* * *

Доктор был ей не знаком, он лишь недавно начал практиковать. Поскольку в рождественские дни кабинет не работал, теперь приемная просто ломилась от пациентов. Джини уселась на стул в переполненной людьми комнате, взяла свежий номер журнала и сразу же забыла о нем. Она попыталась отключиться от детских криков и плача грудничков, соображая, насколько искренней может быть с доктором и каким образом сделать свои объяснения максимально лаконичными.

Она заметила, что очередь пациентов двигается довольно быстро, а подходящие фразы в ее мозгу никак не хотели складываться в предназначенную для доктора речь. Джини испугалась. Мысли ее заработали еще более лихорадочно. Я должна выражаться четко и ясно, думала она. Скажу, что была в Боснии, расскажу, что приходилось помногу работать. Пыталась привыкнуть к тому, что видела вокруг себя – смерть и кровь, – но это оказалось чересчур сложным. Да, наверное, именно так и надо объяснить все, что с ней произошло. Не могла привыкнуть к виду смерти – и никаких больше уточнений.

Внезапно Джини словно подбросило. Она осознала, что ассистентка доктора выкликает ее имя в третий раз и уже начинает нервничать. Схватив сумку, она поднялась со стула.

В небольшой квадратной комнате сидел доктор – молодой человек примерно ее возраста. На лице его было недоуменное выражение.

– Я не могу найти вашу историю болезни, – сказал он.

– Наверное, доктор, которого я посещала прежде, еще не успел ее переслать, – ответила Джини. – Может быть…

– Хорошо, я прослежу за этим. Итак, что вас беспокоит? Джина никак не могла решиться начать свой рассказ. Доктор не сводил с нее взгляда, нетерпеливо постукивая пальцем по столу.

– Так что же именно вас беспокоит?

– Бессонница, – сказала Джини, чувствуя, что покрывается испариной. В кабинете нечем было дышать. – Меня мучают ночные кошмары. У меня… был стресс. Я плохо ем, похудела килограммов на семь. Иногда плачу – без всякой причины. Это может случиться в магазине, на улице, и я ничего не могу с собой поделать. Слезы текут сами собой, и их не остановить.

– Как долго это у вас продолжается?

– Около двух месяцев.

– Что стало причиной такого состояния?

– Простите?

– Вы кого-то потеряли? Развелись с мужем? Лишились работы? – Доктор снова постучал по ручке.

– Нет, я не замужем. Я…

Джини умолкла. «Потеряли»… Она внутренне примерила это слово к себе. Да, наверное, оно отчасти подходит. Хотя, нет. Потерять – значит утратить кого-то близкого: мать или отца. Можно ли назвать «потерей» гибель незнакомых людей? Нет, решила Джини, она не должна употреблять это слово.

Доктор что-то сосредоточенно писал. Он не выказывал по отношению к ней никакой симпатии. Интересно, почему: потому что видел перед собой еще одну незамужнюю женщину, страдающую бессонницей и неврастенией?

– Итак, резкая потеря веса. Что-нибудь еще? Может, рвота?

– Нет.

– Регулярно ли приходят месячные?

– Нет, у меня их не было уже четыре месяца. Я находилась за границей, и как раз в это время они прекратились. Но такое со мной и раньше случалось. Если я слишком много работаю, испытываю стресс…

– За границей? Где именно? Надеюсь, не в Индии или Африке?

– Нет. Я была в… Восточной Европе. Доктор поднял глаза на свою пациентку:

– Вы давно не делали тест?

– Какой?

– Тест на беременность. – Он бросил на Джини холодный взгляд, давая понять, что ее глупость уже начинает его раздражать. – Я полагаю, если четыре месяца назад у вас нарушился цикл, было бы логично сделать тест на беременность.

– Да, я его делала. Еще тогда, когда была… там, за границей. – Джини невольно покраснела. – Как только месячные не пришли в первый раз, я сразу же отправилась к врачу и…

– Вы поторопились. Разве вам не известно, что проверяться нужно, лишь выждав некоторое время?

– Известно, конечно, но я была так… Мне просто не терпелось узнать и… Как бы то ни было, потом я еще делала тесты: в прошлом месяце, в этом… Я купила экспресс-тесты. В аптеке.

Джини умолкла, словно услышав со стороны, как странно и безжизненно звучит ее голос. В кабинете было невыносимо жарко. Доктор нетерпеливо взглянул на часы.

– Как я и ожидала, тесты показали отрицательный результат. Я знала, что не беременна, поскольку принимаю противозачаточные таблетки. По крайней мере, тогда принимала. А вернувшись в Лондон, перестала…

– Почему?

