— Поскольку мы тут одни без леди, считаю, вы оба должны знать, что я получил сведения об этом Хокинсе: Джаспер Хокинс, контрабандист из Майами, давний партнер нашего старого друга Ливингстона.

— Ну, ну, — пробормотал Слоан, попыхивая сигарой.

— Похоже, что Ливингстон и Кофилд — одно и то же лицо. Но никаких признаков яхты.

— Я думал об этом, — вставил Макс. — Возможно, они заметают следы. Даже если уверены в моей гибели, нетрудно предположить, что тело в конце концов выбросит на берег и его опознают. Возникнут вопросы.

— Так что они бросили судно, — размышлял Трент.

— Или перегнали. — Макс развел руками. — Они не отступят. Не сомневаюсь в этом. Кофилд, или кто он там еще, одержим ожерельем. Он сменит тактику, но не бросит эту затею.

— Как и мы, — пробормотал Трент.

Трое сообщников обменялись безмолвными взглядами.

— Если ожерелье находится в этом доме, мы найдем его. И пусть только этот ублюдок…

Трент резко прервался, увидев жену, выбегающую из двери в дальнем конце террасы.

— Кики. — Он быстро направился к ней. — Что случилось? Почему ты дома?

— Ничего. Ничего плохого.

Смеясь, она обвила мужа руками.

— Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя.

Но отстранил ее от себя, чтобы изучить лицо: щеки раскраснелись, влажные глаза сверкали, как бриллианты.

— Ну, значит, у тебя хорошие новости.

Трент отвел ее волосы назад, проверяя лоб, как делал в последнее время. Он знал, что всю прошлую неделю она чувствовала себя неважно.

— Лучше не бывает.

Кики оглянулась на Слоана и Макса:

— Извините нас.

Схватив Трента за руку, потащила его по террасе в их комнаты, где можно поговорить наедине. Но на полпути взорвалась:

— Ох, не могу ждать. Даже превысила скорость, возвращаясь домой с результатами анализов.

— Каких анализов? Ты заболела?

— Я беременна.

Кики затаила дыхание, вглядываясь в лицо Трента. От беспокойства к потрясению, от потрясения — к изумлению.

— Беременна?

Он глянул на плоский живот, потом снова на ее лицо.

— Ребенок? У нас будет малыш?

Когда Кики утвердительно кивнула, Трент подхватил ее на руки и начал кружить, она счастливо цеплялась за него.

— Что это с ними? — удивился Слоан.

— Мужчины… — Лила выскользнула из двери за спиной Макса. — Вы все такие тугодумы.

Фыркнув, она положила ладонь на плечо Макса, наблюдая за сестрой и Трентом затуманенными глазами.

— У них будет ребенок, недотепы вы эдакие.

— Будь я проклят! — воскликнул Слоан и направился к счастливой паре, чтобы хлопнуть Трента по спине и поцеловать Кики.

Услышав позади сопение, Макс поднялся.

— Ты в порядке?

— Конечно.

Лила смахнула слезинку с ресниц, но еще одна покатилась по щеке.

— Ведь она моя младшая сестренка.

И снова фыркнула, затем растроганно усмехнулась, когда Макс предложил ей носовой платок.

— Спасибо.

Приложив платок к глазам, высморкалась, потом вздохнула:

— Умолчим об этом какое-то время, хорошо? Мы все прольем реки слез, когда спустимся и объявим новость остальной части семейства.

— Хорошо.

Не доверяя сам себе, Макс сунул руки в карманы.

— Пойдем вниз и посмотрим, есть ли в холодильнике шампанское.

— Ну, наверное, мне стоит остаться здесь. Не хочу путаться под ногами.

Мотнув головой, Лила твердо взяла его под локоть.

— Не будь идиотом. Нравится вам это или нет, профессор, но вы теперь часть Калхоунов.

Макс позволил ей увести себя, осознавая, что ему действительно нравится быть частью этой семьи. Очень сильно нравится.


Все началось с беспризорного щенка. Бедный маленький оборванец. Бездомный и беспомощный. Не представляю, как он оказался на утесах. Возможно, кто-то избавился от нежелательного несмышленыша, или щенок потерял мать. Но мы нашли его, Кристиан и я, в один из наших золотых дней. Песик прятался в груде камней, голодный и скулящий, крошечный комочек костей и грязного черного меха.

Как терпеливо Кристиан подманивал его, нежным голосом и кусочками хлеба и сыра. Меня очень тронуло — увидеть эту мягкость в мужчине, которого люблю. Со мной он всегда чуток, но я замечаю жесткое нетерпение, когда он творит, и чувствую, как рвется на свободу могучая страсть, когда он держит меня в руках.

