Вари Макфарлейн - Любовь как сон

– Великолепно, теперь мы ему обязаны.

– Он много о тебе расспрашивал.

– Да уж, не сомневаюсь. Чего там, просто возьми и раскрой перед ним наши гроссбухи. В следующий раз, когда будешь класть в рот подачку, вспомни, как он махал перед нами своей вялой сосиской, и вспомни о приличиях.

– А если я положу в рот его вялую сосиску, придется вспоминать про гамбургеры? – поинтересовался Дэниел.

Мишель ошарашенно уставилась на него. Пенни взвизгнула. Анна рассмеялась, выскребая остатки мороженого. Что бы она делала без друзей, заставлявших ее позабыть о неудачном свидании? Даже если в качестве гарнира прилагалась Пенни.

– Ну что, вы пойдете на концерт? – спросила та, нахмурившись. – Вы ведь помните, что выступают «Неназываемые»?

Она сказала это таким тоном, как будто упоминала не впервые и как будто Анна и Мишель уже согласились и теперь подведут ее, если откажутся. Классический прием.

– У меня дела в ресторане, – сказала Мишель, доедая мороженое.

– Нет-нет, я сразу забила за нами место уже после закрытия ресторана, чтобы Дэн мог пойти. Анна, а ты свободна?

Та открыла рот.

– Не сомневаюсь, – ответила вместо нее Мишель.

– Знаешь, мне жаль, но я совершенно не удивлен, – сказал Лоренс. Впрочем, судя по виду, он ничуть не сожалел.

– Почему? – невольно спросил Джеймс.

Ненадолго повисла тишина, пока официантка ставила на столик бокалы, открывала бутылки и наливала пиво – на два пальца.

– Я подойду, когда будете готовы сделать заказ, – сказала она. – Рекомендую красный рис.

Лоренс и Джеймс регулярно встречались раз в неделю за ужином. Они никогда не ходили в одно и то же место дважды, кроме «Тайяба», куда непременно отправлялись с похмелья. Ресторан обычно выбирал Лоренс, и на сей раз он подыскал заведение, где подавали настоящие новоорлеанские сандвичи «по-бой». В Сохо. А главное, об этом ресторане много говорили – то есть теперь и они могли поучаствовать в обсуждениях.

Лоренс покрутил бокал и осторожно понюхал содержимое.

– Ну, или эта штука, или корневое пиво, которое на вкус как ополаскиватель для рта, – сказал он, отхлебнув. – Твое здоровье. Я совершенно не удивлен, что Ева с кем-то встречается, потому что кто-то третий всегда есть. Мало кто станет разрывать стабильные отношения без всякой причины. Закон Лоренса. Ева, полагаю, перебралась к Саре не ради вида из окна, правда?

– Почему ты сразу не сказал?

– «Извини, ты расстроен, потому что тебя бросила жена, держу пари, здесь замешан какой-нибудь посторонний хрен»? Очаровательно.

– Хм… – Джеймс изучал меню. – «Подается с различными гарнирами и соусами». Боже, как я ненавижу простонародные выражения в меню. Надеюсь, «матушкиного пирога» здесь нет.

Официантка вернулась, и они заказали гигантские сандвичи с мясной подливкой. Несмотря на огромное количество протеинов, у Джеймса возникло сильнейшее подозрение, что все эти чудища одинаковы на вкус, хотя и «подаются с различными гарнирами». Подаются… Отдаются… Он вспомнил Еву на рисунке, и у него пропал аппетит.

– Главное, ты подумай – какая наглость. Оставить рисунок почти на виду. Ты только представь, Лоз.

– Мне бы не пришлось представлять, если бы ты додумался сфотографировать на телефон, – ответил тот, и Джеймс мрачно засмеялся.

– Рисунки любовников… прямо как в «Титанике». Не хватало еще найти откровенные фотографии. И рисует он как пятилетний…

Джеймс покачал головой, словно больше всего его разочаровали художественные способности Финна.

– В общем, он и есть ребенок. Двадцать три года. Гос-споди… – сказал Лоренс. – В прошлом году я встречался с девушкой, которой было двадцать четыре. Она слушала панк-рок и понятия не имела, кто такой Джон Мейджор. Я спросил: кто управлял страной между Маргарет Тэтчер и Тони Блэром? Она ответила: «Наверное, Майкл Паркинсон». Тогда я понял, что все кончено. Очень жаль, потому что в постели мы не скучали.

Джеймс прищурился.

– Да-а, ты меня порадовал. Спасибо, старик.

– Ну извини. Кстати, ты говоришь, между ними ничего нет?

– Возможно…

Джеймсу снова пришлось задуматься, чем этот парень занимался с его женой – ну или чем собирался заниматься. «Не спали». Насколько широки рамки в наши дни?