– Потому что… Короче, здесь, в Лондоне, я ни с кем не живу.

– Ну, это дело поправимое, – небрежно бросил доктор. Джини чувствовала его нарастающее раздражение. – Кроме того, эти экспресс-тесты на беременность, которые продаются в аптеках, могут подвести. Особенно, если вы неточно следуете инструкциям…

– Поверьте, я вполне способна прочитать напечатанные на пакетике инструкции.

– Конечно, конечно.

Сама того не замечая, Джини повысила голос, и это было ее ошибкой. Видимо, проникшись к ней еще большей антипатией, доктор тоже изменил тон. Теперь он с ней говорил мягко и успокаивающе, как с ненормальной.

– Ну, что ж, – сказал он, – я не думаю, что у вас серьезные проблемы. Возможно, вы несколько драматизируете ситуацию. Тем не менее, мы, конечно, сделаем анализ, чтобы окончательно рассеять подозрения относительно возможной беременности. Я также попрошу вас сделать анализ крови. Что мне не нравится, так это потеря веса. Сейчас вами займется медсестра, а ко мне приходите через три дня.

Вернувшись в этот же кабинет через три дня, она застала за столом уже другого врача – женщину. Тот, первый, отправился, как выяснилось, по срочному вызову. Докторица оказалась жизнерадостной и немногословной. Исследование на беременность дало отрицательный результат, анализ крови также оказался вполне удовлетворительным. Она уверенно поставила диагноз «стресс» и велела Джини принимать успокоительное. Придя домой, Джини высыпала таблетки на ладонь и, почувствовав неудержимую злость, спустила их в унитаз.

* * *

«Борись с демонами», – часто говорил Паскаль. Если бы Джини обратилась за советом к своей мачехе Мэри или к друзьям, те сказали бы ей то же самое. Однако Мэри, с которой они были так близки, уехала на три месяца в Штаты, а к друзьям Джини обращаться не захотела – даже к Линдсей. Успешно бороться с демонами можно было только в одиночку и только собственными силами.

Она изо всех сил пыталась работать, но у нее ничего не получалось. Старалась спать, но и из этого ничего не выходило. А по утрам, мечтая о том, чтобы день пролетел поскорее, Джини выходила на улицу.

Обычно у нее не было какого-то определенного маршрута. В ту пятницу, на которую была назначена их встреча с Линдсей, она пошла вверх к Портобелло, затем свернула вниз к Холланд-парку, после этого – налево к Шепард-Буш и под конец двинулась в обратном направлении к Ноттинг-хилл-гейт. Моросил мелкий дождь, и автомобили с шуршанием катили по мокрому асфальту. В магазинах и ресторанах кипела чужая, ставшая для нее далекой жизнь. «Это нормально, нормально, нормально! – твердила себе Джини. Это совершенно нормально, когда люди ходят по магазинам, когда встречаются друзья. Это будет совершенно нормальный уикэнд. И я сама должна быть как все – говорить с людьми, делать покупки, торопиться по делам».

– Только представь себе, Джини: выходные в деревне! – уговаривала ее Линдсей. – Ведь тебе же нравится Шарлотта, нравится Макс, нравятся маленькие максята. Ты не имеешь права превращаться в отшельницу! Все, решено: ты едешь! Я заеду за тобой на машине – и никаких возражений!

Джини все же попыталась спорить. Сказала, что выходные в деревне – это всего лишь очередная разновидность валиума, что она вовсе не превращается в отшельницу или затворницу, что ей просто нравится одиночество и есть над чем поразмыслить.

– Чушь собачья! – оборвала ее Линдсей. – Ты и так чересчур много думаешь, вот-вот мозги закипят! Скоро вернется Паскаль…

– Может, скоро, а может, и нет.

– …И кого он здесь найдет? Развалину! От тебя уже половина осталась! Насквозь больная, грустная! Ты не работаешь, не пишешь, нигде не появляешься… Очнись, Джини!

– Хорошо, – покорно проговорила та только для того, чтобы прервать этот словесный поток. – Я поеду с тобой, буду есть, буду разговаривать. Не хочу, чтобы меня считали неврастеничкой.

– Ты еще не неврастеничка, – убежденно проговорила Линдсей, – но непременно станешь ею, если не возьмешь себя в руки и не изменишь свою жизнь.

Теперь Джини с удивлением обнаружила, что ноги сами привели ее к дому Линдсей, хотя она поначалу и не собиралась встречаться с подругой. Поднявшись по ступенькам, она позвонила и наконец услышала голос Тома. Джини любила Тома, она помнила его еще маленьким болезненным мальчиком.