Однако со щенком, бедным маленьким сиротой, он был поистине добр. Возможно, ощущая это, песик облизал его руку и позволил гладить себя даже после того, как проглотил скудную пищу.

— Ах ты, смельчак, — засмеялся Кристиан, взяв в свои красивые руки художника грязный меховой шарик. — А ты стойкий малыш, верно?

— Его нужно отмыть, — сказала я и тоже засмеялась, когда запачканные лапы оставили следы на моем платье. — И по-настоящему накормить.

Восхищенный таким вниманием щенок лизнул мое лицо, все тельце затряслось от восторга.

Конечно, я в него влюбилась. Он такой домашний маленький питомец, такой доверчивый, такой несчастный. Мы играли с ним, очарованные, как дети, и завели шутливый спор на тему, какую кличку ему дать.

Мы назвали его Фредом. Казалось, ему понравилось имя, он тявкнул, подпрыгнул и шлепнулся в грязь. Никогда не забуду сладости такой безыскусной радости. Мой возлюбленный и я сидели на земле с крошечным потерявшимся щенком, представляя, как вместе отвели бы его домой, как вместе позаботились бы о нем.

В конце концов я забрала Фреда с собой. Этан просил какое-нибудь домашнее животное, и я понимаю, что он стал достаточно взрослым, чтобы ценить доверенное ему живое существо и ощущать ответственность. Какой поднялся шум, когда я принесла щенка в детскую. Дети широко распахнули глаза и заволновались, каждый по очереди тискал его и обнимал, пока я не удостоверилась, что юный Фред чувствует себя как король.

Его торжественно искупали и накормили. Поглаживали, ласкали и щекотали, пока он не заснул, устав от восторга.

Потом вернулся Фергус. Из-за беспокойства по поводу Фреда я совсем забыла о наших планах на вечер. Уверена, муж имел полное право разозлиться, потому что я не приготовилась к выходу на ужин. Дети, неспособные сдержать восхищение, помчались к Фергусу и только добавили раздражения. Маленький Этан, гордый, словно был его родителем, внес Фреда в комнату.

— Кого это, черт возьми, вы притащили? — потребовал Фергус.

— Щенка… — Этан остановился и раскрыл извивающийся узелок, чтобы показать отцу. — Его зовут Фред.

Заметив выражение лица мужа, я забрала Фреда у сына и начала объяснять, откуда появился песик. Думаю, что надеялась воззвать к мягкой стороне Фергуса, к любви или по крайней мере к гордости, которую он ощущал по отношению к Этану. Но муж был непреклонен.

— В моем доме нет места дворняжке. Думаете, я всю жизнь трудился как вол, чтобы заработать все это только для того, чтобы обзавестись какой-то блохастой собачонкой, гадящей на ковры и пережевывающей шторы?

— Он будет хорошо себя вести. — Коллин с дрожащими губами обнимала мои юбки. — Пожалуйста, папа. Мы будем держать его в детской и следить за ним.

— Ничего подобного, юная леди.

Фергус отмахнулся от слез Коллин и обратился к Этану, глаза которого тоже были на мокром месте. Взгляд мужа тут же смягчился. В конце концов это его первенец, наследник, его бессмертие.

— Никаких беспородных домашних животных для тебя, парень, ты ведь сын не какого-то там рыбака, чтобы заводить дворняжку. Если хочешь собаку, мы рассмотрим это, когда вернемся в Нью-Йорк, и ты получишь прекрасную породистую особь с достойной родословной.

— Я хочу Фреда.

Этан умоляюще смотрел на отца с расстроенным видом.

Даже маленький Шон заплакал, хотя сомневаюсь, что он что-либо понимал в происходящем.

— Не обсуждается.

С явно возрастающим раздражением Фергус подошел к графину с виски и налил себе рюмку.

— Он нам совершенно не подходит. Бьянка, прикажи кому-нибудь из слуг избавиться от паршивца.

Я знаю, что побледнела так же, как дети. Даже Фред захныкал, прижимая мордочку к моей груди.

— Фергус, ты не можешь быть настолько жестоким.

В его глазах мелькнуло удивление, я совершенно уверена в этом. Никогда я не разговаривала с ним подобным образом, да еще в присутствии детей.

— Мадам, сделайте, как я приказал.

— Мама сказала, что мы можем оставить его, — вспылила Коллин, юный характер заставил повыситься голос. — Мама обещала. Вы не можете выбросить его. Мама вам не позволит.

