И вот мадам Гревилл, известная ламбхурсткая портниха, прибыла немедленно. Тётя Филиса помогла подобрать красивые ткани в скучных тонах, а еще предложила обилие кружев и воланов, которые немедленно были отброшены Джулианой. Полученный гардероб оказался смешанным набором платьев, устраивавших вкус Джулианы или устраивали её тётю — всё прекрасное и несколько классическое.

— Я очень ценю всё, что ты делаешь, чтобы починить платье. Оно мне очень нравилось.

— Да, мисс, вы отлично в нём смотритесь.

Джулиана улыбнулась и вложила в ладонь девушки монету.

— Зачем?

— Если придётся заменить часть юбки. Сдача твоя.

— Спасибо, мисс. Я принесу его утром, — это подразумевало собой молчание — тёте Филисе никто ничего не скажет.

Монета быстро исчезла в оборках белого муслина на фартуке.

— О, оденьте зелёное платье, мисс, — Нэнси открыла двери большого платьевого шкафа гостевой комнаты. Он был переполнен.

Джулиана почувствовала прилив удовольствия при виде всех этих богатых материалов. Поскольку она обычно не была склонна к подобным легкомысленным чувствам, эмоции удивили её. Она фыркнула и покачала головой. В конце концов, в ней тоже было некое тщеславие.

Нэнси принесла платье с пышными рукавами, перевязанными в трёх местах лентами. По мере того, как горничная надевала его, она удивлённо хмыкала, и Джулиана обернулась.

— Что случилось?

— Ничего, мисс. Просто удивлена.

— Почему?

— Медальон, мисс. Никогда не видела вас без него.

Рука Джулианы скользнула к горлу. Её шея напряглась, сердце громко застучало.

Она отстранилась от Нэнси и подбежала к зеркалу. Нэнси была права. Пальцы правы.

Медальон пропал.

— Боже мой, боже мой, — сетовала Джулиана. — Он утром был со мной. Может, застёжка порвалась… он может быть где угодно!

— Сожалею, мисс. Он был особенным? — Нэнси с огоньком посмотрела на неё. — От джентльмена?

Джулиана улыбнулась смешному предположению.

— Боюсь, Нэнси, ничего романтичного, но много сентиментального. Это моей мамы, — она положила руку на пустой вырез. — Папа отдал мне его в августе прошлого года в день моего рождения… — она проглотила комок в горле. — Я была так счастлива…

Нэнси продолжила одевать Джулиану в тишине. Это позволило ей подумать.

Медальон был особенным подарком, подарком от мёртвой мамы к совершеннолетию.

Прекрасный, не слишком большой или богатый, но он подчёркивал большинство платьев и скрывался под теми, к которым не подходило серебро. Лучшее в нём было то, что он хранил прядь тёмных волос её матери, так отличающихся от её собственных красновато-коричневых. Джулиана коснулась своего лба. Это ведь был подарок от её матери. Или ей так сказали.

— Опять прихорашиваешься, — поддразнила её из дверного проёма Кэрри Ривз. Она прошлась по полу, источая запах лаванды. Остановилась у зеркала в полный рост, коснулась идеальной причёски. Это был новый её жест. Причёска добавляла роста, которого не хватало, но была слишком тяжёлой для молодого лица.

Джулиана встала за кузиной и стянула несколько волосков с затылка Кэрри.

Джулиана была рассеяна, мысли сосредоточились на потере медальона. Нэнси застегнула последнюю пуговицу, поклонилась и направилась к двери.

— Где ты была, Джулиана? Мама искала тебя. У нас есть новости, — Кэрри наблюдала за Джулианой из зеркала. Она выглядела хрупкой фарфоровой куклой, точно мать в миниатюре.

— Я говорила, мисс Кэрри, — быстро прервала её Нэнси. — Мисс Джулиана гуляла в саду, — она посмотрела на Джулиану, и та признательно ей кивнула, чувствуя себя свободной.

— Тебя не могли найти, — продолжила Кэрри, когда Нэнси закрыла дверь.

— Я зашла дальше, чем собиралась, — это было почти правдой.

— Ты действительно не должна так делать, Джулиана, — озабоченность Кэрри казалась истинной. — Есть столько правил — больше, чем ты привыкла, и ты должна их придерживаться. В Ламбхурте надо действовать с этикетом, а в Лондоне и тем более.

Кэрри покачала головой и повернулась. Она смотрела на пол, на застеленную кровать, но избегала пристального взгляда Джулианы. Подойдя к окну, она отодвинула штору и посмотрела в сад, словно была куда заинтересованнее в окрестностях, чем в разговоре.

