О, впереди три пацана! Зырят на меня — улыбаются. К счастью, мы не знакомы, фамилию мою знать они не могут, поэтому лыбятся по какому-то другому поводу.

Я замедлила шаг. Не специально, это рефлекс, что ли. Иду степенно, плыву, можно сказать, осанку держу — леди все-таки! Приоделась для собеседования. Юбка ну очень короткая, мама как увидела, строго сказала: «Смотри, Танька, машины ведь будут сигналить». Пока никто не сигналил, но парни тоже замедлили шаг. Мне хочется одернуть юбку, но раз уж вышла из дому, чего теперь дергать ее постоянно? Топик меня душит. Да, такое бывает, бретельки тянут к земле, а сама тряпка, та, что ткань, давит на живот. Ненавижу топики, не знаю, зачем надела. Как всегда, хотела произвести впечатление. Не на парней этих, конечно, на директора я нацелилась. Это его — владельца сети магазинов «Колесо» должны сразить моя юбка и топик, пусть даже из-под коротенького пиджачка его не особенно видно. Мама говорит: «Умом своим нужно жить, а не юбкой»; я это знаю, но у меня есть оправдание! С моей фамилией одного ума мало, там, где ум сразу не разглядеть, там юбка будет в самый раз. Да и вообще — все так делают!

Парни уже близко. Шагов десять осталось. Симпатичные. Черненький, черненький и прррросто шатен. Один черненький сразу отпадает, мне не нравится, когда штаны пузырятся на коленках, некрасиво это, второй черненький ничего, но уши как у чебурашки, ему, наверно, и с крыши можно прыгнуть, не разобьется, уши расправит да полетит. А вот просто шатен — классный! У него короткие волосы, голубые джинсы, как у плохих парней, футболка в обтяжку и вообще он лапочка! Родинка на шее, все как мне нравится. Родинка — это изящно!

Хоть бы заговорил, хоть бы заговорил — сама не знаю, к кому я обращаюсь. Наверно, к своему ангелу-хранителю! Даже когда вокруг все спокойно, и на меня не намеревается наехать маршрутная «Газель», и кирпич с крыши не падает, ангел должен чем-то заниматься. Иногда я пытаюсь его занять делом, прошу кольнуть того или иного парня или еще что-нибудь полезное для меня сотворить. Ангел просто молодец, парень уже мне машет, а ведь я не очень-то и просила!

До парней шага три. Я перестаю дышать, сердце бултыхается, как карась в тесной банке, и тут… Не знаю, кого там в этот момент колол мой ангел-хранитель, но под туфлей оказался камень, я споткнулась! Естественно, я накренилась вперед и — вот так согнувшись — по инерции бежала, пока не врезалась головой в парней. Боюсь, они никогда бы не смеялись так громко над моей фамилией, если бы знали ее. Меня поддержали аж с двух сторон, чтоб я окончательно не свалилась с каблуков, а мне хотелось одного — провалиться сквозь землю. От стыда даже пальцы на руках покраснели. Прическа развалилась, заколка звякнула об асфальт, громко так звякнула, точно говоря — это конец. А казалось, так хорошо шла… проклятый камень!

Лопоухий наконец отсмеялся и спросил:

— Все нормально?

Будь я волком, взвыла бы от злости. Но я всего лишь клуша, которая не умеет ходить на каблуках и ненавидит короткие юбки, поэтому ответила:

— Спасибо, нормально.

Когда сегодня вечером буду описывать в дневнике, как нелепо я споткнулась, возможно, даже слезу пущу от жалости к себе.

Черненький парень номер один говорил по телефону.

Не его, явно не его колол мой лодырь-ангел, пока я неслась на этих парней, точно бык на забор. Смотреть на прррросто шатена у меня не хватало мужества, недостойной я оказалась его родинки и всего остального.

А он не постеснялся и постучал неожиданно меня по плечу.

— Зазналась, старых друзей не узнаешь?!

Как пишут в женских романчиках: «У нее все похолодело внутри», так и у меня, а еще мурашки по спине побежали.

— Не узнаешь? — шатен встал передо мной и удивленно поднял брови.

Разве могла я не узнать голос, который слышу каждый день? Само собой, я узнала этого дурака! Лучший дружок моего старшего братца — Александр Донских собственной персоной.

С ума сойти, ну и вымахал он с того дня, как я сказала, чтоб ноги его не было в нашем доме! Ноги его и не было, а вот названивал он каждый день. И еще так по-хамски со мной разговаривал. Я отвечала ему тем же, трубку швыряла прямо в брата, когда звонил этот невежа, а иногда связь внезапно обрывалась, сама не знаю, как это мой палец случайно нажимал на «отбой».

