– Ты, наверное, единственный мужчина в Лондоне, который заполняет кроссворд перьевой ручкой, – едко заметила Линдсей. – А что, если ошибешься?

– Обычно я не ошибаюсь, Линдсей, – ответил Макгуайр, протягивая ей чашку черного кофе. – Все эти кроссворды кажутся мне сущей чепухой. Особенно – в «Таймс». Одни и те же вариации. Детский лепет.

Линдсей бросила на собеседника острый взгляд. Ответ Макгуайра прозвучал вполне скромно, однако если два месяца назад его тон еще мог ввести Линдсей в заблуждение, то теперь она не собиралась обманываться на этот счет. Тогда он произвел на нее впечатление на удивление мужественного, приятного и доброжелательного человека, но затем принялся увольнять людей. За первый месяц своей работы в редакции Макгуайр и Линдсей дважды расходились во мнениях, и в каждом из этих столкновений он одерживал верх.

Один раз она бы еще стерпела, но второго допустить не могла. Не тратя больше времени на пререкания с Макгуайром, верить которому она уже не могла, Линдсей отправилась тогда через его голову прямиком к Максу – ее давнишнему другу и главному редактору «Корреспондента». Сидя в его кабинете и потягивая виски после окончания рабочего дня, она сделала новое открытие: оказывается, Макгуайр, который, на первый взгляд, был так далек от кабинетных игр, успел побывать здесь раньше нее!

– Послушай, Макс, – сказала тогда Линдсей, – кто командует отделом мод? До последнего времени мне казалось, что я, да и в моем контракте говорится то же самое. А теперь выясняется, что главный тут – этот самонадеянный Адонис. Сделай что-нибудь, Макс. Я бы не обратилась к тебе, если б не находилась в таком отчаянии. Убери этого человека с моей дороги и из моей жизни!

– Сильно сказано, – проговорил Макс, зажигая сигарету.

– Макс, он же вообще ни черта не понимает в моде! Так какого же дьявола лезет не в свое дело? С каких пор я должна отчитываться перед отделом очерков? Он что, решил превратить газету в собственную империю?

– Конечно, нет. Роуленд об этом не помышляет, хотя, должен признать, иногда даже мне кажется, что он под меня копает.

Макс, некогда необузданный молодой человек, стремительно взлетевший к вершинам редакционной власти, теперь исповедовал респектабельность. Как и положено главному редактору влиятельного и консервативного еженедельника, он стал носить строгие костюмы-тройки, а недавно обзавелся очками, в которых, по мнению Линдсей, совершенно не нуждался. 36-летний Макс старался изображать из себя 56-летнего – по крайней мере, находясь на службе. Вот и сейчас он важно поправил дужку роговых очков и посмотрел на Линдсей взглядом филина.

– Макс, ты понимаешь, о чем я говорю? Этот человек зарубил несколько снимков Стива Маркова, а ведь я билась три месяца, чтобы он смог их сделать! Ему, видишь ли, не понравилась манекенщица, не понравились сами снимки и не понравились костюмы. А ведь он даже слыхом не слыхивал о Кристиане Делакруа! Он сам в этом признался, и меня, кстати, это нисколько не удивило. Не удивлюсь даже, если он ни разу не слышал о Сен-Лоране.

– Это сам Роуленд сказал, что он не слышал о Делакруа?

– Вот именно! И даже не покраснел! Макс вздохнул и опустил взгляд.

– Не стоит верить всему, что говорит Роуленд, Линдсей. Он любит подначивать людей. Думаю, он и в этот раз просто решил подшутить над тобой.

Это замечание нисколько не умерило пыл Линдсей.

– В таком случае, он – просто клоун, да еще, как я начинаю понимать, и хитрый! – воскликнула женщина.

– Нет, не совсем так, – мягко возразил Макс. – У него – диплом Бэллиола с отличием. Хитрый? Ну, что ж, поскольку человек этот – чрезвычайно целеустремленный, возможно, ты права, он может быть и таким.

– Блеск! Значит, гвоздь нынешнего сезона – оксфордский диплом?

– Ну, будет тебе, Линдсей, меня это уже начинает утомлять!

– Чудесно! Я просто потрясена! Он может читать по-гречески и по-латыни, однако факт остается фактом: в моде он разбирается не лучше моей кошки. Так кто же возглавляет отдел мод, Макс я или какой-то оксфордский зануда, одержимый манией величия?