Было так жестоко со стороны Евы позволить ему догадаться вот таким образом. Когда же она собиралась сказать мужу? Не считая Лоза, Джеймс не стал бы жаловаться никому из родных и друзей – он не хотел, чтобы они плохо думали о Еве. Вот что такое настоящие отношения: тебя бросают, а ты все равно продолжаешь хвалить эту женщину.

Тут у Джеймса окончательно пропал аппетит.

Вскоре принесли сандвичи, разрезанные пополам, в окружении никому не нужной жареной картошки. Официантка торжественно полила каждую порцию подливкой и ушла, возгласив на прощание:

– Лопайте, парни!

– Слушай, двадцать три года… Финн младше, значит, ничего серьезного. Радуйся.

– Правда? – спросил Джеймс, цепляя колечко обжаренного лука. Он решил разворошить сандвич и придать ему такой вид, словно он поел. В далеком прошлом Джеймс встречался с женщиной, которая так всегда делала. – Это унизительно.

– Ну да… но Ева не бросит тебя ради смазливого мальчишки. Она ведь хочет детей, так? И ей тридцать три? Расслабься, она просто загуляла.

– Наверное, – сказал Джеймс. – Хотя черт знает, о чем думает Ева. Лично я не знаю.

– Есть совет бизнес-класса, который ты все равно не примешь, и есть совет категории «эконом». Хочешь?

– Давай.

– Отомсти. Заведи роман. Пусть испытает то же самое на своей шкуре и поймет, как это больно.

– Хм. Сомневаюсь.

– Почему? Ты вообще понимаешь, как тебе повезло? Найди себе какую-нибудь красотку поскорее. Никто не станет тебя винить, особенно жена.

– Где я найду красотку?

– Только не ной! Ты сам знаешь, что можешь подцепить любую. Если Ева вдруг придет и обнаружит, что ты кувыркаешься с двадцатилетней девчонкой, она уж точно задумается.

– У Евы больше нет ключа.

– Не тупи, а?

Джеймс понятия не имел, как отреагировала бы Ева. Он не хотел наносить новых ран. Он мечтал, чтобы все наладилось, а не рухнуло окончательно.

– Не могу же я втянуть в это дело какую-нибудь ни в чем не повинную девушку, только чтобы выяснить, как поступит Ева.

– Мы с тобой по-разному смотрим на вещи. Ты никого никуда не втягиваешь, пока не включаешь эмоции. Считай, что просто сделаешь девочке подарок. Немерено щедрый. Получать такие подарки слишком часто – вредно для здоровья. Слушай, как ты их ешь?!

Лоренс попытался запихнуть истекавший подливкой сандвич размером с дирижабль в рот, после чего наконец прибег к ножу и вилке.

– Спасибо, что-то не хочется.

– Еще один закон Лоренса. Конкуренция поможет тебе понять, чего ты хочешь.

– Нет, – ответил Джеймс. – Это слишком рискованно.

– Знаешь, чем закончится, если ты промедлишь? Не давай Еве шанса попробовать его яблочки на вкус. – Джеймс вскинул руку, словно говоря «хватит».

Лоренс кивнул:

– Извини. Я знаю, тебе тяжело.

Он наполнил бокалы, и Джеймс заметил, что у них по-прежнему, невзирая на все усилия, полный стол еды.

– Кстати, забыл рассказать. Ты в жизни не догадаешься, кого я увидел на совещании в Британском музее. Ту женщину, которая от нас сбежала. Оказывается, она преподает в Университетском колледже. И она организует выставку, для которой мы пишем приложение.

– Да ты что! Ничего себе совпадение. Сначала она ошиблась дверью. Теперь встреча в музее. В этой испанке есть что-то необычное…

– Она итальянка.

– Ах, белла Италия! Говоришь, она препод? Знаешь, я не прочь рискнуть еще разок…

– Да ладно, она же тебя послала. И на совещании задала нам жару. Все время твердила: «Зачем вы нужны?» Мне страшно хотелось сказать: «Вы сами нас позвали, помните?» По-моему, она не в твоем вкусе, что по характеру, что по внешности, – сказал Джеймс, вытирая руки.

– Почему?

– Очень… строгая. Почти не красится. И… слишком закрытая, во всех смыслах.

– Тут ты ошибаешься, мне уже надоели девочки. Я хочу женщину. Обязательно познакомь нас.

– Ага, в то время как мы должны работать вместе? Она, скорее всего, мстит за то, что ты к ней пристал. Извини, друг.

– Ну а когда ты закончишь?

– Хм… Может быть. Кстати, а что за совет бизнес-класса? – поинтересовался Джеймс.

– Что?

– Ты сказал, у тебя есть совет бизнес-класса, который я не приму.

