— Тебе надо одеться, я купил в Дерпте подходящую одежду, — он протянул ей сверток.
— Для кого подходящую? Для твоей наложницы? Тогда я одета надлежащим образом! — зло сказала молодая женщина.
— Послушай, женщина! Ты должна уяснить, что твоя жизнь сильно переменилась, и если я захочу, чтобы ты ходила голышом, можешь не беспокоиться, я сам сдеру с тебя все тряпки! А пока вот возьми и надень эти вещи, а не то сильно пожалеешь! И перемени тон! Я видел дураков, которые за один ласковый взгляд своей собственной наложницы готовы ей пятки целовать, так вот уясни — со мной такое не пройдет!
Радмила была потрясена. Хорошо знакомый ей ласковый Ульрих превратился в холодного надменного крестоносца, каким он ей казался в первые дни их знакомства. Поразмыслив, она решила пока подчиниться. Как и всякой женщине, Радмиле было интересно, что за одежду он ей купил. В свертке была хорошенькая нижняя рубашка из тонкого, расшитого мелкими цветочками полотна — «камиза», как пояснил Ульрих. Поверх нижней рубашки нужно будет надеть «коттэ», верхнее платье из синей шерстяной ткани, украшенное вышивкой и мехом, с длинными узкими рукавами. Его полагалось стягивать на талии шнурками. Впереди был вырез, чтобы можно было показать красоту вышивки нижней рубашки. Вместе с этими вещами в свертке находились длинные чулки выше колена и льняные штанишки, к завязкам которых и подвязывались чулки. Кожаные полусапожки, опушенные мехом, меховая круглая шапочка и плащ с капюшоном, подбитый теплым лисьим мехом завершали наряд. По красоте вышивки и качеству материала было видно, что это одежда богатой горожанки. Значит, Ульрих не пожалел денег, чтобы хорошо нарядить свою пленницу. В душе молодой женщины шевельнулась некоторая признательность.
— Я понимаю, что ты привыкла к собственной одежде, но среди людей, одетых иначе, тебе будет некомфортно, — сказал рыцарь.
— Отвернись! — попросила она.
— А чего тебе стесняться, ведь я видел все твои прелести! Ты давай, одевайся, а я полюбуюсь! — мужчина поудобнее устроился и приготовился к приятному зрелищу. Рассудительная Радмила решила не выказывать обиду на столь бесцеремонное обращение. Она решительно сбросила одеяло и стащила ночную рубашку, в которой унес ее похититель. Странно, но она не почему-то не злилась на него, гораздо глубже уязвило его шестимесячное отсутствие. К тому же, она даже себе не хотела в этом признаваться, он разбудил в ней жажду любви. Все эти долгие месяцы девушка скучала по его сладким поцелуям, и, как не стыдно было признаться, не только по ним. Ульрих разбудил в ней дремлющее женское начало, и, пробудившись, оно не желало молчать. Но почему же Радмила была так холодна ко всем своим поклонникам? Получается, именно в его объятьях она нуждалась, только его поцелуи доставляли ей огромное наслаждение.
«Значит, я его люблю»? — подумала девушка и ужаснулась, ― ведь в его поведении была только похоть и уязвленная гордость! ― «Ну, ничего, у меня есть брат! Он меня обязательно отыщет и заберет домой. Но Ульрих не может со мной плохо поступить, ведь я его вылечила, он мой должник»!
«Не ты, а дедушка Земибор»! — сообщила Радмиле ее совесть.
Глубоко погруженная в такие грустные мысли, она и не обращала внимания на своего захватчика, который во все глаза рассматривал обнаженное девичье тело.
Одеваться было неудобно из-за того, что повозка ехала по неровной дороге, и все время наклонялась, ― было очень трудно попасть ногой в чулок. Она склонилась к полу, пытаясь расправить его на ступне, и перед взором Ульриха предстал очаровательный круглый задик. Это было невозможно вынести нормальному мужику и он, обхватив ее за узкую талию, посадил обнаженную, в одних только чулках молодую женщину к себе на колени. Расстроенная Радмила не готова была к таким его действиям и, взвизгнув, стала отбиваться, чем еще больше распалила мужчину. Он бросил ее на живот поперек сидения и быстро, без всяких ласк и поцелуев, вошел в извивающееся тело. Сильная рука грубо, больно тискала грудь, толчки его фаллоса не вызывали никаких ощущений, кроме боли, правда, не очень сильной. Разум убеждал ее смириться, принять его, тогда она, по крайней мере, не почувствует еще большей боли. Слезы сами по себе потекли из глаз, она терпела и ждала, когда же все закончится. А он откровенно наслаждался, его рывки стали резкими и частыми. Наконец он притянул ее к себе поближе, глубоко вошел в нее, причиняя боль, и хрипло зарычал, излившись.
