Благодарная аудитория бомбардировала ее вопросами. Макс заметил одного подростка, мечтательно уставившегося на лекторшу с невнятным вожделением, и почувствовал мгновенную симпатию.

Закинув косу на спину, Лила закончила тур, указав на информацию, доступную в центре посетителей, и сообщив о следующей экскурсии по природным зонам. Часть группы побрела по дорожке назад, другие задержались, чтобы еще пофотографировать. Мальчик отстал от родителей и засыпал Лилу вопросами, которые выплевывал его перегруженный мозг: о море, диких цветах и — хотя дважды не посмотрел бы на малиновку — птицах. Когда иссяк, мать нетерпеливо позвала его, и он неохотно потащился прочь.

— Эту прогулку он забудет нескоро, — прокомментировал Макс.

Лила улыбнулась.

— Мне нравится думать, что они запомнят хотя бы какую-то часть. Рада, что вы пришли, профессор.

Она сделала то, чего требовали инстинкты, — крепко поцеловала Макса мягкими губами.

Оглянувшийся в этот момент подросток испытал вспышку настоящей зависти. А Макс был тронут до глубины души. Рот Лилы все еще изгибался, когда она отпрянула от него.

— Ну, — спросила она, — как прошел ваш день?

Женщина, которая умеет так целовать, ожидает, что сразу после он сможет беседовать как ни в чем не бывало? Очевидно, сможет, приободрился Макс, и глубоко вздохнул.

— Интересно.

— Там самый лучший вид.

Лила пошла по дорожке, ведущей к центру посетителей. Выгнув бровь, посмотрела через плечо:

— Идете?

— Да. — Засунув руки в карманы, Макс последовал за ней. — Вы очень хороши.

Ее смех был легким и теплым.

— Что ж, спасибо.

— Я имел в виду… я говорил о вашей работе.

— Конечно. — Лила дружелюбно подхватила его под руку. — Жаль, что вы пропустили первые двадцать минут. Мы видели два цветных сланца, ушастого баклана и морского ястреба.

— Моя самая заветная мечта — увидеть цветные сланцы, — заявил он и снова заставил ее рассмеяться. — Вы всегда ходите по этой тропинке?

— Нет, выбираю направление спонтанно. Одно из моих любимых мест — Иорданское озеро, иногда я направляюсь в сторону Центра изучения природы или путешествую пешком по горам.

— Полагаю, тут вам никогда не бывает скучно.

— Никогда, иначе не протянула бы здесь и дня. Даже в одних и тех же уголках можно все время наблюдать разные вещи. Посмотрите.

Она указала на засохшие стебли растений с узкими листьями и увядшими розовыми соцветиями.

— Рододендрон, — сообщила Лила, — обычная азалия. Несколько недель назад находилась в пике расцвета. Ошеломляющее зрелище. Теперь цветы отмирают и будут ждать весны.

Она провела кончиком пальца по листьям.

— Мне нравятся природные циклы. Они обещают будущее.

Хотя Лила утверждала, что совсем не энергичная женщина, но легко шагала по тропе, не пропуская ничего интересного — лишайника, цепляющегося за скалу, чайку в небе или побеги сорного ястребинка. Она любила здешние запахи, море за спиной, свежий аромат деревьев, которые постепенно перекрывали вид.

— Не подозревал, что большую часть дня вы проводите на ногах.

— Что и объясняет, почему в остальное время предпочитаю лежать, задрав их повыше.

Лила склонила голову и посмотрела на Макса.

— Если пожелаете, в следующий раз могу провести для вас углубленную экскурсию. Одним выстрелом убьем двух зайцев, так сказать. Полюбуетесь пейзажем и пошарите вокруг в поисках вашего друга Кофилда.

— Я хочу, чтобы вы держались от этого подальше.

Заявление застало ее врасплох, Лила прошла еще пять футов, прежде чем осознала его слова.

— Вы — что?

— Хочу, чтобы вы держались от этого подальше, — повторил Макс. — Я много размышлял об этом.

— Вот как?

Знай он ее получше, уловил бы намек на раздражение в ленивом тоне.

— И как вы додумались до такого необычного заключения?

— Он опасен. — Голос, окрашенный фанатизмом, ясно зазвучал в голове. — Думаю, что даже не совсем адекватен. Уверен, что жесток. Он уже стрелял в вашу сестру и в меня. Не желаю, чтобы такая же участь постигла вас.

— Ваши желания тут ни при чем. Это семейное дело.

— И мое тоже, с тех пор как я прыгнул в бушующее море.