Кто бы мог подумать, что он станет таким… ТАКИМ — я стараюсь не смотреть на родинку, вообще стараюсь на него не смотреть. И все-таки продолжаю отмечать все новые и новые подробности его сногсшибательной внешности. Ресницы длинные и черные, у меня таких не будет, даже если все свои лишние калории «МаксФактору» подарю, цвет глаз — офигительный! Много ли мне приходилось видеть синеглазых людей? Да ни одного! А у этого — синие, не какие-то там блеклые, вроде выцветшего халата соседки бабы Шуры… Фигура хорошая, руки не тонкие и не толстые, замечательные руки, ноги еще лучше! Этакий супермен начинающий. А был-то, был! Шея длинная, глаза выпученные, зубы — шифер, выложенный последним гастарбайтером в городе, — одним словом, страшила страшилой. А теперь вот он какой — с ресницами, его издалека за нормального парня принять можно. Жестокий обман природы!

— Ты язык, что ли, зажевала от радости? — нагло спросил он.

Самые эффектные формулировки всегда приходят мне в голову позже, чем нужно, и сегодняшний день не исключение. Потом наверняка придумаю сотню достойных ответов, а сейчас, хоть бейся головой об асфальт, без толку, поэтому я скромно ответила:

— Привет.

По телефону я бы сказала другое, например: «Пошел ты, дебил», но дебил слишком вырос, он больше не тот страшненький школяр. Бабушка все время напоминает мне: «Таня, ты же девочка! Девочки так не говорят». Да что там девочки — леди, леди так не говорят! Я обзываться вообще не люблю, не хочу, чтобы меня обзывали в ответ. Про себя — можно, а вслух только брата и его лучшего друга. Друга тоже, наверно, уже нельзя, как-то неловко говорить такому… ТАКОМУ вообще неловко что-либо говорить!

— Какая ты сегодня тихая, — оскалился Саша, — молчание — золото, так ведь?

Мстит. Ну что ж, пусть мстит, за столько лет у него, должно быть, целая телега негодования накопилась.

А лопоухий кем-то вроде джентльмена оказался, заколку мою поднял!

— Мне пора, — сообщила я.

Еще не хватало на собеседование опоздать. Было бы из-за кого опаздывать!

— Куда же это тебе пора? Братан дома?

Игнорирую первый вопрос:

— Позвони и спроси, я за ним не слежу!

— Ага, вот теперь я тебя узнаю, воспитанием твоим так никто и не занялся. Жаль.

Нормально он мне говорит? И после этого я должна помнить, что я девочка?! Ни фи-га! Сейчас скажу этому червяку, чтобы катился колбаской по малой Спасской. По-детски, но это лучше, чем ничего! Только я открыла рот, чтобы выдать про колбаску, он пихнул лопоухого в бок и сказал:

— Идемте, пацаны, надо за Ромкой зайти, девчонки нас уже, наверно, заждались!

Про колбаску можно забыть. Не люблю я вроде маленькой собачонки тявкать на машину, которая проехала пять минут назад. И пусть сейчас этот индюк синеглазый со своими дружками ушел не прощаясь — не последний день живем на свете, я его еще достану! Как в боксе — матч-реванш! Ох, получит он у меня!

До маршрутки я доковыляла кое-как, набойка с каблука отвалилась, одна нога получилась длиннее другой, то еще убожество. Хотела оторвать и вторую набойку, но ее мастера прибили на совесть. Именно поэтому я считаю — всякое дело нужно делать на все сто, халтурить — так по полной программе, а от таких умельцев, которые вроде знают во всем меру, походка-то моя и пострадала!

Водитель маршрутки все прибавляет скорость и прибавляет! Машина несется, как будто участвует в «Формуле-I». Иномарки с низкими подвесками остаются далеко позади, а тело нашего водителя, придавленного ремнем безопасности, на каждой рытвине дергается, точно от электрического разряда.

Я уже схватилась за поручни, книжку пришлось спрятать в сумочку — тут уж не до чтения, надо зубы в целости привезти работодателю. А так хотелось узнать, когда же прекрасный лорд Джонатан признается в своих сокровенных чувствах леди Присцилле. Когда? На последних страницах романа, когда же еще! Ругаю водителя про себя ужасными словами.

Откуда берут этих камикадзе? Мне жить хочется, ведь где-то на заводе делают мой ноутбук, а папа сегодня испечет кексы, да и лорд Джонатан… ну вот как он признается? Встанет ли на одно колено? Дрогнет ли его голос? А леди Присцилла… расплачется от счастья или, как обычно, сделает что-нибудь дерзкое? Не-е-ет, умирать никак нельзя!

