— Радмила, постой, подожди! — закричал он. Но за большим сугробом, оказывается, стояли низкие боярские сани, запряженные тройкой лошадей с бубенцами. Девушки с визгом повалились на меховую накидку, покрывающую всю поверхность саней. И лихой кучер дернул поводья.

— Это Радмила! Это Радмила, — билось в мозгу у Ульриха, когда он бежал, пытаясь догнать сани. На скользком снегу пеший рыцарь упал, ― погоня была обречена на провал…

— Чья эта боярышня? — спросил предприимчивый Бруно у толпившихся рядом зевак, которые откровенно радовались победе русских девушек над неловкими тевтонами.

— Боярышня Шумилина! — мужичок в зипуне и заячьей шапке сразу догадался, о которой из трех девушек идет разговор.

Крестоносцы быстро вернулись к своим лошадям и вскочили на них. Георг хотел было направить коня в сугроб, но Ульрих указал рукояткой плети на излучину реки. Река, обрамленная заснеженными старыми ивами, поворачивала вправо, но дорога, вьющаяся по крутому берегу среди домов, была, несомненно, длиннее.

— Тебе мало Чудского озера? — со смехом отозвался Георг.

— А, — махнул меховой рукавицей Ульрих, и небольшой отряд поскакал по заснеженному льду.

За излучиной реки пришлось резко натянуть удила. Кони чуть не упали на скользком льду. С криком и гиканьем сотни мужиков, молодых и постарше, молотили друг друга кулаками.

Приглядевшись, можно было определить — бились стенка на стенку. Одна ватага напирала на другую и явно побеждала. Среди дерущихся выделялся один богатырь в расхристанном меховом полушубке. Без шапки, с кудлатой бородой, он махал громадными, словно оглобли, ручищами в меховых рукавицах и налево, и направо. Все, кто попадался под могучие удары, летели в разные стороны. Победа была не за горами. Вдруг сзади к нему подобрался небольшой коренастый мужичонка в овчинном тулупе и треухе и резко ударил сзади чем-то, мелькнувшим в его руке. Богатырь пошатнулся и ткнулся в снег вперед лицом.

— Кистень, кистень! — закричали в толпе, и все, уже без деления на первоначальные отряды, кинулись на нарушителя правил. Мужичонка бежал весьма проворно, но толпа настигала его и слева, и справа. Тогда он повернул в сторону рыцарей вдоль реки.

— Надо отступить, — сказал Георг, — а то достанется и нам.

— Давай влево, к колодцу, нам нельзя вмешиваться, — согласился Ульрих.

Выбравшись на берег, рыцари оглянулись. Ватага драчунов рассеялась по берегу в поисках ловкого мужичка — он прятался где-то среди огромных сугробов и сараев. Богатыря тащили по снегу товарищи, взвалив себе на плечи его тяжелые руки. Он уже начинал приходить в себя и что-то злобно кричал.

Рыцари уже хотели продолжить погоню, но увидели, что они окружены. С десяток мальчишек, вооруженных деревянными мечами и копьями, с победными криками заняли позиции на сугробах и перекрыли все пробитые в снегу тропинки. Они махали мечами и что-то кричали визгливыми детскими голосами.

— Требуют выкуп, — с улыбкой сказал Бруно.

Ульрих раскрыл ладонь и рыцари положили туда по одной монете. Командир бесстрашных бойцов подбежал к Ульриху, и горсть монет исчезла у него за пазухой.

— Путь свободен! — указал он мечом на освободившуюся тропинку.

Перед рыцарями раскинулся покатый берег городских предместий. Весь берег был покрыт группками веселящихся людей. К реке катилось зажженное колесо, за которым бежали девушки, парни, неслись сани. На горе горело чучело из соломы. Слышались песни, смех, визг девушек.

Кругом стояло веселье. Среди сотен людей трудно было найти беглянок.

— Погоня не удалась, — сказал Ульрих, одевая рукавицы.

— Неплохо было бы к ним присоединиться, — заметил Бруно и добавил, — а девицы были очень хороши!

— Это была она! — воскликнул Ульрих, — Радмила!

Рыцари поскакали к саням у чучела Масленицы. Они выехали на большую покатую поляну, спускающуюся к реке. На западе медленно угасала заря. Посиневший воздух приобрел сонную неподвижность. Природа как бы затихла в преддверии перелома после зимнего солнцестояния. А люди, напротив, веселились изо всех сил. Весь огромный спуск к реке был покрыт группками развлекающихся людей. Слышались песни, звуки бубна, переливы колокольчиков. В этом месте река образовывала большую излучину с расширением, и на льду, поодаль от берега, была сооружена снежная крепость.

