Лесия Корнуолл - Любовь на Рождество

Алана сумела самостоятельно дойти до подножия лестницы под пристальными взглядами Марджори и Пенелопы, которые словно оценивали, насколько сильно она пострадала.

Фиона взяла ее за руку, вдвоем они зашагали по коридору к лестнице, болтая о Рождестве. Иан следовал за ними. Его взгляд Алана ощущала как прикосновение. За ужином он не проронил почти ни слова.

— Я отнесу вас наверх, — сказал он, когда они остановились у нижней ступеньки.

— Я вполне могу… — начала было Алана, но Иан ответил ей не допускающим возражений взглядом, подхватил на руки и на виду у всех начал подниматься по лестнице.

— Если бы у меня была трость или костыль… — снова заговорила Алана, и он снова без слов заставил ее замолчать.

— Лестницы опасны, — помолчав, произнес он. — А мне совсем не тяжело, если вы беспокоитесь об этом. Или о чем-то другом?

О чем-то другом? Алана задумалась: что он имеет в виду? Не сводя глаз со ступенек, он стиснул челюсти.

— Я подожду в библиотеке, Иан, — сказала ему вслед Пенелопа.

— И я приду пожелать спокойной ночи. Мне надо еще написать несколько писем, — подхватила Марджори.

Элизабет и Фиона куда-то исчезли.

— Дальше я сама, — сказала Алана, когда они достигли верхней ступеньки.

— Как пожелаете, миледи, — он поставил ее на ноги, сцепил руки за спиной и зашагал рядом. — Вы не говорили мне, что состоите в родстве с половиной Англии.

— Не то чтобы с половиной — самое большее с четвертью, — пошутила она, но он не улыбнулся. — А это имеет значение?

— Это все равно что принимать у себя в доме особу королевских кровей. Нам следовало приготовить парадные покои и подавать на стол изысканные блюда, — саркастическим тоном отозвался он.

— Хорошо, постараюсь представиться как полагается в следующий раз, когда попаду в метель. Или хотя бы буду держать в кармане подробный список своих родственников — просто так, на всякий случай, — съязвила она. — Ну, или начну носить пояс с гербами. Получится интересная завязка разговора.

— По крайней мере, теперь понятно, почему вы выходите замуж за английского лорда — за маркиза, если не ошибаюсь? По-видимому, так предписано семейными традициями.

Гнев ударил Алане в голову.

— И это говорит английский граф, помолвленный с англичанкой!

— Ладно, мы квиты, — негромко признал он. — Но мы с Пенелопой не помолвлены.

Кровь прилила к лицу Аланы.

— А я думала… Приношу свои извинения. — Она увидела, как на его лице отразились десятки чувств, среди которых были и раскаяние, и гордость, и страх.

— Она… то есть я рассчитываю, что скоро… — Он не договорил, и Алана подавила улыбку. Неужели Иану Макгилливрею не хватает смелости попросить руки Пенелопы — потому что он слишком застенчив или просто опасается отказа? И совершенно напрасно: Алана без труда могла вообразить себе, как Пенелопа тащит Иана Макгилливрея к алтарю за волосы, настолько ей не терпится стать его женой. Ведь она недвусмысленно намекала, что Иан принадлежит ей и скоро они поженятся.

Они остановились у двери ее комнаты — то есть комнаты Иана. Алана коснулась руки своего спутника.

— Вот увидите, милорд: леди Пенелопа с радостью примет ваше предложение и будет счастлива стать вашей женой, — ободряюще произнесла она, глядя ему в глаза. Он ответил ей долгим взглядом, но его глаза прятались в тени, а лицо оставалось непроницаемым.

— А вы будете счастливы выйти за своего маркиза?

Она отвела глаза.

— Конечно, — солгала она. — Уилбур очень… — она шевельнула губами, но не издала ни звука: ей не удалось найти в своем женихе ни единого достоинства. Иан поддел ее подбородок пальцем, заставил ее поднять голову и посмотрел на нее в упор.

— А мне показалось, Марджори называла его Уилфредом, а не Уилбуром.

Алана смутилась.

— Ну да, все верно — Уилфред. Уилли. Лорд Мерридью, — забормотала она, устыдившись ошибки.

Долгую минуту он озадаченно смотрел ей в глаза. Потом улыбнулся и отступил, отпустив ее подбородок, словно пришел к некоему выводу. У Аланы сжалось сердце. А теперь, подумалось ей, он пойдет в библиотеку, встанет на колено перед Пенелопой и попросит ее руки. Она буквально чувствовала, как распространяется по ее жилам ревность.

