Тоня насмешливо фыркает.

– У того, кто вешает эту картинку, явно имеется четкая копия, так что нам, чувствую, придется смотреть на эти сиськи всю оставшуюся жизнь. Кстати, кому могло взбрести в голову сделать татуировку в таком месте? – Тоня откидывается на стуле и наклоняет голову. – Погоди-ка, Элли, ведь ты недавно делала себе тату!

Присаживаюсь к ним за стол. Элли мечет в меня гневный взгляд. Я всегда подозревала, что сиськи – Тонины, но не могу этого доказать и поэтому молчу.

– Как продвигается проект Шейна Беннета? – не переставая жевать, спрашивает Элли.

Понимаю, она просто меняет тему беседы. Но в самом-то деле! Обязательно, что ли, переходить именно на эту тему?

– Нормально. Пока работаю над макетом, обычная рутина, – говорю я, развинчивая и снова завинчивая крышку бутылки.

– А я подумываю о новой татушке. Может, сердечко? – говорит Тоня, глядя на Элли, и тычет себе в грудь. – Может… хм… здесь.

– Так вы с Шейном Беннетом раньше встречались? Похоже, он до сих пор в тебя влюблен, тебе так не кажется? – говорит мне Элли, зачерпывая вилкой новую порцию салата.

Какого черта она делает?

– Тогда ясно, почему он вечно болтается у нас в офисе. – Тоня делает глоток из своего стакана и поднимает бровь. – По крайней мере так я слышала.

– Что ты слышала?

Мое сердце забилось вдвое быстрее. С подозрением разглядываю физиономию Элли. Расскажи секрет хоть одному человеку – и это будет уже не секрет. Все равно что поджечь конец очень длинного запала. Огонь в итоге пройдет всю дистанцию, и бомба неизбежно взорвется прямо тебе в лицо.

Что она ей рассказала?

Тоня опирается на локти.

– Так у вас с Шейном опять все сначала?

– Что? Нет! – возмущенно выпаливаю я. – Я помолвлена, Тоня. И в отличие от некоторых не делаю исподтишка гадостей тем, кто считает меня своим другом.

Тоня едва заметно бледнеет. Элли кивает в сторону двери. Мы все оборачиваемся. Терри из отдела продаж замер у кофемашины с пустой кружкой в руках, всем своим видом будто спрашивая у нас разрешения налить кофе. Элли пожимает плечами.

Опустив глаза, ждем, когда Терри уйдет. Часто дышу, раздувая ноздри. Так и хочется ей врезать. Элли налегает на салат и, наверное, поэтому больше ничего не говорит. Вот и отлично. А то врежу и ей.

Как только Терри уходит, меня прорывает.

– Неужели ты думала, что я не узнаю о том, что ты сделала? Думала, он мне не расскажет? Как ты могла!

Тоня сжимает губы, молча встает, открывает холодильник, ставит свою воду и хлопает дверцей. Холодильник вздрагивает, стопки пластиковых стаканчиков на нем опасно раскачиваются. Не произнеся ни слова, она выскакивает из комнаты.

Невероятно.

Прожигаю Элли укоризненным взглядом.

– Я только сказала, что вчера он пошел тебя искать и потом помог с покупками. Что вы немного поболтались по магазину. – Она сует в рот новую порцию салата. – Ничего особенного.

Ну ничего себе! Если вас просят хранить тайну, это значит, что вы должны держать язык за зубами! Вполне возможно, слова Элли запустили эффект домино, который теперь разрушит всю мою жизнь.

Наклоняюсь над столом и сердито ей выговариваю:

– А если Тоня сболтнет об этом Брэдли и он взбесится? Она дружит с Брэдли и вполне может ему все рассказать. Что, если Брэдли выскажет все Шейну и Шейн уйдет из агентства? А нам очень нужен этот контракт, Элли.

– Кенз, прости. Я только сказала, что вы встретились, вот и все. Ваша встреча была связана с работой. Ты делаешь из мухи слона.

Делаю из мухи слона? Впрочем, может, и так. Возможно, во мне говорит чувство вины. Когда совесть нечиста, поневоле начинаешь задаваться вопросом, кто что знает, и с подозрением относиться ко всем вокруг.

Отпиваю из своей бутылки и горестно качаю головой.

Как я оказалась в таком положении? В прошлое воскресенье мы с Брэдли радостно демонстрировали моим родным обручальное кольцо и предвкушали, как начнем планировать свадьбу. Затем – бац! – Рен беременна, Шейн вернулся в Штаты, моя работа под вопросом, а Тоня – враг номер один. Добавить сюда поспешную свадьбу, общую с Рен вечеринку и маму… даже не знаю, какое место в этой круговерти отдать маме.

Недели не прошло! Всего-то пять дней.