— Эгей! — кричали всадники и на неоседланных лошадях, нещадно скользящих по льду, пытались взять крепость. Защитники встречали их градом снежков и кусочков льда, а всадников, приблизившихся вплотную к стенам снежной крепости, пытались скинуть с лошадей с помощью метел. Среди защитников крепости было больше девушек и ребятишек. Они с визгом отражали атаки конных и пеших мальчишек и парней. Один из них, наиболее лихой боец, пробил стену и на полном скаку ввалился в крепость. Вместо того, чтобы остановить его, защитники поддали лошади метелкой под зад, и она бросилась в середину крепости еще быстрее. К удивлению всадника, в середине крепости оказалась прорубь, и он вместе с лошадью, под визг и хохот его противников, ввалился прямо в ледяную воду. Во всеобщей свалке кое-как вытянули дружными усилиями ошарашенного всадника и обезумевшую лошадь. Нападавшие с позором отступили.

— Смотри сюда! — дергал за рукав Ульриха Бруно

Слева под засыпанной снегом столетней ивой расположился маленький кукольный театр. Забавные куклы изображали тевтонских рыцарей и князя Александра Невского. В разгар баталии появился комтур тевтонов, и князь мечом зарубил его под улюлюканье зрителей.

— Осталось кинуть куклы в прорубь, — недовольно проговорил Георг, — для полной реалистичности.

Зрители не разделяли его настроения и хохотали до упаду. Завидев настоящих крестоносцев, они жестами приглашали их присоединиться к просмотру спектакля, но тевтоны решили удалиться.

Мимо них пронесся с песнями богато украшенный санный поезд. На первых санях сидела красивая нарядная девушка. Алые щеки ее то ли были натерты свеклой, то ли и вправду она так разрумянилась от мороза и веселья. На голове у нее была высокая, расшитая жемчугом кика. Она была прикрыта тонким полупрозрачным платком, а одета была очень нарядно — как невеста.

— Масленицу везут! Масленицу везут, — кричали ребятишки с сугробов.

— До чего хороши русские девушки, — плотоядно зацокал языком француз.

Вместо ответа Ульрих указал ему рукояткой плетки на дюжих молодцов, сидящих по обе стороны от Масленицы. К санному поезду пристраивались все, кому не лень. И богатые сани, застланные персидскими коврами, и бедные с цветными лентами и дерюгами.

Вдоль его пути бежали дети, кидали в ездоков снежками, цеплялись за оглобли.

На горе вокруг большого костра взрослые и дети водили хоровод. С песнями девушки и парни кружились у костра, то сжимали круг, приближаясь к костру, то расширяли, отдаляясь от него. Красные сполохи вечернего огня освещали их возбужденные, веселые лица.

Бруно и Георгу тоже передалось всеобщее чувство праздника и веселья, и они уже хотели было присоединиться к хороводу, или ринуться в атаку на снежную крепость.

Ульрих же был расстроен, и немного отъехал от веселых друзей. Вдруг он почувствовал, что сзади кто-то дергает его за край одежды. Все трое обернулись. Дородная краснощекая девушка с блюдом, покрытым расшитым полотенцем, и седобородый дед с бочонком под мышкой и ковшиком в руке окликнули их.

— Угощайтесь, гости дорогие! — торжественно сказал дед, и девушка, сбросив полотенце, протянула полное блюдо румяных блинов.

— Запейте сбитнем медовым, — добавил старик и протянул друзьям по очереди полный ковш вкусного напитка.

Видя, что рыцари чувствуют себя неловко, красавица свернула по нескольку блинов и сунула каждому в руку.

— До чего вкусно, — продолжал восхищаться Бруно.

— Одевай морду козла и оставайся, — оборвал его восхищения Георг и показал на группу ряженых, ведущих еще одного в костюме козы на поводке.

— Мы чего сюда приехали? Развлекаться на праздниках язычников? — поторопил друзей Ульрих. — Поехали, переночуем, а завтра найдем дом этого боярина.

Все-таки день выдался удачным! Нашли все-таки ее! Странно только, что она не захотела даже поговорить со мной. Видимо, права эта Марьяна, нашла себе другого. Ну, я отобью этому Шумилину охоту чужих невест уводить! На всю жизнь запомнит!

А может, и не любила вовсе, — отвечал голос из темных закоулков души. — Может, ты все это выдумал?

«Шутки шутками, а надо найти Радмилу», — лишь одна мысль стучала в голове Ульриха.