Пойманный между солнечным светом и тенью на дорожке, Макс остановился и положил руки ей на плечи.

— Вы не слышали его той ночью, Лила. А я слышал. Он сказал, что никто и ничто не помешает ему завладеть ожерельем, и он имел в виду именно это. Попытки остановить его — работа для полиции, а не для кучки женщин, которые…

— Кучка женщин, которые… что? — прервала Лила, сверкая глазами.

— Которые слишком эмоциональны, чтобы соблюдать осторожность.

— Понятно. — Она медленно кивнула. — Так что вам, Слоану и Тренту, большим храбрым парням, придется решить, как защитить нас, слабых беззащитных женщин, и спасти положение?

До Макса слишком поздно дошло, что он ступил на зыбкую почву.

— Я не говорил, что вы беззащитные.

— Зато подразумевали. Позвольте кое-что сообщить вам, профессор: нет ни одной женщины Калхоун, которая не сможет справиться с собой или любым мужчиной, с важным видом появившемся на нашем пороге. Включая гениев и неуравновешенных воров драгоценностей.

— Вот видите? — Макс взмахнул руками, потом снова опустил ей на плечи. — Ваша реакция — чистые эмоции без какой-либо логики или размышлений.

Горящие глаза Лилы сузились.

— Хотите увидеть чистейшие эмоции?

Кроме умственных способностей, Макс гордился некоторым количеством уличной смекалки, поэтому осторожно отпрянул назад.

— Не уверен.

— Отлично. Тогда предлагаю вам приберечь собственные фантазии и дважды подумать, прежде чем лезть в чужие дела.

Она отмахнулась от него и продолжила прислушиваться к голосам вокруг центра обслуживания туристов.

— Черт побери, я просто не хочу, чтобы вам причинили вред.

— Не собираюсь подвергать себя опасности. У меня очень низкий болевой порог. Но и не собираюсь сидеть сложа руки, пока кто-то строит заговор, намереваясь украсть принадлежащее мне.

— Полиция…

— Ни черта они не могут, — рявкнула Лила. — Вы знаете, что Интерпол уже пятнадцать лет ищет Ливингстона под всеми его псевдонимами? Никто не смог выследить его после того, как он стрелял в Аманду и похитил наши бумаги. Если Кофилд и Ливингстон — одно и то же лицо, то только от нас зависит, сумеем ли мы защитить себя.

— Даже если это означает получить удар по голове?

Она взглянула через плечо.

— Я сама позабочусь о своей голове, профессор. А вы волнуйтесь о своей.

— И я не гений, — проворчал он, после чего удивился, увидев ее улыбку.

Досада на его лице заставила Лилу сбавить обороты. Она сошла с дорожки.

— Ценю ваше беспокойство, Макс, но оно совершенно неуместно. Почему бы вам не подождать меня здесь, присев на ограждение? А я схожу за своими вещами.

Она оставила его что-то бормочущим себе под нос. Он просто хочет оберечь ее. Это настолько неправильно? Заботится о ней. В конце концов, она спасла ему жизнь. Нахмурившись, Макс сидел на каменной стене. Люди толпились у входа в здание, дети капризничали, пока родители тащили, вели или несли их к автомобилям. Взявшись за руки, прогуливались парочки, кое-кто вдумчиво изучал путеводитель. Он видел краснеющие под солнцем горки панцирей жареных омаров, выловленных в местных водах.

Макс поглядел на собственные предплечья и с удивлением заметил, что кожа огрубела. Жизнь изменилась, понял он: появился загар, нет никакого графика дел, который требуется соблюдать, и никакого маршрута, которому надо следовать. Он вовлечен в загадочную историю, да еще и с невероятно сексуальной женщиной.

— Так-так… — Лила накинула ремешок сумочки на плечо. — Вы выглядите очень самодовольным.

Он посмотрел на нее и улыбнулся.

— Да?

— Как кот с перьями в пасти. Не хотите поделиться?

— Хорошо. Идите сюда.

Он поднялся, рванул Лилу к себе и накрыл ее рот своим. Все непривычные и ошеломляющие чувства вылились в поцелуй. И если он поцеловал ее глубже, чем намеревался, то это только усилило расцветающее невиданное наслаждение. Снующие вокруг туристы исчезли, что лишь подчеркнуло необычность происходящего. Начало новой жизни.

