После той встречи в метро ее тянуло к нему постоянно: дня не могла провести, чтоб эсэмэской хотя бы не перекинуться, а вечерами не отрывалась от монитора, подолгу болтая с Лариком в «Юльке». От иных его фраз, брошенных будто случайно, в груди замирало: будто даже не он, а кто-то другой, очень близкий, шептал ей на ухо секреты, которые никто помимо нее не знал и никто больше не должен услышать. Но сексуальной подоплеки в их вновь сложившихся отношениях Танька не видела, хотя искала нарочно — даже в глубине сознания Ларик не возникал перед ней больше как «вариант-мужчина».

Напрасно Танька третировала воображение, пытаясь представить себя в его объятиях: стоило только закрыть глаза, и пальцы путались в волосах, куда более длинных, чем у него, ласкали покатые плечи, скользили по мягкой коже и замирали на... М-м-м... Танька через секунду вздрагивала, трясла головой до звона в ушах, лишь бы отбросить наваждение, или мчалась куда-нибудь, прочь от постыдных образов. Под кран с холодной водой, под дождь на улице или в ближайший бутик, где продаются красивые вещи, expensive and gorgeous[119], в коих положено женщинам соблазнять мужчин.

Внутри бутиков на лакированных плечиках висели элегантные «платья-коктейль», кофточки с замысловатым кружевом, узкие юбки с высоким разрезом, через который задумано видеть часть ноги выше колена. Танька не покупала ничего: такую одежду она совсем не умела носить: в ее гардеробе, помимо строгих костюмов и блузок со стоячими воротничками (для работы), да трех-четырех пар джинсов, футболок и свитеров (на все остальные случаи), ничего не было. Робин, правда, дарил ей когда-то ночные рубашки на тонких бретельках, из ярко-красного атласа и стринги из шелка. Ни разу по назначению не использованные, они уже много лет забивали дальние углы комода, в котором хранились ее намного более востребованные фланелевые пижамы, практичные бюстгальтеры и несколько пар трикотажных трусов «а ля бойфренд». В постели ей было куда удобнее в старой пижаме, если речь шла не о том, для чего разумней казалось бы «ненадевание одежд». Не находившие должного применения аксессуары муж покупать перестал. Да и секс у них постепенно сошел на нет: в одной кровати спали лишь по привычке и давно под разными одеялами; под край своего Робин, как истинный англичанин, демонстративно подсовывал грелку, вложенную в махрового поросенка[120].

Танька вообще слово «секс» не терпела — «заниматься любовью» ей нравилось больше, но когда физическая сторона отношений с мужем отмерла за невостребованностью, слово «любовь» пропало из обихода. Но не пропало из затаенной души. Ночью она закрывала глаза — и приходили все те же образы, от которых она и днем далеко убежать не могла, как ни старалась. Она отворачивалась к стене, а руки непроизвольно хватали пустоту и засыпали, сцепившись кольцом вокруг подушки. Танька просыпалась под пристальным взглядом двух круглых глаз и недовольным шевелением усатых антенн. «Ты, наверное, можешь подсматривать сны, — говорила она своей Кошке. — Не ругайся, я не лесбиянка, я... Черт знает, кто я на самом деле? Кретинка я сумасшедшая, вот кто».

***

«Она-то хоть в чем виновата?» — полюбопытствовала Нелида.

«Да все в том же, в чем виновата была всю свою жизнь. И даже не одну, — туманно ответил Бог. — Я не смогу тебе это сейчас объяснить, извини. Потом, может быть, когда повзрослеешь чуть-чуть».

«По-твоему, я еще не достигла нужного возраста?»

«Н-ну... Как сказать. Взросление и возраст — понятия разные, а какие-то вещи своим детям в любом возрасте легко не расскажешь. Не пытай меня лучше, а помоги».

«Я? Могу помочь в чем-то? Тебе?»

Расслышалось невеселое «Ха».

«Понятно. Не тебе. Значит, Таньке?»

«Пожалуй, и ей. Но в первую очередь наша помощь нужна Варваре».

Нелида вздохнула с грустью: «Сама об этом думаю, — и всхлипнула снова. — Мама такая там бедная и несчастная, эти двое детей... Но что делать-то, Бог? Прерывать нашу миссию на Бруте? Но ведь мы тогда Здравый Смысл не победим и на Земле Конец Света наступит».

«Миссию здесь мы пока не прервем, не реви. Пусть это даже идет вразрез с моими личными интересами. Надо все-таки воспитать в тебе силу воли и самостоятельность. Но об этом чуть позже поговорим. Вернемся к Варваре и Таньке».

