Наталья Бочка - Любовь князя Алексея

И Софья Андреевна, и тетушка Анфиса, всячески старались показать обиженность, но на Алексея, это не производило должного впечатления. Приходилось, набраться терпения, наедятся и ждать.

День бежал за днём, а ничего не менялось. Софья Андреевна сильно беспокоилась и понемногу начинала жалеть о содеянном. Думала так, может, не слишком помешала бы эта связь его карьере. Что если они поспешили? А теперь, наверняка, он найдёт новую женщину, и кто знает, какой она будет. Ведь мужчины непостоянны в своих сердечных привязанностях и Алексей, скорей всего, не исключение. Горничную из имения можно было припугнуть или посулить ей денег, или даже заставить выполнять приказания, попытаться через неё воздействовать на Алексея. Но теперь шанс упущен, слишком плохо всё продумали. Поспешили.

В общении с Анфисой, в будуаре, они не раз касались этой темы. Почти каждый день обсуждали неприятные моменты Алёшиного поведения, старались его оправдать.

– Пройдёт немного времени и всё встанет на свои места. Не волнуйся дорогая, он забудет эту девицу и всё уляжется, – говорила тетушка.

– Я так беспокоюсь, у него было такое нежное сердце. А теперь, словно лёд. Я не переживу если он так и останется холоден со мной.

– Не волнуйся, всё это пройдёт, дай срок. Ольгу жалко. Она теперь прозябает одна в своих покоях. Он приказал на пушечный выстрел её не пускать.

– Нужно бы, как-то решить этот вопрос. Может, если увидит её вечером в спальне, не прогонит, – предположила Софья Андреевна.

– Да ты права, нужно продумать. Во всяком случае, это же мой дом, и пока, я тут приказываю, кому куда ходить, а кому нет.

– Правильно. Но как это сделать? Ведь туда не подступишься. Он будто крепость обороняет свои покои. И мышь не прошмыгнёт, не то, что человек.

– Предоставьте это мне. Не пройдёт и недели, как Ольга снова переселится к нему в комнату, и он забудет обо всех капризах. Это ребячество. Мы с вами прекрасно понимаем, что зов природы ещё ни кто не отменял. Мужчины как дети, забери у него одну конфету, он немного поплачет, предложи взамен другую, тут же согласится.

– Ах, если бы всё было, как вы говорите.

Тетушка Анфиса взялась за дело. Впрочем, за любое, дело такого рода, она бралась с большими порывами. А из чего ещё черпать вдохновение светской даме, как не из построения, либо разрушения чьих-то отношений. Разрушила одни, нужно браться за построение других. Она верила, не так уж и холоден Алексей к Ольге. Необходимо сделать лишь несколько простых действий, и он снова будет благоволить к жене. Тетушка знала, какое влияние могут оказывать маленькие женские хитрости, на простые потребности мужчины. И собиралась воспользоваться этими секретами для незаметного водворения Ольги, в спальне Алексея.

Так как родственники проживали, в доме тетушки, то хозяйкой положения, несомненно, была она. Уполномоченной принимать важные решения. Так, она, пригрозила увольнением тем же слугам, которым пригрозил Алексей.

В результате, поздно вечером того же дня, когда произошел разговор, Ольга, будто случайно, зашла в спальню к Алексею в самом прозрачном из пеньюаров какие бывают.

Алёша, лежал поперёк кровати и смотрел в потолок. Который день в тоске, думал о том, что ещё можно предпринять, чтоб разыскать Лизу. Уже прошло много дней. Но поиски не приносят результата. Сколько ещё нужно времени? Неделя. Месяц. Год.

А что, если она не найдётся? Что если её нет в живых? Нет, нет. Он старался отгонять эту мысль. Но, если жива, где она? Почему эти люди, так долго не могут её найти.

Он тосковал. Не противился тоске, не отгонял и находился целиком в её власти. На службе, выполнял то, что должен выполнить. Дома, не хотел никого видеть. Избегал встреч с матерью и теткой. Запретил впускать в свои комнаты Ольгу. Только бы, они все, не мешали, пребывать – в тоске.

Каждый день, ворошил воспоминания. Жил ими. Держался за них. Не хотел ничего, что могло потревожить мысли, ни каких других ощущений и эмоций. Только воспоминания о счастливых днях и тоска по ним. Алёша похудел, осунулся, был небрежным в одежде. И если бы не Прошка, который, как ни кто другой, понимал мысли и чувства хозяина, наверняка, давно забросил бы и службу. Сбежал бы куда-то, где нет никого. Закрылся и не открывал бы до тех пор, пока не услышал голос Лизы.