* * *

По пути в спортклуб мы с Брэдли заехали к моим родителям. Пока он внизу общается с мамой и папой, роюсь в шкафу своей старой комнаты в поисках работ из колледжа.

Войдя в дом, я прямиком отправилась на второй этаж, чтобы избежать встречи с мамой. Нельзя же при Брэдли говорить с ней о Шейне, когда и так столько всего происходит.

Стоя в кладовке на мамином табурете, шарю рукой по верхней полке. Я была уверена, что мои картины под коробкой «Кенсингтон», однако там ничего нет. Где же они?

Оглядываю кладовку, пытаясь сообразить, куда она могла их запрятать. Слезаю с табурета, просматриваю еще несколько коробок и ящиков, стоящих на полу. Может, где-нибудь за ними? Нет, ничего.

– Мам? – Я выглядываю в коридор. – Мам!.. – Их голоса доносятся из кухни, но меня не слышат. – Мам! – кричу я громче и бегу вниз по лестнице.

Брэдли и папа сидят за столом. Мама доливает кофе в папину чашку, Рен стоит возле раковины. Она в джинсах, длинные волосы собраны в аккуратный хвост. Она кивает мне с мягкой улыбкой.

– Привет. Мам, куда ты убрала мои картины из колледжа?

– Что, дорогая? Не знаю, о чем ты. – Мама бросает на меня рассеянный взгляд и снова поворачивается к папе: – Хочешь сливок? Я купила ирландские, те, что ты любишь, – говорит она. Потом смотрит на Рен: – Ну, как ты себя чувствуешь?

Папа протягивает ей свою чашку, и мама открывает холодильник, чтобы достать сливки.

– Привет! – Это Грейсон кричит из прихожей. Слышу, как хлопает входная дверь.

Дом Грейсона и Рен – в конце этой улицы, но они практически живут у родителей.

– Мы здесь! – кричит мама и наливает в чашку столько сливок, что кофе становится почти белым. – Рен, сядь, отдохни. Ты слишком много сил тратишь на…

– Мам, слушай, мы заехали всего на минуту. Раньше они были под моей коробкой в кладовке. Помнишь? – От напряжения у меня, кажется, даже волоски на руках поднялись.

Грейсон заходит на кухню.

– Здорово, Брэдли! Ехал домой и увидел твою машину. Извини, я так тебе и не перезвонил. Сумасшедший день. Что ты хотел?

Брэдли смотрит на меня, затем на него.

– Хотел предложить тебе завтра пообедать. Что, если я к тебе заскочу?

– Отлично, – кивает Грейсон. – Только позвони заранее, вдруг не смогу вырваться…

Я их не слушаю. Я сосредоточена на маме. Она начинает собирать со стола тарелки.

– Мама!

– Что? Кенсингтон, честное слово… – С тарелками в руках она раздраженно оборачивается ко мне.

– Где мои картины? – рычу я.

Она хмурится в замешательстве.

– Все, что твое, лежит в той коробке.

– Картины лежали под коробкой. Их было штук пять. Вспомни. Ты их никуда не перекладывала?

Мама достает стаканы из посудомойки.

– Ну, если они не там, тогда не знаю. И честно говоря, я могла бы использовать место в кладовке, так что, если тебе нужна твоя коробка, забери ее с собой. Грейсон, кофе? Я только что сварила.

– Куда они делись? – Гнев во мне так и клокочет. Я уже была на взводе, а теперь еще и это? – Ты что, их выбросила? – во всю глотку кричу я, сверкая глазами. Поворачиваюсь к папе. – Ты позволил ей выбросить мои картины? Мои школьные работы!

Часть моей души!

Брэдли выглядит смущенным. Папа поднимает руки, жестом показывая, что не имеет понятия, о чем я говорю. Рен как-то странно смотрит на меня и уже открывает рот, чтобы что-то сказать, но мама ее опережает.

– Кенсингтон, ты полагаешь, я должна следить за твоими вещами? – Она качает головой. – Кофе хочешь?

И это все?

Делаю шаг назад, утратив дар речи. Она не понимает. До нее просто не доходит.

– Школьные награды Грейсона выставлены на почетном месте, а мои картины… ты выбросила?

Я злилась, что она запихнула их в какой-нибудь ящик, а она их, оказывается, вообще выкинула. Моих картин больше нет.

Так и Шейна она выкинула из моей жизни.

Не говоря больше ни слова, бегу по лестнице наверх, перепрыгивая через две ступеньки.

Она даже не позвонила и не спросила разрешения. Вряд ли она удостоила их хотя бы единого взгляда.

Черт, она даже не понимает, о чем я говорю. И уверена, что знает, что будет лучше для меня и Шейна. Она не имела права!.. Слезы дрожат на ресницах, комната расплывается перед глазами.

Тянусь на цыпочках за коробкой, вытаскиваю ее с полки кончиками пальцев и роняю себе в руки.