Она чувствовала счастье, а не страсть, что очень смущало. Хотя, возможно, его губы затуманивали здравый смысл, но Лила не сопротивлялась. Причина раздражения забылась, теперь все стало таким правильным, почти идеальным — стоять с ним на залитом солнцем внутреннем дворике и ощущать, как рядом бьется его сердце.

Когда Макс оторвался от искусительницы, Лила глубоко удовлетворенно вздохнула и медленно открыла глаза. Он усмехнулся, и восхищенное выражение его лица снова заставило ее улыбнуться. Не совсем понимая, как справиться с пробужденными им нахлынувшими эмоциями, Лила погладила его по щеке.

— Не то, чтобы я жалуюсь, — проговорила она, — но что это было?

— То, что я чувствовал.

— Превосходный первый шаг.

Смеясь, Макс обнял ее за плечи, и они направились к стоянке автомобилей.

— У вас самый сексуальный рот, который я когда-либо пробовал.

Он не увидел, как потускнел ее взгляд. Да если бы и увидел, она вряд ли смогла бы объяснить почему. «Все и всегда сводится к сексу», — размышляла Лила, и постаралась отогнать смутное разочарование. Обычно мужчины именно так ее и воспринимали, и не было никакой причины расстраиваться из-за этого именно сейчас, особенно когда мгновением раньше она наслаждалась наравне с ним.

— Рада услужить, — легко произнесла Лила. — Поехали?

— Конечно, но прежде мне надо кое-что показать вам. — Усевшись на водительское место, Макс вытащил манильский конверт[22]. — Я прошерстил много книг в библиотеке. Есть несколько упоминаний о вашем семействе в местных хрониках и биографиях. Одно из них, думаю, очень заинтересует вас.

— Хм.

Лила уже развалилась на сиденье и мечтала подремать.

— Я сделал копию. Это фотография Бьянки.

— Фотография? — Она снова выпрямилась. — Правда? Фергус все уничтожил после ее смерти, так что я никогда не видела прабабушку.

— Нет, видели. — Он вытащил копию и вручил ей. — Каждый раз, когда смотрели в зеркало.

Лила, ничего не говоря, впилась глазами в зернистый снимок, потом поднесла руку к собственному лицу. Те же скулы, тот же рот, нос, глаза. «Именно поэтому я ощущаю такую сильную связь с Бьянкой?» — спросила она себя и почувствовала, как на глаза навернулись слезы.

— Она была красивой, — спокойно заметил Макс.

— Такая молодая. — Слова прозвучали как вздох. — На момент смерти она была моложе меня. И уже влюблена, когда их фотографировали. Заметно по взгляду.

— На ней изумруды.

— Вижу. — Как и Макс раньше, Лила провела по камням кончиком пальца. — Насколько тяжело, наверное, быть привязанной к одному мужчине, а любить другого. И ожерелье — символ власти мужа и напоминание о детях.

— Вы считаете его символом?

— Да. Думаю, ее чувства и к этому ожерелью, и ко всему, что оно обозначало, были очень сильными. Иначе она не спрятала бы его. — Лила убрала лист в конверт. — Хорошая работа, профессор.

— Это только начало.

Глядя на него, она переплела свои пальцы с его.

— Мне нравится такое начало. Открываются новые возможности. Поехали домой и покажем этот снимок остальным, но до этого сделаем несколько остановок.

— Остановок?

— Настало время начать кое-что еще. Вам нужна хоть какая-то одежда.


Макс терпеть не мог совершать покупки. О чем и сообщил Лиле, причем неоднократно и настойчиво, но она беспечно проигнорировала его возражения и прогуливалась от магазина к магазину, приобретая все, что считала нужным. Он взял было переливающуюся футболку, но быстро положил ее, заметив изображение омара, одетого как метрдотель.

Лилу-то как раз ничуть не пугали торговые работники, поэтому она проходила через процесс выбора с томными вздохами чистого расслабления. Большинство продавцов называло ее по имени, и, разговаривая с ними, Лила небрежно расспрашивала о мужчине, соответствующем описанию Кофилда.

— Мы уже закончили?

В его голосе звучала мольба, вызвавшая ее смех, когда они снова вышли на улицу. Мостовую заполонили толпы туристов в яркой летней одежде.

— Не совсем.

Лила повернулась и внимательно посмотрела на Макса. Обеспокоенный — определенно. Восхитительный — абсолютно. Руки загружены пакетами, волосы падают на глаза. Лила отбросила их назад.

— Что насчет нижнего белья?

— Ну, я…

— Пошли, магазин совсем рядом, там большой выбор: фото тигров, непристойные высказывания, маленькие красные сердечки.