— Спокойной ночи, миледи, — произнес он и поклонился ей почтительно, как королеве.

Она машинально присела в ответ, поморщилась от боли в колене, выпрямилась и неловко взялась за дверную ручку. Помедлив еще мгновение и посмотрев вслед удаляющемуся Иану, она торопливо шагнула через порог и захлопнула за собой дверь.

У верхней ступеньки лестницы Иан остановился. Он еще мог спуститься в библиотеку, разыскать Пенелопу и сделать предложение. На этот раз слова не застрянут у него в горле. Он посмотрит ей в глаза и просто…

Только представлялись ему совсем не глаза Пенелопы.

И все-таки это неизбежно. Он начал спускаться по лестнице. Одна минута — и все будет кончено, будущее определится. У подножия лестницы он остановился, упершись рукой в стену. Он стоял там, где древний шотландский замок, составляющий половину его дома, примыкал к новому английскому крылу, пристроенному его отцом. Невозможно было представить себе две более разные половины холла: каменные стены с одной стороны, полированные дубовые панели с другой. Комфорт и роскошь — и рядом убежище и защита. Два мира сошлись в этой точке, каждый со своими ценностями и традициями. Иан вышел на середину холла, устремил взгляд вдаль, в сторону двустворчатых дверей большого зала. А на полпути к ним виднелась приоткрытая дверь библиотеки, откуда на холодный каменный пол падал теплый луч света.

Иан не сводил глаз с этой приоткрытой двери. Там, в библиотеке, его ждала Пенелопа. С трудом сглотнув, он подошел ближе и снова остановился. Дверь за его спиной вела в соляр. Он оглянулся на древнее железное кольцо, так не похожее на отполированную медную ручку на двери библиотеки.

Протянув руку, он взялся за железное кольцо, услышал скрип приоткрывшейся двери, вошел и закрыл дверь за собой.

В этом соляре любила бывать его мать, а теперь комната служила Иану кабинетом и мастерской, поскольку света здесь было предостаточно. Подойдя к широкому столу у окон, он зажег лампу и повесил ее на крюк. Лампа закачалась над столом, отбрасывая тени, и те затанцевали по витым древесным стружкам на его поверхности. Вторую лампу Иан поставил на стол, взял нож, брусок дерева — ароматной смолистой сосны — и принялся за работу. Чувствуя, как нож врезается в дерево, срезает с него длинную стружку, а дерево теплеет в его руках, издавая сухой резкий запах, Иан вскоре успокоился.

Он вырезал фигурку ангела в подарок Фионе и на время выбросил из головы и Пенелопу, и предложение, глядя, как ангел обретает форму, а стружка сыплется из-под пальцев.

— Уилбур… — хмыкнул он, отводя волосы со лба. И еще раз улыбнулся безликому, наполовину вырезанному ангелу. — Сбежала — это же очевидно.

Но почему?

Данкорри, за пятнадцать дней до Рождества

Коннор Фрейзер встретил тещу и тестя на пороге своего коттеджа, расплывшись в широкой улыбке.

— Отличный мальчишка! — объявил он, радостно обнял тещу, и она тут же убежала в дом, к дочери и новорожденному внуку.

Джок вошел следом и принялся разматывать свой плед.

— Ну и намаялись мы в этом снегу! Хорошо хоть, не зря притащились в такую даль. А до вас, как я погляжу, метель не добралась. Всего день пути от Крейглита, а земля едва присыпана снегом.

— Зато холодно, — пожаловался Коннор. — Ступайте поглядите на внука, а затем выпьем — надо же согреться, да и головенку новорожденному обмыть, — продолжал он. — Вот поедим все вместе, а утром я съезжу к своим старикам, расскажу им, что да как.

Джок похлопал зятя по плечу.

— Дело говоришь! Не только мы ждали от вас вестей. Кстати, ты не захватишь с собой письмо? Пусть кто-нибудь отвезет его через перевал в Гленлорн.

— Письмо? У вас есть знакомые в Гленлорне? — удивился Коннор, приподнимая брови.

— Ни души. Это для лэрда Иана, он нашел в снегу заблудившуюся девушку и привез к себе домой. А ее брат живет в Гленлорне.