Эти грёзы, заводили так далеко, что казалось, будто слышен этот голос. Ласковый и желанный. И Алёша тянулся куда-то в пустоту, протягивал руки, всматривался в полумрак. Но ведение исчезало и снова тишина.

Вдруг, какой-то шорох заставил пошевелиться. Алёша повернул голову и увидал Ольгу. Она стояла, прямо напротив кровати. Рубашка, почти не скрывала стройное тело. Густые, черные волосы лежали на плечах глянцевым водопадом. Лицо её, казалось – лицом ангела сошедшего с небес.

– Алёша, – тихо позвала она.

Он сел на кровати. Ольга подошла и встала перед ним, словно видение. Протянула руки и Алёше показалось, вот сейчас, она возьмёт его за руку и взлетит. И больше не будет никаких мыслей и мучений. Всё останется здесь, в этой комнате. В слабом свете свечи, Ольга, как тень, стояла и казалась нереальной и волшебной. Странно, почему он раньше этого не замечал. Ольга, очень красива – похожа на ангела.

В какой-то момент, Алёша потянулся к ней. Тоска души, не заменяла требований тела. Он притянул Ольгу и вдохнул запах волос. Руки, как отдельное существо со своими нуждами. Алёша не пытался противиться зову плоти. Не мог остановить в одно мгновение вспыхнувшую страсть. Не чувствовал, не знал. Только делал, и ничего не мешало. Забыл, всё забыл. Окунулся в бессознательное состояние. Дал волю природе человеческой. Своей природе.

Спустя некоторое время, бессильно раскинулся на кровати. Закрыл глаза.

А потом, сказал Ольге:

– Уходи.

Утром, перед тем как уехать на службу, Алёша зашел к матери. Она улыбнулась, своей самой доброй улыбкой, но он, огорошил:

– Я прошу вас матушка, не присылать мне в комнаты Ольгу. В этом нет надобности. Если мне что-то нужно будет от неё, я сам приду.

Княгиня, тут же, выдала себя:

– Но сынок, нужно уделять больше внимания жене. Ты несколько недель живёшь отдельно от неё, так не принято.

– Позвольте мне самому решать, как принято, а как нет.

– Если не уделять времени молодой женщине, не ровен час, она начнет искать внимания где-то ещё.

Эти слова сильно разозлили Алексея:

– Я позабочусь сам о том, что касаемо меня и моей жены. Вам, как видно, не терпится внести свой вклад в мою личную жизнь. Отныне, предупреждаю вас и прошу передать разлюбезной тетушке, мою просьбу, не присылать Ольгу тогда, когда мне это не нужно. В противном случае, придётся съехать из этого дома на квартиру. И жить так, как я буду считать необходимым, а не так, как вы хотите, чтобы я жил.

Он откланялся и покинул комнату, оставив мать с плаксивым выражением на лице.

Со временем, всё больше понимала Лиза – в жизни, скорее всего, ничего уже не изменится. Если уберёг бог от смерти, который раз, то не стоит судьбу и дальше испытывать.

Но видно, не жить, рядом с Алексеем. Жизнь с ним всегда будет опасной, непредсказуемой. Слишком велика преграда. Разница в рождении. Дворянин и крестьянка. Нет ничего на свете, что может совместить их по закону. Остается только без закона и правила жить. Ведь живут же дворяне со своими служанками, да крестьянками. И ни кто из них, браком не сочетается. Да и пусть. Кто мешает?

Вроде решили, и свыклась с положением содержанки. Примирилась. Кажется, можно жить спокойно, любовью, и счастьем наслаждаться. Так нет. И это не получается. Есть люди, что норовят со свету свести. Всё хорошее, разрушить и забрать.

Плохо, плохо иногда жизнь построена. Только спокойствие почувствуешь, а она щёлк, и выбросит, точно птицу из гнезда. Крылья переломает, пустит в небо, лети – и не разбиться старайся.

Дни проходили незаметно, один на другой похожие. Лето пролетело нежаркое, дождливое. К концу сентября Лиза округлилась сильно, стала медлительная. Всё полежать старалась. Заботы её хоть и не были слишком тяжелые, но, всё же, утомляли. Отказаться от них не могла, без работы совсем двигаться престанет. Да и хозяину придётся другую служанку нанимать. Поэтому старалась, хоть как-то управляться. В сроках рождения путалась, не умела разобраться. Смутно предполагала, когда ребёнку родиться.

К холодам, совсем тяжелая стала. С трудом уже работу выполняла. Хозяин, ещё пару раз, про замужество заикнулся, но не соглашалась. Так пока и жили.

А как первый снег выпал, Лиза рожать начала. Два дня, почти, лежала в схватках, кричала сильно, никак разродиться не могла. Повитуха, с утра до ночи в доме сидела. Хозяин распорядился, не отходить. На второй день, Лиза уже слабо кричала. Силы совсем на исходе. Маялась очень. К вечеру, наконец, пошло дело. Мальчика, крупного, родила.

