Вари Макфарлейн - Любовь как сон

«Заткнись уже и надень штаны».

– А пьеса наводит на мысли, – заявил Лоренс.

– Да, на мысли о том, какое это убожество, – ответил Джеймс.

Анна знала, что он безжалостен в своем остроумии, но, в общем, здесь оказался прав.

– Тебе не понравилось? – спросил Лоренс механическим голосом автоответчика.

– В последний раз я испытывал такую ненависть к ирландцам, когда они кого-то взорвали.

Мишель расхохоталась, и Джеймс улыбнулся ей. Анна радовалась, что эти двое поладили. Зато Эгги вела себя глупее обычного – она то и дело отпускала такие реплики, что Джеймс терял дар речи.

Лоренс предложил где-нибудь выпить, и они зашли в паб для туристов на Ковент-Гарден – сплошь окна в свинцовых переплетах, яркая красная краска цве́та лондонских автобусов, блестящие латунные украшения. Там они пили теплое пиво из запотевших стаканов.

– Я поняла только одно. Что у Дилана Келли член не помещается в трусах, – заявила Мишель.

Джеймс и Лоренс поморщились.

– А тут жарко, – заметил последний.

– Но он все равно душка, – вздохнула Эгги, обмахиваясь программой.

– Ты правда так думаешь? – с искренним удивлением спросил Джеймс.

В обычной ситуации Эгги в ответ только взвизгнула бы. Но на сей раз она что-то пробормотала, притихла и кивнула. Анна подумала: о чудо, Джеймс Фрейзер заставил ее сестру замолчать. Впрочем, тут же повисло неловкое молчание.

– Он похож на извращенца-сантехника, который взвинчивает цену, флиртует с твоей женой и вдобавок сжирает все печенье.

Анна рассмеялась, но в то же время слегка поежилась. Вот сноб. Ее будущий зять, например, работал художником-декоратором. Трудиться можно не только за компьютером. «Ты, пижон с “Макбуком”». Мишель предложила Эгги выйти покурить, и Анна ощутила некоторое облегчение.

– Ну а ты что скажешь? – спросил Лоренс, глядя на нее поверх своего стакана.

У Анны возникло отчетливое ощущение, что она угодила в заранее расставленную ловушку.

– Хм… Это было как-то… По-моему, в пьесе сулят много откровений, но так и не доносят их до зрителя. Почему, например, герой вернулся к той хозяйке галереи, к Элоизе, которая обращалась с ним как с полным дерьмом?

– Не потому ли, что мы все заслуживаем наказания? – с горестным смехом предположил Лоренс.

– Но Элоиза ничего не поняла. Она же такая холодная.

– Иногда ты до смерти любишь именно того человека, который вытирает о тебя ноги.

– В двадцать лет – да, допустим. Но герою-то за тридцать. Если человек согласен всю жизнь волочиться за ледышкой в кружевном лифчике, это кое-что о нем говорит.

Анна взглянула на Джеймса, который внимательно разглядывал музыкальный автомат. Она с запозданием сообразила, что, возможно, он провел параллели с собственной ситуацией. Но, впрочем, Анна никогда не видела Еву. Неужели он принял ее слова близко к сердцу?

– Понимаешь, в какой-то момент неприятные люди на сцене, которые занимаются сексом, превратились просто в неприятных людей, которые занимаются сексом. Я не понимаю, почему мне должно быть до них какое-то дело, – закончила она.

– Совершенно согласен, – сказал Джеймс.

– А я бы хотел написать что-нибудь в этом духе, только получше, – заявил Лоренс.

– Про победы над десятками женщин? «Постельный махинатор». Сочинение Лоренса О’Грэди. – Лоренс явно обиделся. – Ты будешь как тот тип, специалист по пикапу, который сочинил «Игру». Британская пляжная версия.

– Необязательно выставлять меня идиотом. Я вообще-то могу быть и серьезным, медитировать, рассматривать пупок…

– Да, да, только рассматриваешь ты обычно не свой пупок, – парировал Джеймс, и Анна рассмеялась.

Лоренс скривился.

У Джеймса зазвонил телефон, и Анна попыталась сосредоточиться на Лоренсе, вместо того чтобы вслушиваться в напряженный обмен репликами.

– Вообще-то моей матери необязательно было знать… серьезно, Ева? Сейчас? Я знаю, что он тупой, но все-таки сомневаюсь, что он успеет покончить с собой, прежде чем я вернусь. Я… Ну ладно, ладно, договорились. Мы в «Ягненке и флаге». Увидимся. – Он убрал телефон. Анна и Лоренс взглянули на него. – Извините… Ева где-то вычитала, что пыльца лилий ядовита для кошек. Она хочет заехать и убрать из квартиры цветок, который подарила моя мать. Боюсь, два часа она потерпеть не в состоянии. Она зайдет сюда за ключами.