«Запутал ты меня совсем — то вернемся, то не вернемся! Ничего не пойму. Говори толком, что делать?» — Нелида шмыгнула носом и посмотрела с вызовом, будто видела собеседника перед собой.

«Что тут непонятного? — Бог звучал, как компьютерный гуру, который, теряя терпение, пытается объяснить азы сетевой технологии непросвещенному юзеру. — Включаешь еще раз контакт, что от магической связи с Варварой и Осей остался, и соединяешь их с Танькой. Пара пустяков!»

«А это возможно?» — спросила Нелида после недолгой паузы, не сразу вспомнив, о каком «контакте» идет речь.

«Вполне. Это им с Земли будет сложно связаться с нами, а у нас препятствий не возникнет. Поток энергии отсюда на Землю брутяне не остановят, даже если засекут, наоборот, поприветствуют, у них в этом своя выгода. Твоя основная задача — ввести в контакт Таньку».

Нелида только непонимающе хлопала ресницами, словно и в самом деле столкнулась с компьютерной программой, в которой никак не могла разобраться. «Гуру» цокнул ее языком:

«Я же говорил, что ты не совсем еще взрослая, раз тебе разъяснять все приходится, как ребенку. Понимаешь, есть вещи, которые без аватары я сам проделать не в состоянии: нужна человеческая психика, соответствующее восприятие реальности... Ну, и тот факт, что вы с Танькой во многом похожи, ч-чёр-р-sh-shi... — Бог, кажется, матюгнулся невнятно. — У вас не только внешность, но даже вкусы, привычки...»

«Да что нужно делать конкретно?» — не выдержала Нелида.

Родитель вздохнул — то ли оттого, что устал разжевывать очевидное, то ли объяснения были не из приятных, да только деваться некуда: от обязанностей не увильнешь.

«Представь себя в этот вечер в Англии, ты ведь жила там три года, напрягаться особенно и не нужно».

«Ну, допустим, представила. Дальше что?»

«Если бы ты была сейчас там, что бы делала в это время?»

Нелида потерла висок, задумалась. Раз в неделю по вечерам она ходила на линди хоп...

«Это у тебя по четвергам! — перебил Бог. — Сегодня вторник».

«Ну раз вторник, то, наверное, сидела бы за компьютером в своей спальне и болтала бы с мамой в «Юльке»».

***

Дочь моя так изменилась, вернувшись из Англии. Что-то новое появилось во взгляде, в характере, в жестах, а ее внешность... Раньше я не задумывалась, на кого она внешне похожа, — ясно было, что не на меня. И только встретив тебя, поняла, что она ТВОЯ копия. Странно, правда? В этом есть какая-то мистика, и я спорить готова, что ваше сходство — не совпадение. Про тебя я и в самом деле могу поверить чему угодно — что ты Бог, или Дьявол, или даже вампир, и что ты мой ангел-хранитель, или я твой, и что ты моя дочь, и что ты... Нелидин отец... А может быть, все это вместе, в одном лице, одном единственном и любимом, которое мне так хочется видеть. Но только когда же мы встретимся?

***

— Завтра, — впечатала Танька и твердым пальцем нажала на «Enter». «Вот возьму и отдамся ему завтра же, — подумала почти со злостью. — Может, тогда меня перестанут мучить эти дурацкие образы...»

— Я хочу тебя видеть завтра, — подтвердила она новой строкой. На мониторе вспыхнул квадратик с довольно улыбающимся изображением: Ларик включил вебкамеру.

«Я хочу тебя видеть...» — вторил внутренний голос, обращаясь вовсе не к Ларику. Танька беспомощно закрыла глаза руками.

— Tanika? You are not crying there, aren’t you?[121]

Она сильнее прижала руки к лицу. «Я хочу тебя видеть, я хочу тебя видеть... Я хочу тебя видеть...» — шептала в горячие ладони, мучительно пытаясь сменить в голове один образ другим. Она почувствовала сквозь сомкнутые пальцы, как экран вдруг засветился ярче и будто сделался более выпуклым, чуть ли не шарообразным.

— Танька моя... — услышала она. Голос звучал в потоке экранных излучений, но был совсем не такой, как у Ларика, хотя тот имел странность менять тональность и тембр, особенно когда переходил на русский язык. Это был совсем другой голос и… явно не мужской.

Раздвинув пальцы и вцепившись ими в лицо так, что побагровели скулы, она посмотрела в глаза той, чей образ мучительно пыталась вытеснить из своей головы вот уже несколько месяцев. И затаила дыхание, прошептав:

— Господи, мистика...

Колдун

— Мама Таня! — вскричал радостный Ося.

