Вари Макфарлейн - Любовь как сон

В ящике появилось еще одно письмо. Опять от Нейла. Потрясающе.

Дорогая Анна!

Интересно, что мои наблюдения ты назвала эгоистичными и грубыми. Я всего лишь честно изложил свое мнение. И как же это характеризует твое отношение к конструктивной критике? Извини, но было довольно очевидно, что во время нашего свидания ты испытывала определенный интерес. Тебя выдавали зрительный контакт и то, как ты поправляла волосы. Классический язык жестов. Я думаю, что своими возражениями ты просто пытаешься пробудить во мне желание новой встречи. Надо признать, твой метод работает. ☺

С уважением,

Нейл.

Анна нажала «ответить» с такой силой, словно забивала гвоздь.

Нейл!

Я просто не знаю, что сказать. Видимо, в наше время рискованно иметь глаза и волосы. Женщине впору являться на свидание лысой и слепой. И я решительно отказываюсь от второго свидания, большое спасибо. Если ты и дальше будешь твердить, что я с тобой играю, развлекаться тебе придется в загробной жизни. Устрой там оргию и пригласи Мэрилин Монро, Калигулу и Чарли Чаплина. Удачи во всех твоих начинаниях.

Анна.

Анна пришла на пять минут раньше. Она бросила монетку в кепку беззубого попрошайки-музыканта у входа в метро на Рассел-сквер и увидела, что Джеймс уже ждет.

– Вам нравится ксилофон? – спросил он, когда она подошла.

– Это называется «милосердие», – с раздражением ответила Анна.

– А я думал, «Колокольчики звенят».

Она сердито покосилась на него и заметила, что Джеймс улыбается.

Они дошли пешком до Британского музея, разговаривая о том о сем. Анна вновь ждала каких-либо признаков узнавания, но тщетно. Ну или же Джеймс непрерывно притворялся.

– Наденьте. – Она протянула ему нитяные перчатки, которые достала из бело-синей коробки, как только они вошли. – Или вы сами знаете, если уже бывали здесь?

– Нет, – ответил Джеймс, беря перчатки.

Даже в такой странной компании Анна не могла полностью подавить трепет восхищения, который охватывал ее, когда она оказывалась в хранилищах Британского музея – самом своем любимом месте на свете.

Она спросила про перчатки только для того, чтобы понять, насколько она может быть собой, проводя экскурсию по музею.

– Похоже на финал «Поисков утраченного ковчега», правда? – спросила она, когда вошли в огромное помещение, уставленное полками, одинаковыми шкафами и четырехколесными стремянками.

Пахло бумагой – тонкий, с нотками плесени, едва уловимый запах старинных вещей, контактирующих с кислородом. Даже не верилось, что эта тихая пещера, полная бесценных сокровищ, находилась в самом центре лондонской суеты.

– Будем надеяться, что вы не снимете крышку с Ковчега Завета. Тем парням не повезло, – заметил Джеймс.

– Ничего не случится, если закрыть глаза.

– Да. Никогда не понимал киношную физику. – Он чуть заметно улыбнулся.

Нет, кажется, Джеймс и впрямь совсем не помнил ее. Анна ощутила необыкновенную легкость в душе, словно избежала чего-то очень неприятного. Испытав облегчение, она немного расслабилась.

– Феодора вон там, – сказала она, первой шагая среди шкафов.

– Похоже на то, как ходишь в «ИКЕА» и ищешь нужный сектор, – заметил Джеймс.

– Здесь интереснее, чем в «ИКЕА».

– По-моему, что угодно интереснее «ИКЕА». Но – да, вы правы.

Анна подумала: не стоит упоминать, сколько лет она прожила в окружении «икеевской» мебели.

Они свернули направо, и Анна, надев перчатки, извлекла один из ящиков. Содержимое лежало на подкладке из темной ткани.

– Они все отмечены для экспозиции. Я просто счастлива, что могу здесь копаться. Смотрите, выбирайте, что вам особенно понравится, а я расскажу что-нибудь интересное. Это потрясающие вещи…

Джеймс начал рассматривать экспонаты. Изящные филигранные браслеты, подвески с драгоценными камнями, кольца, камеи. Анна подавляла в себе желание пуститься в восторженную болтовню, как девочка-фанатка. Но напрасно.

– Проблема с Феодорой в том, чтобы выбрать, какой аспект ее жизни подчеркнуть, – негромко сказала она. – Ведь там столько интересного. Можно, конечно, обойтись традиционной историей Золушки. Но то, что она сделала, достигнув высот, гораздо интереснее, чем богатство и власть. Она открывала безопасные приюты для проституток. Она отстаивала права женщины в браке и требовала законов против изнасилования. Она добилась изгнания содержателей публичных домов из Константинополя. Можно сказать, Феодора была одной из первых феминисток.

