебя…»

Джеймс явно смутился, хотя и не так сильно.

Джон продолжал:

– А это Джеймс, представитель цифровой компании «Парлэ». Джеймс возглавляет проект, а вот его коллега, который занимается дизайном и технической стороной дела, Паркер…

Анна, запинаясь, приветствовала худенького юношу с асимметричной стрижкой, плюхнулась на место и принялась вытаскивать заметки из сумки, чтобы ни с кем не встречаться взглядом. Сердце у нее бешено колотилось. Она буквально чувствовала, как пульсируют клапаны.

Что за черт? Какую чудовищную шутку вздумала сыграть судьба на сей раз?

Пока Джон перечислял основные темы экспозиции, Анна сопоставляла факты. Джон тем временем подшучивал над необходимостью сотрудничать с «цифровиками», говорил о маркетинге, рекламе, о том, что на начальной стадии нужно собраться всем вместе и поговорить… Да, на встрече выпускников Лоренс обмолвился, что Джеймс работает в цифровой компании и у него много влиятельных клиентов.

События обрели чрезвычайно мрачный оборот. Анна невольно подумала: если бы она не пришла на встречу выпускников, последнее слово осталось бы за ней. Джеймс по-прежнему не знал бы, кто она такая.

Говорят, нужно встречать своих демонов лицом к лицу. Немного же прошло времени, прежде чем этот конкретный демон цапнул ее за задницу. А ведь она и не думала, что он возьмет и вынырнет из небытия всего через несколько дней, да еще на деловом совещании. И на сей раз, в отличие от встречи выпускников, Анну представили по фамилии. Неужели Джеймс не вспомнит?

Анна надеялась, что нет. Но понять было невозможно. Оставалось только сохранять невозмутимый и достойный вид.

Разговор шел дальше – в основном говорил Джон. Наконец он произнес:

– А теперь я передам слово Джеймсу, который ознакомит вас с планом многоканальной стратегии…

Сидевшие в зале ученые сделали вежливо-непонимающие лица, а Паркер обеими руками взлохматил себе волосы.

– Э… да, спасибо, – сказал Джеймс, откашлявшись. – Полагаю, первое, что нужно обсудить, – приложения для айфонов и андроидов. Это жизненно необходимо, чтобы мероприятие поднялось на соответствующий уровень, да и пресса заинтересуется.

Он обвел взглядом комнату, и Анна мрачно подумала: «Незачем пускать пыль в глаза, тебя уже и так наняли». Она догадывалась, что Джеймс нервничает, и не собиралась ему сочувствовать.

– Приложение будет включать в себя фотографии экспозиции и написанный вами текст. Мы хотим, чтобы оно содержало что-то по-настоящему ценное, уникальное. Оригинальное. А не просто дублировало материалы выставки. Например, говорящие головы…

– Ваши, – ввернул Паркер, засунув ручку за ухо и ухмыльнувшись.

– О! – воскликнул Джон Герберт.

– Спасибо, Паркер, – ответил Джеймс, прищурившись. – Еще мы хотим создать пространство виртуальной реальности с цифровыми версиями артефактов, которых у нас нет или которые нельзя привезти в музей. Например, взять персонажей с мозаики и снять несколько сценок с актерами в костюмах. Пусть ходят по музею. Виртуальные Феодора, Юстиниан и так далее.

У Анны сдали нервы. Она заговорила, так и не сумев сдержаться:

– Нет, только не вращающиеся трехмерные сканы человеческих голов!

Она бешено жестикулировала и думала: «Я понятия не имею, о чем говорю, но вид у меня такой злой, что никто не посмеет засмеяться».

– И никакого текста?!

Между дизайнерами и учеными всегда существовали некоторые разногласия, и Анна вознамерилась углубить пропасть.

– Мы оставим место для подписи к каждому экспонату. Вы сами сочините текст, – сказал Джеймс. Выражение лица у него гласило: «Да-да, я воспринимаю вас совершенно серьезно».

– Сколько слов?

– Сто пятьдесят, около того.

– Немного.

– Есть определенный лимит информации, которую люди способны воспринять.

– Мы надеялись, что выставка привлечет тех, кто умеет читать, – язвительно заметила Анна.

– Наши исследования подтверждают, что после первых ста пятидесяти слов люди начинают просматривать текст по диагонали, – пояснил Джеймс, постукивая ручкой по блокноту.

– Ну а что добавят актеры, которые будут шастать по залу? Неужели кому-то нужно напоминать, как выглядят люди? Мы не настолько изменились внешне со времен Феодоры и Юстиниана. У нас не отросла третья рука, например.

Джеймс моргнул.

– Это просто способ приблизить экспонаты к зрителям. Акцент на ощущабельность.

«Ощущабельность». Вечно они выдумывают всякие словечки.

– Я думаю, виртуальная картинка только помешает смотреть на мозаики, а они ведь главнее, не так ли? – не унималась Анна. – По-моему, посетители будут тратить время, играя в видеоигры, вместо того чтобы осматривать выставку.

Джеймс склонил голову набок и придал лицу новое выражение: «Я подыскиваю уважительный ответ на идиотский вопрос».

– Картинки будут не вместо экспонатов, а вместе с ними. Чтобы люди могли визуализировать описываемый мир и увидеть все как вживую. Мы соотнесем видеоклипы с объектами, и посетители сами выберут последовательность, если захотят. – Джеймс помолчал. – Современного зрителя нужно заинтересовать.

– Так вот в чем проблема с историей. Она несовременна.

– Зато современны люди, которые придут на выставку. Или вы намерены обойтись без электричества?

Джеймс произнес это лишь отчасти в шутку, и присутствующие разом выпрямились и застыли. Все, кроме Паркера.

– Суть приложения в том, что оно отличается от самой выставки и как бы дополняет ее, – объяснил Джон, надеясь поставить точку.

– Но я не понимаю, зачем делать акцент на том, чего на выставке нет, отвлекая людей от того, что есть. Как будто экспонаты недостаточно интересны сами по себе.

– Проблема в нарративе. В первую очередь люди должны заинтересоваться Феодорой как личностью, так? Она и есть центральная фигура выставки. Наряду с Юстинианом. Они – живая история. – Джеймс заговорил с таким же жаром, как и Анна. Натянутая вежливость вот-вот была готова смениться откровенной грубостью.