Он прислушался к своим чувствам и с удивлением обнаружил, что жаждет встречи с ней больше всего на свете. О чем бы не думал рыцарь, его мысли вновь и вновь возвращались к ней. А после этой неожиданной встречи еще сильнее все всколыхнулось в душе.

Где она? Почему сбежала? Она же меня узнала, могла поговорить, объяснить. Нет, он найдет ее и добьется ответа. Пусть посмотрит прямо ему в лицо и ответит!

Ульрих вспомнил ее прекрасные глаза. Они с такой нежностью смотрели на него, она так жалела его, когда он умирал.

— Она мне дала слово, как она могла разлюбить меня и уйти к другому? — думал Ульрих.

— Мы искать русский боярынь, — прервал ход его мыслей Бруно, обратившийся к седобородому старцу.

— Она проехала на тройке лошадей, — более уверенно помог ему Ульрих, — средняя белая.

— Туда! — все же пытался показать свое знание русского языка Бруно.

— Их было трое, — уточнил немец. — Мы ищем ту, что в синем наряде.

— Это ж боярышня Шумилина! — воскликнула краснощекая девица с блинами.

— Знать, тевтонец не дурак! — посмотрев на Ульриха, многозначительно протянул дед. — Самую красивую девку Пскова высмотрел!

Девушка уже было открыла нетерпеливый рот, но старец жестом ладони остановил ее.

— Но, ведай, рыцарь, — с важным видом начал он сам. — Мы, русичи, своих девиц в обиду не дадим! Помни о славных походах князя нашего!

— Как найти ее? — обрадовался Ульрих и постарался придать своему суровому лицу более учтивое выражение. — Очень надо говорить. Прошу вас, отец, скажите, где ее дом.

— Вон, там, за ветлой, — удовлетворенный его вежливостью продолжил старик. — Начинается улица Великая. Пройдешь по ней из Окольного града в Средний. Вон, видишь, за стеной, вдали три маковки Троицкого собора, средняя золотая?

— Вижу, — ответил Ульрих.

— Тебе туда не надо. А по Великой пойдешь — попадешь в Захабье, там погреба. Ну, тюрьма по-вашему. Там давеча двадцать немецких купцов сидело.

Рыцари удивленно смотрели на старика.

— Ну, вам туда еще рано, — опять путал старик.

— Да ладно вам, дедушка, — вмешалась девушка, — в среднем граде спросите дом бояр Шумилиных, всяк покажет.

Старик с шутливым осуждением взглянул на свою внучку и добавил:

— Ну, добре, молодцы, чай, найдете без труда.

— А ты, рыжий, — обратился он к Ульриху. — Помни, что сказывал!

Но тройка друзей не отправилась тотчас на подворье Шумилиных. В столь поздний час это было неприлично.


На следующий день, поутру, бодро бежали их кони по подтаявшему от оттепели снегу по улице Великой.

Большое подворье бояр Шумилиных состояло из двух господских домов — каменного и деревянного, а также многочисленных домиков служивого люда и хозяйственных построек. Деревянный терем находился в глубине двора. Каменный дом выглядывал белыми стенами из-за высокого забора. Крыша из черных досок была окаймлена резными полотенцами, а наверху задорно выглядывал на зимний Псков разноцветный деревянный петух. Редкие глубокие окна на обширной оштукатуренной стене были застеклены ромбиками из цветных стекол. Толстые каменные столбы подпирали тяжелую крышу над широким, как бы прилепленным к дому, каменным крыльцом. Тройка всадников въехала в открытые по случаю праздника ворота и остановилась у крыльца. Дворовые люди, остолбеневшие от вида неожиданных гостей, с интересом рассматривали тевтонцев. Их угловатые черные кресты резко диссонировали с округлой русской архитектурой и красочными нарядами русских. Вот на крыльце появился слуга, одетый в красный кафтан, и вопросительно посмотрел на тевтонцев.

— Рыцарь Ульрих фон Эйнштайн, — представился Ульрих — Со своими друзьями. Хотел бы встретиться с боярином Шумилиным!

Долговязый слуга кивнул и исчез на уходящих вверх ступенях. Через мгновение он появился вновь и, старательно изображая улыбку, пригласил:

— Прошу заходить!

При этом он неуклюже изобразил поклон, чуть не упав с каменных ступеней.

Рыцари спешились и вошли в покои. Под белыми сводами каменного потолка с большого резного стула с высокой спинкой им навстречу поднялся молодой красивый русич и приветливо улыбнулся,