– Ой, привет! – заулыбался Том, широко распахивая дверь и выходя на крыльцо. – Заходи. Я – один. Бабушка поехала в «Хэрродс» за футбольными бутсами, а мама звонила и велела накормить тебя бутербродами, она задерживается.

Джини смотрела на Тома, которого не видела с тех самых пор, когда уехала в Сараево. Он изменился: отрастил хвостик и как-то по-новому стал говорить. На нем были поношенные джинсы и старый свитер. Том вырос и возмужал, но был по-детски открыт и непосредствен.

– Разве Линдсей не предупредила тебя, что я худею? – спросила Джини.

– Тогда я сварю кофе. И где-то тут еще оставались бисквиты.

Том смущенно повернулся к ней спиной, стал рыться в стенных шкафах, затем попытался наполнить водой кофеварку над раковиной, забитой грязной посудой.

– Черт! – пробормотал он сквозь зубы. – Может, мне лучше сначала прибраться, пока не вернулась мама. У нас ведь – расписание дежурств. По идее мама сейчас должна устранять бардак в ванной, а бабуля – мыть посуду. Но она терпеть не может мыть тарелки. Говорит, что у нее от чистящего средства сыпь появляется.

– Удобный предлог, – сказала Джини, знавшая Луизу давным-давно.

– Ага, вот и я то же говорю.

– Давай, помогу. Я буду мыть, ты вытирай – так мы быстрее справимся. Во сколько приедет Линдсей?

– Обещала в половине второго, может, в два. У нее – запарка, в понедельник она отваливает в Париж. А сегодня – с тобой, за город. Ураган, а не женщина. – Парень ухмыльнулся. – Из-за этого она чувствует себя виноватой. Да к тому же у нее на работе какой-то козел, с которым у них чуть ли не ядерная война, задержал ее сегодня.

– Понятно, – сказала Джини. – А ты не хочешь поехать вместе с нами к Максу?

– Нет, эта компания не для меня.

– А когда-то ты ею не брезговал.

– Так то раньше было. А сейчас – слишком много детей. Шарлотта – опять беременна и… В чем дело?

– Ни в чем. Просто обожглась немного. Чересчур горячая вода.

– Кроме того, в эти выходные по НФТ – ретроспективный показ фильмов Бергмана. Двенадцать часов безупречного искусства. – Том искоса бросил на Джини долгий взгляд. – Бергман, Антониони, Феллини, Годар – вот кого надо смотреть. Твоих американских режиссеров я больше не выношу.

– А ведь когда-то ты очень любил «моих» американских режиссеров. «Опасные улицы», «Водитель такси», «Крестный отец»… Ведь «Крестного отца» ты смотрел как минимум три раза, Том!

– Ну, что ж, ранний Коппола – это то, что надо.

И Скорцезе – тоже будь здоров. Ты видела «Крутых парней»? О, и конечно, Тарантино. Тарантино – это вообще отпад! Смотрела «Псы»? А «Криминальное чтиво»?

– Нет.

– Это – два самых потрясающих фильма, когда-либо сделанных в Америке. Никаких соплей, настоящее постмодернистское кино. Там, конечно, много насилия…

– Вот и я об этом слышала, а такое кино мне пока что смотреть не хочется. Когда-нибудь я на них, конечно, схожу…

– Обязательно сходи! В «Криминальном чтиве» есть одна сцена… Конечно, лучше фильм заранее не рассказывать, чтобы не портить впечатление, но сцена с этими школьниками, которых вот-вот должны убить. Траволта вынимает пистолет, но не наставляет на них, а просто стоит сзади и потом… – Том осекся и покраснел. – Ой, извини, пожалуйста. Зря я об этом заговорил. Мама ведь предупреждала меня. Сказала, что…

– Все в порядке, Том, со мной все в порядке. Передай, пожалуйста, соусник.

Том выполнил ее просьбу. Он стоял позади Джини, вяло перетирая тарелки и время от времени бросая взгляды в ее сторону.

– Я хотел спросить… – начал он после некоторого колебания. – Что там стряслось с тобой в этом Сараево? Ты кому-нибудь рассказываешь об этом? Мама сказала, что – нет. Ни ей, ни кому-либо другому. Почему?

– Ты ведь тоже раньше не разговаривал, – возразила Джини. – За последние три-четыре года ты практически вообще не говорил. Линдсей из-за этого просто с ума сходила от беспокойства и чувства вины. А ведь я не сомневаюсь, что у тебя были мысли и чувства, которыми ты вполне мог бы поделиться с окружающими. Однако по каким-то своим причинам ты не хотел этого делать. Тогда я не приставала к тебе, Том…