От родов, через несколько дней оправилась, снова за обязанности принялась.

Назвала пацана – Ваней. Много с дитём возилась, налюбоваться не могла. А он, ладный, настоящий богатырь. Всякую минуту, на него смотреть бежала. А когда покормить, так и вовсе про дела забывала. Только и слышно, как песни поёт да сказки рассказывает.

Чем дольше жила Лиза у купца, тем прочнее в доме обосновывалась. Тихо там, уютно. Сама тот уют и создала. Украшательства разные измышляла, забывала порой, что не в своём доме живёт. А когда вспомнит, так и ничего, Данила Кириллович не ругает.

Много чего изменилось в доме с появлением Лизы. Бельё, шторки, и скатерти, да салфеточки разные. Грубые стены вышитыми картинами украшены. Иной раз и неловко перед хозяином, но он молчал. Ничего не запрещал. Так она, дальше старалась.

Однажды, приехал Данила Кириллович с поездки дальней. Заходит в дом, на дверях занавески увидал цветастые. Пройти хотел мимо, но вдруг, остановился. Лиза у стены притихла. Повернулся он, взялся за занавесочку и говорит строго:

– Что это такое?

Лиза вопроса не ожидала, ведь раньше хозяин, не против украшений всяческих был.

– Это для красоты, занавески повесила, – отвечает.

– Для какой, такой красоты, – голос повысил, – для какой красоты? Не нужна мне здесь, вот эта твоя красота.

Дернул злобно занавеску, та прямо с карнизом и оборвалась.

– Ты что, – говорит, – мне в глаза, это всё тычешь, красоту свою. Не хочу. Издеваешься никак. Всё меня истязаешь. Видеть тебя не могу. И – это всё, видеть не могу. Уходи сейчас и на глаза мне не показывайся. Растерзала мне душу всю, наизнанку вывернула. Уходи, уходи, по добру. Нет мне сил, смотреть на тебя.

И ушел в свои комнаты. А Лиза в дверях стоять осталась. Посмотрела на занавески, что на полу валяются, и пошла поднимать.

И снова сердце в тревоге мается. Снова беспокойство и печаль. Пришла к себе, там Ванюшка в колыбельке спит. Посмотрела на сына и представила, как пойдет по дороге с ребёнком в руках. А кругом метель да снег. А ночью лес и звери вокруг бродят. Потом поля и степи. Сжалось сердце. Ну что сделаешь, как тут будешь? Ведь не виновата, что хозяин так относится. В чем вина? А жить то, где-то надо.

Сидела Лиза, на сына смотрела и с горечью в душе, решила, никуда она больше не двинется. Даже если для этого, придётся женой Данилы Кирилловича стать. Хватит. Находилась. С дитём на руках, по-другому мысли выстроились. Нет теперь дороги. Не нужна она. Если так складывается, то пусть лучше в доме да в тепле жить, а не по городам да деревням скитаться. И решила Лиза тогда, больше судьбу не испытывать, принять предложение купца. Да женой законной стать.

С той поры, как жена Анастасия и детишки Марьюшка и Петя от холеры померли, минуло много лет. Но, Данила Кириллович Федяшин, всё ни как не мог этого принять. Он обманывал себя тем, что представлял, будто они, уехали куда и живут в других местах сытно и счастливо. Знал – никогда не увидит их больше. Лишь памятью жил и работой.

После той беды, так было тошно, что хотел с жизнью счёты свести. Проклинал себя и буйствовал. Пил много. Все беды на свою несчастную голову призывал. Так и пропал бы в пьяном угаре, в канаве, после драки очередной. Только, видно, в судьбе наказано, выкарабкаться. Не для того родился, чтобы издохнуть как собака.

Зимой дело было. Сильно много выпил Данила, в каком-то трактире на окраине города. Вышел в ночь морозную, метель глаза застилает. Едва за угол завернул, по голове тяжелое ударило. Что дальше было, не помнит. Как раздели, разули и в сугробе замерзать кинули. Как притащили потом, в избу теплую. Как поили молоком парным, травяными отварами. Не знал он этого, не ведал. После рассказали.

Помнил только, что в бреду Анастасию увидал. Пришла и рукой машет, за собой зовёт. Он и хочет идти тянется, да не может, ноги совсем не двигаются. Звала она, звала не идёт он. Тут, повернулась и говорит: «Ты Данила, домой иди, не нужно тебе к нам. Рано ещё. Поживи. Всё у тебя будет». И ушла. Долго плакал Данила во сне, а потом проснулся.