Анна ощутила холодок любопытства при мысли о том, что ей предстоит увидеть бывшую жену Джеймса. Если они действительно расстались. Скорее всего, Джеймс и Ева просто жили бурной жизнью – такие супруги расходятся каждый месяц, чтобы не заскучать.

– Она что, шантажирует тебя этим комком меха? – поинтересовался Лоренс. Джеймс поморщился. – Погоди-ка, – продолжал Лоренс. – Когда ты предупредил ее, что выставляешь дом на продажу?

Джеймс покосился на Анну. Она догадалась, что ему не хочется обсуждать свои проблемы при ней.

– Сегодня? – настаивал Лоренс.

Он явно ликовал при мысли о том, что смущается теперь кто-то другой.

Джеймс кивнул.

– Знаешь, что задумала Ева? Она проверяет, с кем ты проводишь вечер. Она решила нагрянуть к тебе домой, чтобы поглядеть, нет ли там следов… борьбы. Ну, ты понял. Постельной.

Джеймс, явно смущенный, пожал плечами. Анна отвела взгляд. Она сообразила: Лоренс намекал, что Джеймс с кем-то встречается. Это не вполне соответствовало легкому налету меланхолии, который постоянно ему сопутствовал, но, видимо, Джеймс одновременно был способен залечивать разбитое сердце и совершать сексуальные подвиги.

Ева вошла в паб как звезда в студию ток-шоу. Светлые волосы, высокие скулы, кошачьи глаза, миниатюрное крепкое тело, обтянутые темными джинсами стройные ноги.

– Сто лет не виделись! – воскликнул Лоренс и чмокнул Еву в щеку.

– Привет, Лоренс, – без улыбки ответила та.

Ее голос звучал сексуально и бесстрастно, как бывает у скандинавов.

Джеймс представил жене остальных:

– Ева, это Анна, Эгги и Мишель.

Судя по выражению лица Евы, с тем же успехом он мог назвать Тома и Джерри. Она обвела женщин взглядом, и Анне показалось, что на ней глаза Евы задержались дольше всего.

– Приятно познакомиться, – сухо произнесла она.

Разговор за столиком продолжился. Анна делала вид, что слушает, в то же время пытаясь уловить, о чем говорили Джеймс и Ева, пока он искал ключи.

– Положи их под синий горшок, когда будешь уходить.

– Я выброшу цветы в мусорное ведро и выставлю его на улицу.

– Как угодно. Я попрошу маму больше не совершать таких необдуманных поступков.

Анна оглянулась. Ева смотрела на Джеймса, словно раздумывала, вспылить или нет.

– Лютер мог погибнуть.

– Да. Я уже понял.

Анна поразилась: Еву совершенно не смущало, что она непрошеной явилась на чужую вечеринку. Она стояла, отгораживая Джеймса от остальных, и говорила с откровенным раздражением. Вид у него был мрачный.

Прежде чем уйти, Ева повторила: «Приятно познакомиться», и Анна уловила в ее словах неприкрытый вызов. Примерно так полицейский говорит: «Приятного вам дня», а подразумевает: «Не вздумайте нарушать закон».

Неудивительно, что Джеймс, быть может, принял близко к сердцу слова про ледышку в кружевном лифчике. С такой-то снежной королевой вместо жены. Потягивая вино, Анна подумала: «Впрочем, они друг другу под стать».

В метро, по пути домой, Мишель и Эгги, как положено верным подругам, критиковали Джеймса Фрейзера. Правда, обе заметили, что он не такой уж хам. И – да, он прямо-таки безумно красив. Впрочем, видно, что очень любит себя. Мишель и Эгги предпочли словоохотливого Лоренса, который, не считая натужных попыток втянуть в разговор Анну, был довольно мил.

Лично Анна полагала, что Джеймс как будто читал ее мысли, а Лоренс слишком откровенно пялился.

Понадобилось некоторое время, чтобы Джеймс понял, что Паркер обращается к нему, перекрикивая музыку. Он отбирал для приложения присланные Анной материалы. Она была права, все оказалось очень увлекательно, и Джеймс никак не мог решить, что выкинуть. Рассматривая фотографии, он подумал, что Анна сама немного похожа на императрицу Феодору. Такие же темные, проникновенные глаза.

– Я видел тебя вчера вечером, – сказал Паркер, выключив музыку.

Джеймс почувствовал легкое покалывание в затылке.

– Да?

– С твоей подружкой. Вы шли по Ковент-Гарден.

Лекси оглянулась на них.

– А, – отозвался Джеймс.