Молодая женщина не могла понять причины превращения ласкового любовника в грубого насильника. Она свернулась в клубочек на меховом сидении и молча плакала, глотая слезы.
Не выносящий женских слез, Ульрих процедил
— Я вижу, тебе нравится меня соблазнять своим красивым телом.
— Я тебя не соблазняла… — тихонько прошептала она.
— Не хотела соблазнять, а соблазнила, выставив мне перед глазами свою очаровательную попку. Хватит реветь, давай помогу одеться! — и ловко, ― оказывается, у него большой опыт, мелькнуло в голове Радмилы ― натянул на нее незнакомую одежду
Потом они молча сидели и смотрели в окошко. Их уютный домик на санях быстро летел по заснеженной дороге. Его друзья не имели возможности согреться и хотели поскорее добраться до ближайшего постоялого двора. Все верховые устали, замерзли и были очень голодны. Но еше не менее двух часов всадникам нужно было оставаться в седле.
— Нет, тут что-то не то! Он почему-то очень зол на меня, хотя это я должна обижаться! — она посмотрела на суровое лицо с крепко сжатыми губами и вспоминала то весеннее утро, когда зашла в сарай и увидела, как он пьет воду из кадки; вспомнила, как была потрясена его упорством и силой воли.
— Нет, мириться придется мне, — грустно подвела она итог своим размышлениям и стала придумывать, с чего бы начать разговор. Упреки только ухудшили бы и без того сложную обстановку. И наступив себе на гордость, она обняла его за крепкую шею и прильнула к широкой груди.
— Я не могу понять, почему ты так сердишься? — девушка прижалась своим хорошеньким ротикам к его губам и стала неумело целовать. Рыцарь обхватил изящное личико большими ладонями и возвратил поцелуй. Правда, это был совершенно другой поцелуй — глубокий и жгучий. Он просунул свой жаркий язык в девичий рот, поцелуй был такой силы, что молодая женщина ощутила его страстное, болезненное влечение к ней.
— Я не сержусь, я ужасно злюсь на тебя! — он впился болезненным поцелуем в ее нежную шею.
— За что, мой милый? — она терпела эти жестокие поцелуи. — Чем же я тебя так обидела?
— И ты еще спрашиваешь? Пресвятая Дева, вот уж поистине у женщин нет чести! Ты помнишь наш разговор перед моим отъездом? Для меня все обеты, которые я дал, были очень серьезными. И я сдержал их! А ты? Ты ничем не лучше моей первой невесты Хильдегард, она тоже променяла любовь на титул и деньги. Возвращаясь с Монфора, я заехал домой. Ее мужа, моего старшего брата, Генриха фон Эйнштайна не было в замке, так эта дрянь забралась ночью ко мне в постель! Не знаю, как удержался, чтобы не вытрясти из нее душу, удовольствовался пощечиной! Так спешил сюда, в эту холодную Ливонию, думал, впервые за семь лет меня ждут и любят! Приезжаю — Бруно прячет глаза, мол, не знаю, как и сказать, уехала твоя невеста с черноглазым боярином! А мы с братьями уже и разрешение покинуть орден получили, Гарет нас приглашает к себе в графство. И все зря! Не было смысла менять орден, мой дом, где у меня есть и заслуги, и уважение, на тающую, как снег под лучами весеннего солнца женскую любовь! — гневная гримаса скривила его лицо.
— Ты ошибаешься! Все было не так! Это ты отказался от меня ради богатой немецкой невесты! — волнуясь, проговорила Радмила. — Я думала, мое сердце разорвется! И она рассказала все, что произошло с ней после его отъезда.
Убийство
Русь, Псковское княжество, 1242 год
Прошло четыре дня после отъезда рыцарей. Радмила оказалась как будто в пустоте. Ведь жила же одна целый год, а сейчас затосковала. И желание вновь ощутить его страстные поцелуи не давало покоя.
— Но ведь осталось всего несколько дней — и он приедет за мной! — она так была уверена в этом, что нисколько не удивилась, когда гостившая у нее Ульяна закричала, выглянув в распахнутое окошко:
— Радмила, сюда кто-то едет!
Сердце сильно застучало, дыхание остановилось, даже воздуха не хватало. Она выбежала на улицу встречать любимого. Но во двор въехало пять-шесть вооруженных, совершенно неизвестных ей мужчин. Хотя они были одеты в русскую военную одежду, воины переговаривались на незнакомом языке. Это был не немецкий, на котором бегло разговаривать научил ее Ульрих.
— Александра! — к ней бросился молодой, красивый парень крепкого телосложения.
— Я не Александра, а Радмила! — огорченная, что это не Ульрих, молодая женщина не смогла сдержать раздражения.