— Я не планировала долго гулять, но заблудилась, — кивнула Джулиана.

Кэрри вздохнула, вскинула подбородок, а после замолчала, рвано дыша. Она отпустила штору и наконец-то посмотрела Джулиане в глаза.

— Да, прости. Я была такая мерзкая — ты можешь говорить об этих ошибках природы столько, сколько хочешь…

— О насекомых?

— Да, да, об этих отвратительных маленьких существах, которых ты считаешь увлекательными. Я не считаю, что ты педантична.

— Я не против этого прозвища, гусыня. Мне это даже нравится… То, как ты это говоришь. С таким отвращением, словно я больна страшным недугом, который ты не хочешь получить.

— Не знаю, что и случилось! Может быть расстройство? Ад только этого и ждёт! Мне почти жаль, что это Вивиан должна нас представлять, а не кто-то другой. Я бы не хотела этого…

— Мне тоже жаль, потому что мне казалось, это не в твоём духе, — это было больше похоже на тётю Филису, но Джулиана отгоняла дурные мысли.

Кэрри улыбнулась и схватила Джулиану за руку, потянув её в коридор.

— Хватит! Я должна рассказать тебе новость! — она остановилась на верхней ступеньке парадной лестницы. Слова остались невысказанными, а волнение подавленными.

Стук по мрамору этажом ниже огласил о прибытии тёти Филисы.

* * *

— Ты не можешь контролировать себя, Боббингтон?

— Что ты имеешь в виду?

Спенсер Нортам наблюдал, как лорд Рэндольф Боббингтон выстраивал в линию мячи, смахивая рыжеватую челку с глаз. Он был так утомительно сконцетрирован, что Спенсер понимал, что друг не слышит ни слова из его советов.

Двое молодых людей были в большом бильярдном зале Шелсли Холла, Боббингтонского родового поместья. Они не задержались долго на скалах Сент-Айвз Хеад. Это не казалось разумным. Чтобы остаться дольше под прикрытием, лучше помочь молодой леди поддержать её собственный маленький секрет.

Спенсер однобоко улыбнулся, вспоминая странный промах, что отвлёк его от цели несколько часов назад. Она была не такая, как остальные молодые дамы. Нет, она была довольно броской, странно свежей, довольно разговорчивой… зелёная, но умная девушка. Уверенная в себе, пока Боббингтон не взволновал её своим дерзким флиртом.

Спенсер нахмурился. Ламбхуртское общество было небольшим. Вероятно, они знали её тётю, и Спенсер надеялся, что мисс верна своему слову и не будет его упоминать. У него не было ни малейшего желания озвучивать своё имя, как у молодого и не слишком зрелого человека. Он создавал образ пассивности вокруг своей персоны слишком долго, чтобы быть разгаданным в последнее мгновение.

— Что ты имеешь в виду? — наконец спросил Боббингтон. — Я могу держать себя в руках, — он опёрся о стол, будто отдыхая. Мяч, что он так внимательно изучал, лежал там же, в дальнем углу стола. — В каком смысле?

Спенсер понял, что его можно обвинить в мечтательности так же, как и его друга.

Он выпрямился.

— Две недели ты превозносил достоинства некой мисс Вивиан Пайболд. Пение о её прекрасных качествах преследовало меня в каждом углу Шелсли, а так же гарантии того, что твоя преданность столь постоянна, что она навеки в твоём сердце, пока ты не умрёшь. А после приходит дерзкая девица, и ты забываешь о ней! За мгновение начинаешь вить сети вокруг новой кандидатки. Мы не оказались бы на той проклятой скале, если бы ты не настоял на этом, тоскливо глядя на её поместье… против ясной воли твоей дорогой мамы.

— Как ты мог такое сказать? Я просто льстил молодой леди — это вежливость! Я никогда бы не отвернулся от драгоценной мисс Пайболд. Она живёт в моей сердце…

— Ты должен простить моё отсутствие энтузиазма, Боббингтон. Мы были друзьями с Итона, и я считаю, что твоя полная преданность была посвящена мисс Уилсон прошлой осенью, добродетельной мисс Харриет в июле, звёздной мисс Бернард как раз перед Пасхой, скучающей…

— Это совсем другое!

— Да? Почему же?

Боббингтон покраснел и переступил с ноги на ногу.

— Потому что мои чувства возвращаются.