— В этом доме хозяин я. И если не хочешь, чтобы я выпорол тебя, — смени тон.

Я сжала плечи Коллин, не столько чтобы утихомирить ее, сколько чтобы защитить. Он не поднимет руку на моих малышей. Бешенство при мысли об этом совершенно ослепило меня. Меня трясло, когда я нагнулась к дочери и отдала Фреда в ее руки.

— Иди наверх к няне, — спокойно сказала я. — И возьми с собой братьев.

— Он не убьет Фреда.

Есть ли гнев более неистовый, чем у ребенка?

— Ненавижу его и не позволю ему убить Фреда.

— Ш-ш-ш. Все будет хорошо, обещаю. Все будет хорошо. Иди наверх.

— Ты плохо воспитала детей, Бьянка, — начал Фергус, когда дети оставили нас. — Девочка достаточно взрослая, чтобы знать свое место.

— Свое место?

Ярость заполнила мое сердце, ревела в голове.

— Где же ее место, Фергус? Сидеть спокойно при гостях, сложив руки на коленях, оставить мысли и ощущения невысказанными, пока ты не избавишься от нее, устроив брак с подходящим человеком? Они дети. Наши дети. Как ты мог так обидеть наших детей?

Ни разу за все время нашего брака я не разговаривала с ним таким тоном. И была уверена, что никогда не посмею. На мгновение мне показалось, что он ударит меня. Насилие пылало в его взгляде. Но он с трудом сдержался, хотя пальцы побелели, как мрамор, на стиснутом стакане.

— Оспариваешь мое решение, Бьянка?

Его лицо побелело от гнева, а глаза почернели.

— Забыла, в чьем доме живешь, чей хлеб ешь, чью одежду носишь?

— Нет.

Теперь я почувствовала новую печаль, что наш брак свелся только к этому.

— Нет, не забыла. Не могу забыть. Но предпочла бы носить лохмотья и морить себя голодом, чем видеть, как ты измываешься над моими детьми. Не позволю забрать у них эту собаку и убить ее.

— Не позволишь?

Из бледного лицо от ярости превратилось в багровую маску.

— Теперь ты забыла свое место, Бьянка. Стоит ли удивляться, что дети открыто бросают мне вызов с такой-то матерью?

— Они жаждут твоей любви и внимания. — Теперь я кричала, отбросив сдержанность. — Так же как и я. Но ты любишь только свои деньги и свой статус.

Как ожесточенно мы спорили потом. Слова, которыми он обзывал меня, я не могу повторить. Он бросил стакан в стену, разбивая хрусталь и собственное самообладание. В его глазах сверкало безумие, когда он схватил меня за горло. Я испугалась и за свою жизнь и за детей. Он так сильно отпихнул меня, что я упала в кресло. Муж тяжело дышал, не сводя с меня горящего взора.

Очень медленно, с гигантским усилием он взял себя в руки. Багровый цвет сошел со щек.

— Теперь я понимаю, что был чересчур щедр с тобой, — процедил Фергус. — Но с этого момента все изменится. Не мечтай, что позволю жить, как тебе захочется. Мы отменим планы на сегодняшний вечер. У меня найдутся дела в Бостоне. И пока я буду там, подберу гувернанток. Пора научить детей уважать меня и ценить свое благополучие. Ты вместе с нянькой совершенно испортила их.

Он вытащил часы из кармана и взглянул на время.

— Я уеду сегодня вечером на два дня. И жду, что к моему возвращению ты вспомнишь о своих обязанностях. Если дворняжка по-прежнему останется в моем доме, и ты и дети будете наказаны. Это ясно, Бьянка?

— Да. — Мой голос дрожал. — Совершенно ясно.

— Превосходно. Увидимся через два дня.

Он вышел из комнаты, я неподвижно сидела еще около часа. Слышала, как за ним приехал автомобиль, слышала, как он отдает приказания слугам. И когда мысли прояснились, поняла, как следует поступить.

Глава 7


— Какого черта возиться со всеми этими бумажонками?

Хокинс нервно вышагивал по омытой солнцем комнате в арендованном доме.

Он никогда не отличался терпением и предпочитал использовать кулаки или оружие, а не мозги. Его партнер, теперь называющий себя Робертом Маршалом, сидел за дубовым столом, тщательно просматривая документы, которые месяц назад выкрал из Башен. Он выкрасил волосы в тусклый каштановый цвет, отрастил солидные бородку и усы, придав им тот же оттенок.