– Ты попала пальцем в небо по всем пунктам, Линдсей. – Макс наградил ее взглядом всезнайки. – Не следует ставить знак равенства между Оксфордом и Роулендом. Начнем с того, что он – наполовину ирландец, а отец его – фермер. Во-вторых, никакой он не зануда, а, наоборот, веселый и интересный человек. В-третьих, он – опытнейший журналист, и газеты за ним едва ли не наперегонки гоняются. Я переманил его к нам, чтобы он расчистил авгиевы конюшни в отделе очерков, и он справился с этим всего за два месяца. И, наконец, Роуленд отнюдь не страдает манией величия. Просто в каждом отдельно взятом случае он старается настоять на своем. Как и ты, между прочим.

– О Боже, по-моему, я начинаю понимать. Сколько ему лет?

– Тридцать шесть.

– Столько же, сколько и тебе. Иными словами, вы – ровесники. Скажи мне честно, Макс, вы вместе учились в Оксфорде?

– Да, – ответил главный редактор. – На втором курсе мы делили на двоих берлогу в студенческом кампусе, и у нас был общий мотоцикл. Мы даже были влюблены в одну и ту же женщину, правда, в этом Роуленд меня обскакал. Мы…

– Господи, дай мне силы! – пробормотала Линдсей, одним большим глотком приканчивая виски и поднимаясь на ноги. Теперь она видела, как забавляет Макса вся эта ситуация.

– В таком случае все понятно. Я, конечно же, не могла принять в расчет вашу трогательную юношескую дружбу, поскольку не знала о ней.

– Ну, Линдсей, это уж совсем дешево.

– И тем более – мужскую солидарность. Теперь мне все понятно: зануда прав, я – нет.

– Мне тоже не понравились те фотографии Маркова. И манекенщица. Она была какая-то недокормленная. А уж тряпки, которые на ней болтались…

– Меня победили тогда, и я по-прежнему остаюсь побежденной, верно? Этому хитрому ублюдку удалось охмурить тебя, а меня – отодвинуть на задний план…

– Только в этих двух случаях. Взгляни на все это иначе: я выслушал аргументы Макгуайра, и они меня убедили. Он считает, что мы можем улучшить освещение темы мод, если подойдем к ней более напористо и профессионально. Этот человек очень умен, Линдсей, и ты это знаешь. Он просто чертовски хорош в своем деле. Его доводы взяли верх над твоими. В следующий раз…

– Если они возьмут верх и в следующий раз, я увольняюсь, Макс! В этом месяце начинаются показы весенней коллекции. Я требую, чтобы Макгуайр не вмешивался! Я больше не буду так работать!

В ответ на эти угрозы Макс лучезарно улыбнулся.

– Глупости, – отмахнулся он. – Ни за что ты не уволишься. Потому что любишь эту работу и эту газету. Ты и меня любишь, потому что я – хороший друг и изумительный главный редактор.

– Был когда-то.

– А со временем ты полюбишь и Роуленда Макгуайра. Оглянись вокруг, Линдсей, спроси своих товарищей – его любят все. Кроме тех, конечно, кого он уволил.

* * *

«Только не я!» – мысленно поклялась Линдсей, словно продолжая спорить с Максом. Одновременно с этим она не сводила внимательного взора с хозяина кабинета, который вернулся к своему письменному столу. Если бы ее антипатия и недоверие к Макгуайру были не так сильны, Линдсей, возможно, признала бы, что эпитет «классный», которым наградила его Пикси, был весьма точен. Его внешность, манеры, походка обладали такой притягательной силой, что были способны создать затор на оживленной улице – если бы за рулем, конечно, сидели одни только женщины.

Линдсей была готова признать в нем все человеческие пороки, кроме тщеславия и суетности. Их Макгуайр был лишен начисто. Ему было ровным счетом плевать на то, как он выглядит, и безразлично мнение окружающих. У него была стройная мускулистая фигура, и ее не могли скрыть даже видавшие виды потрепанные твидовые пиджаки, к которым он питал непонятное пристрастие. Скверно постриженные непослушные черные волосы уже давно тосковали по ножницам парикмахера. Картину дополняли зеленые глаза, чуть удивленное, ленивое и всегда немного насмешливое выражение лица. Редакционные сплетники приписывали Макгуайру еще и дьявольский мужской темперамент, однако у Линдсей ни разу не было возможности убедиться в правильности этих слухов.

Не относись она к нему с таким предубеждением, Линдсей могла бы представить себе Макгуайра кельтским воином, мчащимся на коне сквозь утреннюю дымку. Она была готова увидеть его за любой деревенской работой, требующей мужской силы, – лечением скота, рубкой деревьев, переноской тяжелого груза. Она согласилась бы признать в нем отвагу, не удивилась бы, увидев, что он бесстрашно штурмует отвесный горный склон, она была готова видеть в нем воина, поэта, ветеринара, но только не мужчину, способного плодотворно работать в редакции современной газеты. И вот в этом была ее ошибка, поскольку у Макгуайра это получалось блестяще.