– И красавицей к тому же, – отозвался Джеймс, с улыбкой отрываясь от броши, которую он рассматривал.

Если он рисковал так шутить, то, видимо, полагал, что у Анны есть некое подобие чувства юмора. Впрочем, подумала она, Джеймс вопиюще легкомыслен. Ничто его не волновало, лишь бы не смеялись над ним самим.

– Несомненно. Греческая Элизабет Тейлор, – подтвердила Анна. – А еще умная, вдохновенная, отважная, ну и прочие мелочи. Да и Юстиниан, если верить изображениям, тоже не был уродом.

– Хотя в те времена художника казнили бы за слишком реалистичный портрет, – сказал Джеймс.

– Это правда.

– Нам бы такое право в отношении людей, которые вешают плохие фотографии на «Фейсбуке», – с улыбкой сказал он. Похоже, обоих радовало, что они не ссорились.

– Но если попытаетесь сделать из нее светлую героиню, ничего не получится. Феодора бывала весьма жестока и беспощадна со своими соперницами. Наверное, или так – или тебя сожрут живьем. Человек живет в настоящем и не думает о том, как будет выглядеть несколько веков спустя. О Феодоре можно снять фильм…

– Да, с Милой Кунис и Эштоном Катчером.

Анна рассмеялась.

– Надеюсь, что выставка получится. Вдруг история Феодоры вдохновит новых ее поклонников… – Она помедлила. – Я, разумеется, не имею в виду ничего непристойного.

Джеймс улыбнулся.

– А мне показалось, вы обиделись, когда Паркер так непочтительно о ней отозвался.

– Видите ли… я ее не сужу.

– Вряд ли нам нужно беспокоиться. Выставка будет пользоваться популярностью, – вежливо сказал он, хотя Анна и не знала, говорил ли Джеймс искренне или пытался ее приободрить. – А вот это пригодится для приложения, честное слово, – продолжал он, осторожно держа руками в перчатках золотую эмалевую брошь, как фокусник монетку. – Мы ее увеличим, чтобы было видно детали.

Джеймс склонился над украшением, и Анна поймала себя на том, что разглядывает его угольно-черные волосы. Вопреки собственным благим намерениям здесь, в тихом зале, где словно остановилось время, она восхищалась Джеймсом, пусть даже не собираясь им увлекаться. Невозможно было отрицать, что он красив, причем вневременной красотой. Иногда отношение к определенным типам внешности зависит от моды. Например, Джуди считала, что Райан Гослинг выглядит как типичный вырожденец. Зато и она, и даже бабушка Мод (прежде чем глаукома окончательно взяла верх) назвали бы Джеймса Фрейзера красавчиком.

Его лицо соответствовало вековым канонам и правилам красоты, поэтому он блистал бы в любой эпохе. Жаль, что машину времени еще не изобрели. Кожа, отливающая блеском лунного камня… так, погодите, чем она занимается? Что на нее нашло, раз она восторгается воплощенным злом в человеческом облике?

Когда-то Анна описывала лицо Джеймса в дневнике, заполняя целые страницы лихорадочными излияниями, как именно она себя чувствовала, когда видела его. А потом настал день, когда она навсегда бросила дневник. Да, вот какой человек был Джеймс. Немногие положительные качества шли рука об руку с отрицательными.

– Я не очень люблю внешний блеск, но, надо признать, это красиво. Трудно оторваться, – искренне признал Джеймс, обращая на Анну свой кинематографический взгляд. Она смутилась – его слова прозвучали в тон ее собственным мыслям. По крайней мере некоторым.

– Боюсь, на этой неделе мы сможем заехать к вам только в рабочее время, – произнес в трубке бесстрастный женский голос, в котором читалось: «Над твоим трупом я буду чистить ногти».

– Угадайте, где я нахожусь в рабочее время? – спросил Джеймс. – В том-то и проблема.

– Извините, других вариантов нет. Хотите, договоримся на четверг?

– Я лучше позвоню кому-нибудь еще. Спасибо, – ядовито ответил он.

Джеймс расплачивался за свою гордость – ему приходилось звонить риелторам с улицы, по мобильнику, чтобы в офисе не подслушали всякие любопытные личности. После нескольких звонков рука, державшая телефон, превратилась в кусок льда, и стало ясно, что он добьется встречи максимум во второй половине дня. Джеймс сдался и назначил свидание с риелтором на тот самый день и час, который отклонил в самом начале.