Пока я думала о ноутбуке, кексах и чувствах лорда Джонатана к леди Присцилле, маршрутка визгнула тормозами возле нужной остановки.

Офис «Колеса» нашла сразу, ничего удивительного, будь я даже незрячей, запах резины привел бы меня куда надо. Рядом со зданием много машин, а внутри… Не совсем так я себе представляла это место! Повсюду колеса, большие, средние, маленькие и гигантские — самый настоящий мир колес. И меня никто не ждал, продавцы смотрят удивленно.

— Вам помочь? — молодой человек вышел из-за стойки.

Ничего, приятный такой, рыженький. Если устроюсь, буду с ним кокетничать… возможно, влюблюсь, а если и он влюбится, тогда скажу ему, чтобы он не носил больше такие уродливые часы, а если он возразит, я пригрожу ему расставанием, это всегда действует, а если он… Стоп, уж лучше мечтать о ноутбуке. Да и вообще, не время для мечтаний, нужно шевелиться!

— Я по поводу работы.

Хорошо сказала, не промямлила, уверенно так держусь, сама себе удивляюсь. Иногда я могу быть очень складной, жаль, прическа развалилась!

— Пойдемте, директор сейчас немного занят…

Молодой человек провел меня между колесами в комнатушку, где сидели две девушки. Одна толстушка в ярко-розовом платье — свинка-копилка, а вторая, напротив, худая-худая в клетчатых шортах и такой же жилетке — на Буратино чем-то смахивает, носом, наверно. Азбуки ей не хватает. Я еле сдержала улыбку, иногда подумаю о чем-то, а смеяться нельзя, и меня распирает изнутри. Прям как шар надувается в горле, щекочет, ему становится настолько тесно, что БАХ… Нет, не в этот раз! Нужно срочно занять мысли чем-то печальным, а то заржу… хм, точнее, прысну в кулачок. Леди никогда не ржут! Ржут только лошади…

Так, свинка… тьфу, про свинку думать нельзя… о грустном, о грустном! Холодные рельсы под снегом — это грустно, особенно когда на станции пустынно, когда нет абсолютно никого, даже голубей… грустно — это мертвая маленькая мышка в сточной канаве, в то время как в воде отражается весеннее солнце и в небе плывут облака-барашки. А еще грустно, когда попрошайка стоит под дождем, а в баночке из-под майонеза всего лишь копейки. Смеяться больше не хочется.

Свинка-копилка подвинула ко мне анкету и велела заполнить.

— Сейчас за тобой придет Рита, — сказала мне родственница Буратино.

Когда улыбается, она становится симпатичнее… и глаза у нее добрые. В общем, видно, хорошая девушка, не злыдня какая-нибудь.

— А вот и Риточка! — встрепенулась свинка-копилка.

Девушка приветливо мне улыбнулась.

— Пойдемте.

Вот это Риточка! С ума сойти! Не могу ничего с собой поделать — я пялюсь! Нет, конечно же, не пялюсь, я — созерцаю, пялится обычно мой брат на красоток в журнале. Риточка — самая настоящая красавица! Дух захватывает. Поистине, кукла Барби, и юбка у нее короче моей в два раза! Может, это знак?! Не намек ли это, что лучше вернуться домой к своим куклам и о работе забыть?!

Я послушно семеню за Риточкой, но мне уже все понятно. В помощницы к этой роскошной секретарше меня не возьмут. Рядом с ней я неказистый ребенок, думаю, на ее фоне меня не заметят, даже если юбку нахлобучу на голову.

Девушка открыла передо мной металлическую дверь, и мы попали в огромный кабинет, где стояли два стола. Один Риточкин, а второй, видимо, для помощницы. Я и подумать не могла, что здесь все так шикарно! Окно просто гигантское, много света! Обычно смотрю на это в первую очередь, мне-то дела нет до света и окон, на худой конец есть лампы, а вот в американских комедиях все люди мечтают о собственном кабинете с огромным окном, значит, это по определению не может быть плохо.

— Удачи! — пожелала Риточка.

До чего же добродушно улыбается, конечно, желторотый птенец ей не соперница, чего бы не поулыбаться.

Удача мне не нужна, мне нужно другое! Прибавил бы мне кто-нибудь этак парочку лет. Интересно, в чью компетенцию входит старить людей?

Риточка постучала в металлическую дверь, расположенную прямо за письменными столами, почти сразу же послышался мужской голос:

— Да-да, входите!

Какая-то странная любовь к металлическим дверям. И к колесам… Голос у директора приятный. Я это еще по телефону поняла. Ладони мои — влажные, хоть выжимай. Надеюсь, директор не захочет со мной за руку здороваться…