– А, это, – Лоренс вытер пивную пену с губ. – Поставь точку в отношениях с Евой.

Джеймс пожал плечами:

– Я люблю ее.

– Так и знал, что ты не согласишься.

– А ты бы не упрямился точно так же, если бы был женат?

– Если я когда-нибудь женюсь, ты узнаешь первым.

Лоренс всегда утверждал, что женится только на деньгах. «Зачем заключать союз, который теоретически тебя разорит?» Джеймс всегда ощущал смесь восхищения и отвращения перед цинизмом Лоренса. Теперь он ему откровенно завидовал.

– Твоя проблема… – Лоренс свистнул. – Можно говорить откровенно, без задних мыслей? – Джеймс сказал «да» и подумал, что Лоренс в любом случае не собирался умалчивать. – Ева бросила тебя без всякой очевидной причины. Ты уверен, что она не сделает этого еще раз?

Джеймс и сам так думал.

– Я предупрежу, что все будет кончено, если она повторит, – ответил он, пытаясь говорить решительно и понимая, что выглядит жалко.

Лоренс поморщился.

– Ты так ничего не получишь, кроме паранойи и лишних мук. Вспомни про альпиниста, который отпилил себе руку перочинным ножом, когда его зажало камнем. Поставить точку в серьезных отношениях – что-то близкое к тому. Сначала много боли и крови, но тем не менее нужно это перетерпеть, чтобы вернуться к жизни.

– Ха, ты сравниваешь брак с камнем? И я должен бежать с горы, обливаясь кровью, а потом до конца жизни есть сандвичи железной клешней?

– Представь, как ты гладишь этой клешней новую подружку по заднице. Правда, супер?

Они рассмеялись. Лоз, конечно, был циником, но Джеймс радовался, что рассказал приятелю правду. От соболезнований он бы только сильнее расстроился. А Джеймсу очень хотелось посмеяться, пусть даже на пустом месте.

Пускай это было мелко, но желание вернуть Еву подсказало ему одну идею…

Как обычно, Анна проснулась на двадцать минут позже, чем надо, и еще десять пролежала просто так, наслаждаясь теплом и уютом постели. Взглянув на часы, она застонала. Идти куда-то в воскресенье казалось просто преступлением.

Она вылезла из-под лоскутного одеяла. Как некоторые инстинктивно ищут очки, Анна потянулась за резинкой, чтобы собрать пышные густые волосы в растрепанный пучок. Опыт юности подсказывал, что, если подстричься, получится кудрявая швабра, похожая на черный одуванчик или перезрелую Сиротку Энни.

Анна ненавидела вставать с утра и обожала свою огромную кровать с четырьмя столбиками по краям. Она предпочла не обращать внимания на очевидное, и в результате получилась не столько кровать в комнате, сколько комната вокруг кровати.

– И в ней спит всего один человек! – с обычным тактом сетовала сестра Эгги.

Университетская зарплата не позволяла купить квартиру побольше. Приходилось выбирать. Анна предпочла кровать ванне, и тесная, но уютная кухонька, которая выходила в очаровательный маленький садик, казалась гораздо привлекательнее возможности иметь лишнюю комнату. Риелтор с юмором назвал ее ванную «удобства в номере». Гости обычно удивлялись: «Слушай, зачем тебе кран в гардеробе? Ой, это же душевая кабина».

Анна приняла душ, оделась, застегнула сапоги. Поездка к родителям в Баркинг была сродни путешествию в прошлое. Особо приятных ощущений оно не доставляло, и она всякий раз чувствовала облегчение, когда возвращалась домой. Анне было стыдно, что она так относится к родным. Но она ничего не могла поделать, поскольку детство вызывало у нее сплошь отрицательные ассоциации.

Анна вошла в вагон и села, твердой рукой привычно держа взятый в автомате стаканчик кофе, как олимпийский бегун держит горящий факел. Поезд выехал из-под земли на улицу. Вот она, мистическая веха между прошлым и настоящим, Анной и Аурелианой – станция Норт-Серкьюлар. Анна возвращалась туда, где провела детство и юность.

Подняв капюшон, чтобы защититься от осеннего дождика, она миновала торговый центр и зашагала по знакомым улицам, застроенным домиками в стиле тридцатых годов, с декоративной штукатуркой, со спутниковыми тарелками на крышах, похожими на затейливые шляпные булавки. Пока были живы родители, это место оставалось ее домом.

И он почему-то всегда казался меньше, чем она помнила.

Анна позвонила в дверь, притоптывая от холода. Мама открыла, представ перед ней в ярком фартуке с нарисованным телом стриптизерши. Этот фартук перестал быть смешным спустя минуту после того, как Эгги подарила его матери на день рождения много лет назад.