«Да ладно. Зато посидишь не на работе». Он скажет, что нужно починить посудомоечную машину. Джеймс не хотел, чтобы к нему приставали с расспросами.

Было нечто жалкое в желании напугать Еву и заставить ее вернуться. Джеймс старался не обращать внимания на вопрос, стучавшийся в сознание: а что, если она вернется только потому, что не захочет потерять квартиру? Он будет радоваться победе?

Он вспомнил, каким на диво насыщенным процессом оказался поиск жилья, и устыдился, что предлагает совершенно посторонним людям вообразить себя обитателями этой квартиры, тогда как на самом деле такого шанса у них не будет. Впрочем, если Лоренс говорил правду, если действительно нужно было сделать нечто необычное, так сказать, расправить мышцы, чтобы привлечь внимание Евы, стоило начать с квартиры. Джеймс подумал, что главных объектов три – квартира, кот и он сам. Ему не хотелось брать Лютера в заложники, не хотелось и спать с кем попало, как посоветовал Лоренс.

Оказалось, мало что способно так повлиять на мужские качества, как уход жены. Как будто Ева, нанеся Джеймсу раны в голову и в грудь, заодно отключила некоторые функции ниже пояса. При мысли об интрижке, о том, чтобы использовать другого человека как тренировочный манекен, становилось дурно.

Вернуться к забавам, которым он предавался в двадцать лет, теперь, перед лицом грозящего развода? Плакать об ушедшей супруге после быстрого перепиха в такси? Нет, спасибо. Горе не нуждается в компании.

Джеймс сунул телефон в карман, вернулся на место и стал листать ежедневник, пытаясь найти прикрытие в виде какой-нибудь рабочей встречи. Но зачем встречаться именно дома? В общем, незачем… Впрочем, Джеймс просто обязан был изобрести хороший предлог, потому что Гаррис вышел на тропу войны и выискивал повод для жалобы.

Гаррис не занимал никакой руководящей должности в фирме, но его охотно выслушивали владельцы «Парлэ» – непристойно богатая немолодая чета, Джез и Фи (не Джереми и Фиона, упаси боже). В настоящий момент они занимались в Умбрии ремонтом одного экологического дома, запечатленного в «Истории дизайна». Проект уже значительно вышел за рамки бюджета, и местные мечтали их убить, так что, наверное, следовало назвать его «Историей человеческой глупости».

Гаррис был недремлющим оком дирекции, и вскоре ему предстояло вновь отчитываться перед начальством. Отчет в значительной мере состоял из жалоб на лодырей и любителей перекуров. Джеймс наверняка обеспечил себе место в черном списке, потому что терпеть не мог Гарриса.

Погодите-ка. Феодора. Джеймс нашел в ежедневнике заметку: «Еще раз отсмотреть экспонаты для приложения». Хотел ли он видеть Анну у себя? Нет, не очень. Но ведь понадобится всего час-другой, не больше. И в последний раз в Британском музее они неплохо общались.

Он решил выбросить белый флаг и написать письмо с извинением и просьбой перенести встречу к нему домой – он, мол, ждет водопроводчика.

– Ну, что ты скажешь нам про свою новую пассию? – спросил из-за спины Гаррис и поправил ярко-синюю фетровую шляпу, украшенную перышком. Номер третий по шкале «самые уродливые головные уборы».

– М-м? – отозвался Джеймс, изображая крайнюю сосредоточенность.

– Ну, та женщина, с которой ты придешь на корпоратив.

– А… Ну, мы пока только начали…

– Расскажи хоть что-нибудь!

Гаррис был страшной занозой. Он, похоже, приставал к Джеймсу лишь потому, что тот очевидно уклонялся от расспросов.

– Встретишься с ней, вот и узнаешь, – ответил Джеймс, пытаясь изобразить дружелюбие.

– Как ее зовут? Где вы познакомились?

«Отвяжись, придурок».

– Так, через одного приятеля.

Пока Джеймс раздумывал, как бы выпутаться из ситуации с воображаемой подружкой, Гаррис заметил что-то на экране у Паркера и испустил душераздирающий вопль.

– Паркер, что ты делаешь в «Гугл плюс»? Кто вообще ходит в «Гугл плюс»? Ты общаешься сам с собой? Ведь больше там никого нет…

– Еще твоя мамочка, – отрезал Паркер.

– Нет, это твоя мамочка сидит в «Гугл плюс». Наверное, ты ее научил. И она приплюсовала тебя в друзья.

– А твоя мать по выходным пользуется «Аутлуком», – парировал Паркер.