Он заволновался. Элементарная ошибка, которую он мог бы с легкостью исправить. Но такой удобный случай… Если сказать: «Она не моя девушка», начнутся новые расспросы о его воображаемой подружке, которую Джеймс еще не придумал. Было чертовски соблазнительно использовать сложившуюся ситуацию. Но кого конкретно видел Паркер?

– Ты ни слова не сказал, когда мы виделись в музее!

Понятно.

– Мне кажется, и не стоит смешивать работу и личную жизнь.

Господи, что он делает?..

Паркер захохотал.

– Она на нас прямо взъелась!

– Да, она хорошо умеет разделять работу и личную жизнь, – отозвался Джеймс.

– Вы уже тогда встречались?

– Ну… типа того.

«Какую паутину мы плетем, когда впервые лжем…» Короче говоря, Джеймс уже пожалел, что соврал. Если бы он рассказал коллегам о разрыве с Евой и выдержал ужасный напор общего любопытства и презрительной жалости, то не оказался бы в столь затруднительном положении. А он проявил слабость. Он солгал, ему поверили, и теперь приходилось расплачиваться. Ложь нужно постоянно поддерживать.

– Ты правда видел эту загадочную девушку, Парки? – спросил Гаррис, игравший в настольный футбол. Паркер кивнул. – Так, так, – произнес Гаррис. Он щеголял в клетчатой шляпе и ресторанной футболке с надписью «Туда и обратно. Самые большие гамбургеры». – А мы уже начали думать, что твоя новая подружка – это просто вырезанная тыковка…

– Ну что ты, я бы ни за что не совратил одну из твоих любимых тыковок, я знаю, как они тебе дороги, – слабо парировал Джеймс, вызвав смешки.

Он не желал играть в игры Гарриса, но не знал, как еще с ним общаться, не рискуя проявить прямую враждебность. Он как будто снова вернулся в школу…

– Она делает выставку в Британском музее, – ввернул Паркер.

Паркер не был злонамерен, но отличался редким простодушием, поэтому в качестве информанта мог навредить совершенно невольно.

– Пра-авда? – спросил Гаррис, гремя рычагами и, видимо, раздумывая, какую пользу из этого извлечь. – То есть вам обоим пока не до постели?

– Гаррис, заткнись, – велел Джеймс.

– Извини, папаша, – сказал Гаррис и тут же завопил: – Го-о-о-ол! Да я король футбола! Глядите все, я танцую!

Он затанцевал по кругу, и Джеймса чуть не стошнило от отвращения.

Рамона включила музыку, и Гаррис принялся рассказывать, как пинком сбил пластмассового фламинго в Кенсингтон-гарденс в присутствии Ника Гримшоу. Джеймс понял, что его муки временно закончились.

Он вновь вернулся к работе и подумал: Паркер увидит Анну на открытии выставки. У Джеймса было два малоприятных варианта: улучить минутку, признаться Паркеру, что он выдумал насчет девушки, и попросить ничего не говорить Анне. Например, сказать, что он сидит на антидепрессантах, а потому бывает не в себе. Или что-нибудь такое. Но Паркер, при всем его добродушии, страшное трепло. Он проболтается или по большому секрету расскажет какой-нибудь заразе вроде Гарриса. И тогда шуточки про тыквенную девушку будут в ходу еще лет десять. Нет уж, рассказать Паркеру – все равно что оповестить целую фирму.

Второй вариант лидировал с небольшим отрывом. Стараться, чтобы Паркер и Анна не пересеклись во время открытия, и надеяться, что до нее не дойдут никакие слухи. Джеймс понял, что придется прибегнуть именно к этому замысловатому способу.

Похоже, Лоренс не ошибся, хотя и неприятно было это признавать. Когда Джеймс вернулся из театра и провел небольшое расследование, то убедился, что Ева действительно пошарила по дому. Он заметил бледный кружок, оставленный на подоконнике горшком, но, чтобы погрызть листья в облаке смертоносной оранжевой пыльцы, Лютеру пришлось бы прыгнуть и стащить цветок на пол зубами. Столь невероятная демонстрация физической силы как-то не вязалась с этим котом. Лютер частенько впадал в ступор при виде собственного хвоста.

Еще Джеймс вспомнил, что оставил дверь спальни приоткрытой, а нашел ее закрытой. Хотя, наверное, Ева просто заходила в комнату за вещами.

На следующий день она прислала сообщение, предлагая встретиться вечером и поговорить. Ева впервые после ухода выказала какой-то интерес к возможному примирению с Джеймсом. Возможно, угроза продать дом возымела свое действие. Однако победа казалась совсем не нужной.

Когда Джеймс увидел Еву, которая стояла и ждала, с двумя трогательными хвостиками, как у студентки, у него стало тяжело на сердце, ноги и руки словно налились свинцом. Он почувствовал себя дряхлым стариком.