— Прекрасная мисс Пайболд, дочь лорда Реджинальда Пайболда, сообщила тебе о преданности, хотя за все три встречи не вышла к тебе. Чудно. Ты говорил с её отцом?

— О, Нортам, прекрати! Ты знаешь, я ничего такого не делал. Она пропала с марта. Я просто ждал её возвращения.

— Тогда почему ты веришь, что мисс Пайболд ответит взаимностью?

— Был момент перед её уходом.

— И какой?

— Это не по-джентльменски.

Спенсер вздохнул. Он потёр висок.

— Тогда, мой друг, ты можешь бросить заигрывания с незнакомками на одиноких скалах, или окажешься в компрометирующей ситуации, теряя всякую надежду на справедливую мисс Пайболд.

Боббингтон резко покачал головой.

— Этого не будет.

— Несмотря на твоё отсутствие средств, в тебе есть очарование. Но ты не первый, кто стал жертвой интриганок матери и дочери.

— У нашей мисс есть тётя.

— Не так буквально, Боббингтон.

— Ты же не думаешь, что девушка бросилась со скалы ради моего внимания.

— Может быть, нет, это было бы слишком.

— В самом деле. Думаю, истинная природа твоего неодобрения не в том, что я заставил её покраснеть, а в том, что ты потерял свой шанс.

— Чёрт!

Боббингтон подарил ему победоносную усмешку.

Спенсер наклонился над столом и ударил шар сильнее, чем собирался. Пока он смотрел, как бил Боббингтон, он задумчиво проводил пальцами по искуссному орнаменту медальона, лежавшего у него в кармане. Он задавался вопросом о пряди тёмных волос, хранящихся внутри и эмблеме, напоминающей цветок лилии. Медальон лежал в соломе у дуба… Это любовный медальон свалился на французского шпиона?

Может, это указывает на то, что надо ждать на утёсе? Был ли это какой-то сигнал? Это был не простой медальон — но пока, он ничего не значил.

Как молодой человек и предполагал, виновата неопытность — способность знать и понимать, что за объект перед ним, приходит с годами. Он с интересом ждал, пока его навыки шпионажа будут столь сильны, что станут наравне с Байбери и лордом Уинфритом. Вероятно, они бы на расстоянии поняли, что это за медальон.

Тем не менее, у Спенсера ещё не было такого мастерства, и он считал, что Сент-Айвз Хед ему для чего-то нужен — и он позволит себе понаблюдать за Райтон-Мэнором.

* * *

— Девочки, спускайтесь! — тенор тёти Филисы был непонятен, но перемены всегда оставались незначительными — раздражена или очень раздражена.

Джулиана не стала ждать, чтобы узнать это. С такой же поспешностью и грацией она поспешила настолько быстро — насколько возможно, чтобы не получить упрёка за несвойственное поведение, — и спустилась по широкой лестнице. Кэрри внимательно следила за нею. Тётя не собиралась подниматься.

— Джулиана, я обратила внимание, что… — тётя Филис начала с минуты, когда ноги Джулианы коснулись пола, но вдруг остановилась.

Честер, лакей, вошёл в главный зал, неся большой канделябр, предназначенный для столовой. Мэйзи был занят семейным портретом, и госпожа Белчер, экономка, прошла в маленький шал со своими ключами, звеня с каждым шагом.

Тётя Филис нетерпеливо махнула в сторону утренней комнаты, показывая, что они поговорят там.

Джулиана вошла в нежно-голубую комнату со всплеском негодовании. Она не позволит этой женщине говорить лишнее. Тётя заслуживает уважения, ибо старше, она находится на хороших позициях и приходится её отцу сестрой, но это не даёт ей права…

— Джулиана, не сутулься.

— Да, тётя, — Джулиана ответила так сладко, как могла. Семейные узы не давали права тёте Филисе умалять её мораль, оскорблять её образование, орга…

— Джулиана, поправь платье.

— Да, тётя, — Джулиана провела руками по отлично отлаженному лифу. Она просто не могла позволить тёте запугать её. Джулиана подняла подбородок и повернулась лицом к врагу.

Тётя Филиса была красивой женщиной. Она была маленького роста, но её худоба соответствовала этому. Густые волосы медового цвета, несколько седых прядей, которые свет видел слишком редко, всегда спокойный, но сильный голос, со злобой, которую не чувствовали джентльмены, но ощущали все женщины.

Джулиана медленно, с преувеличенной грацией опустилась на ближайшую парчовую кушетку. Тёте не нравилось, что люди возвышались над нею, даже когда дело было в дюйме, как с Джулианой.