Спускаюсь вниз и прохожу мимо кухни. Грейсон предлагает Брэдли поиграть в гольф. Папа что-то говорит Рен о детской комнате. Я не останавливаюсь.

– Я ухожу!

Кажется, они меня даже слышат.

Но мне сейчас все равно. Прижав коробку одной рукой к бедру, другой рукой распахиваю дверь. Не тружусь закрыть ее и бегу к машине. Пока иду по дорожке, позади раздается голос Брэдли.

– Кенз! Кензи!

Я закрываю багажник, когда он появляется на крыльце.

На мгновение он оборачивается к прихожей.

– Грейсон, я позвоню тебе завтра. Всем пока!

Хлопаю крышкой багажника и встречаюсь глазами с Брэдли. Мой взгляд говорит: «Не спрашивай».

Он этого и не делает.

А следовало бы.


Для тех, кто посещает тренажерный зал, существуют неписаные правила. Код поведения, которого каждый придерживается. Эти правила не развешивают по стенам. Они всем известны.

Первое: правило часовых поясов. Раннее утро – для всех. В это время занимаются и новички, и фитнес-эксперты. В полдень приходят настоящие качки, азартные культуристы и кардиокоролевы. А вечерами собираются те, кто желает похвастать своими точеными формами.

Не стесняйтесь смотреть. Не смущайтесь, если будут смотреть на вас. Тренироваться необязательно.

Я все еще пыхчу от злости, так что хорошая тренировка мне просто необходима.

Мы с Брэдли приехали немного позже обычного, потому что задержались у родителей. Отлично, Тоня уже здесь. Наверное, потому, что заказала урок с Троем.

Терпеть не могу с ним работать. Парень – гора мышц и обожает сталкивать нас с Тоней в глупых соревнованиях, от которых, предполагаю, получает некое извращенное удовольствие. Неужели действительно важно, сколько прыжков с хлопками или отжиманий мы способны сделать за три минуты?

– Будешь работать в паре с Тоней? – спрашивает Брэдли.

Мы разговариваем натянуто. Мне вообще не хочется говорить, потому что я по-прежнему злюсь на него. Спросите меня, на кого я не злюсь.

– Пойду, пожалуй, на кардио, выпущу пар, – отвечаю я.

Отдаю ему свои вещи, чтобы он запер их в шкафчике.

– Ладно, – откликается Брэдли, целует меня и идет к штангам.

Вешаю на шею наушники. Не нужен мне поцелуй. Мне нужно понимание. И поддержка. А сейчас я хочу отгородиться от мира музыкой, сжечь лишние углеводы и забыть обо всем.

Тоня разогревается на беговой дорожке. Она в шортах для бега и желтой майке с вшитым бюстгальтером. Я обожаю такие. Но Тоне не помешало бы надеть еще один бюстгальтер под майку – тогда хоть было бы видно, что у нее есть грудь. Впрочем, многие не против и такого варианта, особенно парень, с которым она сейчас разговаривает.

Второе правило тренажерного мира: никогда не выбирай кардиотренажер рядом с кем-то, если другие свободны. Тем более если вы незнакомы и не уверены, что вам будут рады. Я не уверена, что мне будут рады, однако свободен только один.

Запускаю беговую дорожку рядом с Тоней, не обращая на нее никакого внимания. Ставлю наклон «2», скорость «3» – быстрый шаг.

– Сегодня все-таки пришла? – цедит Тоня сквозь сжатые зубы.

Пропускаю мимо ушей. Вчера я заставила Брэдли ждать меня возле спортклуба, но Тоня тоже ждала меня – в зале. Она что, думает, я с ней разговариваю?

– Трой подойдет к нам в десять, – говорит Тоня, повышая уровень наклона до «3».

– Я не собираюсь заниматься с Троем, – увеличиваю скорость до «3,5». – Ты не хочешь по крайней мере извиниться?

Она бросает взгляд на мой экран, увеличивает наклон и скорость до «4», не говоря ни слова.

Стерва. Я ставлю такую же скорость.

– Не хочешь? В самом деле? – отпиваю воды, чувствуя новый прилив злости. – Ты сказала мне, что он изменяет… – Несколько быстрых вдохов. – А оказывается, с тобой. С тобой!

Тоня изумленно вытаращивает на меня глаза.

– Погоди. Это из-за Шейна? В колледже? – Она качает головой. – О господи!

– Да, о господи. Могла бы по крайней мере извиниться.

– Кенз, та история с Шейном случилась миллион лет назад, – пыхтит она. – Это ничего… не… значило…

– Это значило все! – соскакиваю с ленты на боковые подставки и злобно смотрю на нее. – Ты сказала, что он мне изменил! – Мой спокойный и холодный тон становится раскаленным добела. – Я тебе полностью поверила!