Коннор разлил виски по двум кружкам. В нише в глубине комнаты, где стояла кровать, его жена Айла ворковала над младенцем, словно голубка, переговариваясь со своей матерью. Тем временем и Джок подошел полюбоваться малышом — взвесил крепыша на руках, похвалил за немалый вес, откинул одеяльце и пересчитал пальчики на руках и ногах, не слушая возражений женщин, уверяющих, что малыш непременно простудится. Наконец Мэй забрала у Джока ребенка, заново закутала и отправила мужа к Коннору.

— Так кто эта девчонка? Лэрд хочет оставить ее себе? — спросил Коннор.

Джок вздохнул.

— Сам я ее не видел, но говорят, красавица, каких мало. Сэнди Макгилливрей рассказывал, будто бы Иан загнал ее, как лань, и всю ночь не выпускал из рук. А потом на руках принес в Крейглит, закутанную в его плед и утирающую слезы его носовым платком.

— Значит, будет свадьба, — подытожил Коннор, отпивая виски.

— Или выкуп, — добавил Джок. — А может, он поймет, что она ему не годится, и вернет обратно.

— Если она красотка, как ты говоришь, я бы оставил ее себе, — шепнул Коннор украдкой, чтобы не услышала жена.

— Я бы тоже, — подмигнул ему Джок и подставил кружку, чтобы Коннор подлил ему виски.

— А как пойдут детишки, считай, дело сделано: девчонка станет покладистой и довольной, как хорошая корова.

— Да, так уж водится у нас в Шотландии, — согласился Джок. — А обычаи — дело хорошее, если взять, к примеру, женщин и скот.

— Верно, если бы не обычаи, мужчине бы нипочем не разобраться ни в тех ни в других, — поддержал его Коннор. Жена Джока, помешивающая рагу, которое булькало на огне, смерила обоих недовольным взглядом, потому что так полагалось по обычаю, а обычай гласил, что мужчин надо держать в строгости.

Лох-Рейн, за четырнадцать дней до Рождества

В доме родителей Коннора Фрейзера царило веселье. Хоть гордый отец и не привез с собой долгожданного младенца, чтобы показать своим родным, им хватило и добрых вестей.

— А большой он? — допытывался отец. Коннор разводил руки на добрых два фута в стороны, и отец одобрительно кивал.

— А тяжелый — на руках не удержишь! — похвалялся Коннор. — Славный будет парень, когда вырастет.

— Совсем как его отец, — сияла мать Коннора. — Сосет-то хорошо, кричит громко?

Тетка Коннора закивала, присоединяясь к вопросам.

— Орет громче волынок на деревенской площади в ясный день, а уплетает за обе щеки, как голодный мат-рос, — не поскупился на сравнения Коннор. Его двоюродный брат, парнишка лет шестнадцати, явно заскучал.

Коннор вынул из кармана письмо и толкнул парнишку локтем в бок.

— А у меня есть для тебя работенка, Фарлан.

— Что это? — спросила мать Коннора, выхватывая у него письмо.

— Доставить его надо. Лучше бы, конечно, до самого Гленлорна, но можно и поближе, в Корнфорт, а там уж найдется кто-нибудь, кто отнесет… — Коннор знал, что у кузнеца из Корнфорта хорошенькая дочка, и действительно, Фарлан сразу встрепенулся.

— Ладно, отнесу, — согласился Фарлан.

— А у тебя что, знакомцы объявились в Гленлорне? — спросила тетушка и подбоченилась. Забрав у матери Коннора письмо, она прочла адрес: — Алек Макнаб? Это не главу клана зовут Алеком? Откуда ты знаешь главу клана Макнабов, Коннор?

— Куда уж мне! Я, видишь ли, обещался отнести письмо Джоку Макинтошу, а того просил Сэнди Макгилливрей. Одной девчонке в Крейглите надо передать весточку своей родне в Гленлорн.

— Девчонке? — заинтересовалась мать, и все подступили ближе, даже Фарлан. — Она хорошенькая?

— Джок говорит, что во всей Шотландии не сыщешь красивей, — сообщил Коннор. — Сам лэрд Крейглита нашел ее, пока бродил по холмам, охотился на оленей к Рождеству. А нашел ее, да возьми и влюбись по уши! Завернул в свой плед, заткнул рот своим платком и повез к себе в замок.

Родные Коннора слушали его разинув рты.

— Что, правда? — спросила тетка.

— За что купил, за то и продаю, — заверил Коннор.

— А может, она «кайах» — зимняя ведьма! — оживился Фарлан. — Говорят же, снегу в Крейглите навалило, а здесь его почти нет.