— Да, конечно! Александра — это имя, которое тебе дали при крещении! Ты так похожа на матушку, такая же красавица! Какое счастье, что я тебя нашел! А ты меня не узнаешь? Я Добровит, ты меня звала Добрушкой. Я обещал бабушке Баяне за тобой приехать… наконец я тебя отыскал! Жаль, что добрая ведунья умерла, — парень крепко обнял Радмилу. ― Как же далеко вы забрались!
— Не знаю я тебя, парень! Ты меня с кем-то путаешь. Я дочь Баяны-ведуньи и Микулы — охотника.
— Старая Баяна дала тебе зелья, чтобы ты память потеряла. Ведь ты была совсем малышкой! Никто не должен был знать, что у нее живет дочка боярина Шумилина. Но ведунья предупредила, что наложила заклинание на матушкино ожерелье. Оно в старом сундуке — как его оденешь, сразу прошлое вспомнишь. Пойдем, отыщем сундук Баяны! — молодой мужчина схватил Радмилу за руку и повел в избу.
— А чего его искать, вот он стоит. Но я не знаю, где ключ.
— Бог с ним, с ключом! Не до него! — ловко поддев замок кочергой, стоявшей рядом с печью, он поднял тяжелую крышку. И начал лихорадочно выбрасывать из сундука лежавшие в нем вещи. Увидев деревянную шкатулку, он обрадовано закричал:
— Нашел, слава богу! Я знаю, это мамина шкатулка! Баяна говорила, что мама перед смертью попросила ее взять эту шкатулку с собой, она передала тебе в приданое все свои драгоценности.
Когда сломали и маленький замочек на ларце, и открыли крышку, перед Радмилой предстала великолепная картина. Чего там только не было! Жемчужные ожерелье и серьги, расшитые драгоценными камнями повязки на голову, роскошные понизовья к головному убору, бусы, перстни. А самым красивым, конечно, было ожерелье из крупных, сверкающих камней, подобного которому Радмила никогда ни на одной боярышне не видела.
— Вот оно, мамино любимое ожерелье. Ну-ка, одень его! — и Добровит ловко застегнул застежку на шее у Радмилы. И сразу же сильно закружилась голова, да так, что бедная девушка вынуждена была сесть, а не то бы упала! Ко рту подступила резкая тошнота, в глазах появились какие-то цветные вспышки. Радмила ощутила всепоглощающий страх. С ней что-то произошло, она ощутила себя маленькой девочкой, которой почему-то очень страшно. Но в тоже время девушка знала, что эта девочка и есть она, Радмила.
Псков, подворье бояр Шумилиных, 1229 г.
Ей послышался жуткий стон, который доносился откуда-то издалека. Взрослая Радмила не могла понять, чей это стон, но маленькая Радмила хорошо знала этот голос.
Этот стон, негромкий, но всепроникающий, пронзил маленькое тельце Радмилы и, разбежавшись по всем его клеточкам и закоулкам, заставил ее биться в ознобе. Девочка подняла голову с подушки и открыла глаза. Кромешная тьма покрыла все кругом. От последовавшей за этим зловещей тишины стало так жутко, что она покрылась холодным, липким потом и застыла, напряженно вслушиваясь в доносившиеся шорохи. Со стороны спальни родителей опять стали возникать страшные звуки. Несколько глухих ударов, стоны и предсмертный хрип, вонзившийся в голову девочки острым кинжалом.
— Отец! — поняла она.
— Гады! — истошно закричала мать, — А — а—а!
И вновь послышались глухие удары, стон, звуки падающих предметов.
Радмила вскочила и, как была в одной рубашечке, побежала к двери.
— Мама! Что с тобой? Почему ты так ужасно стонешь? Мне страшно! — кричала девочка.
— Тише, дитятко, тише, — в комнату вбежала хорошо знакомая ей знахарка, бабушка Баяна. Она обняла малышку, закрывая ее своим телом, зажала ее рот рукой и гладила по волосам.
— Тихо, милая, — шептала она. — А то придут убивцы ночные!
Она схватила маленькую ручку девочки и куда-то повела темными коридорами, Радмила послушно перебирала босыми ножками по холодному полу. Казалось, все вынули из ее хрупкого тельца эти страшные звуки, остались только холодная ручонка и непослушные ножки. Холод и слабость разливались по всему телу. Скрипнула дверь, и Баяна затолкала девочку в какой-то чулан. Там уже сидел ее старший брат, двенадцатилетний Добровит. В темноте она ощущала, как бьется в судорогах его худое тело, как слезы заливают невидимые ей глаза.
"Любовь крестоносца" отзывы
Отзывы читателей о книге "Любовь крестоносца". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Любовь крестоносца" друзьям в соцсетях.