Линдсей смотрела на мужчину, сузив глаза и думая, насколько обманчивы его внешняя доброта, показная мягкость манер и обходительность. Они были предназначены лишь для того, чтобы очаровать, разоружить противника и тем самым позволить Макгуайру первым добраться до цели в этом полном соперничества газетном мире.

– Я слышал, ты сегодня едешь за город? – заговорил Макгуайр. – Намерена провести выходные у Макса?

Линдсей словно подбросило. Будучи знакомой с беспардонностью Макгуайра и постоянно ожидая какой-нибудь новой гадости, она напрочь забыла о своем намерении разыгрывать из себя гранд-даму, а теперь вспомнила об этом, выпрямила спину и окатила собеседника ледяным взглядом.

– Да, собираюсь, – ответила она. Макгуайр улыбнулся.

– Передай от меня горячий привет миссис Макс. И всем маленьким Максикам. Надо же, четверо детей! Поначалу я думал, что это, должно быть, чрезвычайно обременительно, но теперь переменил свое мнение. По-моему, у них уже и пятый на подходе…

– Да, должен появиться на свет через два месяца.

– Может, на сей раз будет девочка? Макс очень бы этого хотел.

– Несомненно, – откликнулась Линдсей, стараясь не замечать почти неуловимый ирландский акцент, время от времени проскальзывавший в речи собеседника. Этот легкий акцент и улыбка делали его на редкость привлекательным, и Макгуайр, вероятно, знал об этом.

– Послушай, может, мы все-таки займемся работой? – подалась вперед Линдсей. – До отъезда мне надо переделать еще кучу дел. Я уже договорилась почти обо всем, что связано с парижским показом. Надеюсь, ты видел составленный мною план его освещения? Я его тебе посылала.

Макгуайр принялся перебирать бумаги на своем столе.

– Макс вроде бы говорил, что ты собираешься ехать со своей подругой. Кажется…

– Джини. Женевьева Хантер. Ты ее не знаешь.

– Да, я ведь здесь недавно, – кивнул он, продолжая рассеянно перебирать лежавшие перед ним листки. – Однако я знаком с ее работой и, конечно, с прошлогодними репортажами из Боснии. Они были просто блестящи! Так же хороши, как снимки Паскаля Ламартина. Они и раньше вместе работали?

– Да.

– Прекрасная команда. Я и Максу сказал то же самое. Куда же делся этот чертов план? Ведь только минуту назад лежал на этом месте! Кстати, почему она не осталась там и дальше работать вместе с Паскалем?

– Вот этого я не знаю.

– Кто-то мне что-то говорил… Она, кажется, заболела?

– Да нет вроде. По крайней мере, сейчас с ней все в порядке.

– Ага, значит, я что-то напутал. Макс говорил… Макгуайр не закончил фразу, а Линдсей не собиралась снабжать его дополнительной информацией. Он, судя по всему, и без того знал чересчур много. Если ему было известно о болезни Джини, о которой знали очень немногие, значит, об этом насплетничал Макс. Последний, однако, всегда считался очень сдержанным человеком, и уж коли делился с Макгуайром такими подробностями, значит, они являлись гораздо более близкими друзьями, чем поначалу думала Линдсей.

Именно в тот момент, когда она гадала, о чем еще Макс мог рассказать Макгуайру, тот огорошил ее. Он наконец нашел составленный Линдсей план освещения парижского показа и положил его перед собой.

– Прекрасно, – сказал он.

Не веря своим ушам, Линдсей изумленно уставилась на собеседника.

– Прекрасно? Ты хочешь сказать, что тебе нравится мой план?

– В конце концов, отдел мод возглавляешь ты, а не я, – пожал плечами Макгуайр. – И если ты считаешь нужным пользоваться услугами этого проклятого Маркова, – на здоровье. Будь только более требовательна к его творчеству.

– И у тебя нет никаких предложений? Я удивлена.

– Нет. Коллекции мод – это твоя епархия. Я бы и помыслить не смог о том, чтобы занимать чужую территорию. Тем более, что сам я не способен отличить Лакруа от Сен-Лорана.

«Чертов Макс!» – подумала Линдсей, уловив лукавые огоньки, заплясавшие в глазах Макгуайра. Значит, редактор передал ему их разговор!

– Я рада, что ты наконец уяснил рамки своей компетенции. – Линдсей встала, оттолкнув стул, и намереваясь побыстрее выйти из кабинета.