— Привет, мой хороший, — сказала она ласково, с трудом оторвав взгляд от Варвары.

На Танькином лице постепенно проступала осознанность — никакой мистики тут, мол, на самом деле и нет: все это возможности интернета, доступные нынче кому угодно. Варвара же, наоборот, от радости словно рассудка лишилась: все слова, в коих при сочинительстве нескончаемых писем у нее никогда недостатка не было, начисто из головы улетучились, губы лишь трепетали беззвучно: «Ты... Господи, ты...»

— Ося, а ты что у Варвары делаешь? — улыбнулась племяннику Танька. — Вы с мамой в гости пришли?

— Нет, мама Ди еще не вернулась из Индии. У нее там семинар по йоге! — ответил он с явной гордостью. — А ты когда прилетишь? Скоро?

— М-м-м...

— Скоро?.. — подхватила Варвара его последнюю фразу, выжидательно глядя на Таньку во все глаза.

Танькины губы смыкались и размыкались, словно издавая бесконечные «м-м-м», но ни звука не было слышно.

— Прилетай скорее, — сказал Ося. — Я по тебе скучаю.

«И я, — беззвучно вторила ему Варвара, — безумно скучаю по тебе...»

— Когда же ты прилетишь, птица-Танька? — произнесла она вслух, стараясь придерживаться шутливого тона.

«Птица» лишь продолжала беззвучно м-м-мычать.

— Варвара, ты... — заговорила она наконец, с трудом подбирая слова. — Ты очень хорошая...

Варвара тихо и отрицательно мотала головой из стороны в сторону.

— Да-да, ты хорошая, ты... лучше всех, — Танька слегка поперхнулась. — Я так благодарна тебе за Осю. И придумаю, как нам быть, обязательно. Главное, ты... — Она сделала глубокий вдох. — Не пугайся... — вылетело на выдохе нечаянно-неожиданно.

Ее лицо тут же скривилось в гримасе удивления-недовольства, словно она совсем не то хотела сказать, да и с какой стати, мол, Варвара пугаться должна. Но гримасу Варвара не успела заметить: закрыв глаза, она переваривала те два слова, от которых перехватило дыхание, и теплом заклубился внутри, играя искрами, большой светлый шар...

— Вот мой телефон, запиши, — послышалось бодрое перестукивание Танькиных пальцев по клавиатуре. — У вас как там с деньгами, в порядке?

Варвара открыла глаза: шар в груди будто сдулся.

— Ты чего, Танька?

Все, что ждала услышать после «не пугайся», — это еще одно волшебное слово: «Скоро». Да-да, ведь она прилетит теперь, даже если не очень скоро — мало ли там какие дела ее держат в той Англии, — главное, что ее уже можно видеть и слышать и когда-нибудь снова потрогать... При чем тут деньги?!

«Дзынь!» — раздалось из прихожей. Варвара вздрогнула, но осталась сидеть на стуле: посетители были сейчас совершенно некстати, кто бы ни заявился. Звонок повторился с протяжной настойчивостью: «Дззыыыынннь!» Она тяжело поднялась со стула и направилась к двери, на ходу бросив Таньке: «Не отключайся!»

За ее спиной по коридору отдалялись все менее разборчивые слова, лишь журчание двух голосов переливалось из одного в другой. Никогда Танька с племянником не сюсюкала, только голос ее менял тембр — он и так-то был необыкновенно хорош, а тут становился просто волшебным, обволакивал и ласкал. Ося ей отвечал в том же духе — серьезно и нежно, словно играл-разговаривал с большим плюшевым мишкой. «Господи, какие хорошие они. Даже если никто не нужен им больше, хоть побыть рядом — как погреться на солнышке».

Варвара распахнула дверь и не сразу вспомнила, кому принадлежало возникшее на пороге лицо.

— К вам можно? — соединился с лицом голос, высокий и хамоватый, звучащий слишком нелепо в вежливой постановке вопроса, и в темноту прихожей шагнула московская продавщица Маруся.

В сопровождении столь неожиданной гостьи Варвара вернулась в комнату и, закусив губу так, что задрожал подбородок, уставилась на монитор. Таньки на нем больше не было, только в углу чернело по белому несколько цифр — номер ее английского телефона.

— Прервалась связь! — развел руками Ося. — Ну ничего, мы сможем завтра снова поговорить.

Варвара вздохнула и повернулась к Марусе.

— Как вы нашли меня?

Продавщица весьма изменилась со времени их последней встречи в Измайлово. При несметном богатстве, которое обрушилось на нее после сделки с брутянами, она, как ни странно, выглядела скромнее прежнего. Да еще похудела, осунулась, во взгляде — тревога и беспокойство.