Лесия Корнуолл - Любовь на Рождество

Женщины заахали.

— Ты что, «кайах» старуха!

— Так она же ведьма, в кого хочет, в того и обратится, — возразил Фарлан, потирая подбородок, щетина на котором еще не росла.

Закатив глаза, Коннор поспешил развеять подозрения смехом.

— Видно, малый, ты наслушался рассказов шаннахи![3] К чему ведьме трудиться, рисовать буквы? Куда захотела, туда и полетела или чары наслала. Джок говорит, обычная она девчонка, хоть и пропащая.

Все разочарованно притихли.

— Ты же сказал, она красотка? — не унимался — Фарлан.

— А то, — ответил Коннор.

— Такая, что глаз не отвести? А лэрд хочет оставить ее себе? Если нет, тогда я сходил бы в Крейглит, забрал ее.

Мать дернула Фарлана за ухо.

— Ишь чего выдумал! Ступай давай, отнеси письмо в Корнфорт, найди того, кто доставит его в Гленлорн, да смотри сегодня же возвращайся!

Красный как рак Фарлан поднялся, бурча:

— Ладно уж, но если по дороге я найду в снегу красотку, к ужину меня не ждите.

Он затолкал письмо в карман, набросил на плечи плед и вышел, хлопнув дверью.

Замок Крейглит, за тринадцать дней до Рождества

В библиотеке замка Крейглит приятно коротать дни, решила Алана. Шкафы здесь были заполнены превосходным собранием книг, судя по виду, не раз читанных. В доме, где выросла Алана, книг было немного, поэтому она привыкла перечитывать их по многу раз. А теперь она могла читать, сколько душе угодно, чем и занималась. Вот если бы в доме лорда Мерридью тоже была библиотека!

Когда Алане наконец надоело сидеть одной в своей спальне, она сама спустилась с лестницы, медленно переступая со ступеньки на ступеньку и опираясь на кочергу. При этом она чувствовала себя старой каргой, может, даже «кайах», зимней ведьмой, ковыляющей по холмам и долинам Шотландии на костлявых ногах. Одолев лестницу, Алана направилась в библиотеку в поисках компании или хотя бы книги.

И нашла Фиону и Элизабет, которые шили, сидя у огня.

Услышав шаги Аланы, обе вскочили и поспешно спрятали свое рукоделие за спину. Но когда Фиона увидела в дверях гостью, ее лицо осветилось радостью.

— Добрый день! А мы думали, это Шона. Мы — шьем обновки к Рождеству для ее новорожденного. Ну, и для других тоже. А вы умеете шить? То есть вам, конечно, не обязательно, а я в этом году припозднилась. Я готовлю подарок для Иана, — объяснила Фиона и посмотрела в сторону двери. — Это Иан принес вас вниз?

Алана заулыбалась, слушая ее щебет.

— Нет, я сама пришла. Мне уже гораздо лучше. — Отставив в сторону импровизированную трость, она присела на кушетку.

Элизабет сделала книксен.

— Добрый день, миледи.

Алана улыбнулась ей.

— Если вы будете звать меня Аланой, можно мне звать вас Элизабет?

Девушка засмеялась.

— Да, конечно… то есть само собой!

— Элизабет хочет учиться гэльскому, — объяснила Фиона. — Вот я и пытаюсь ее учить.

— Фалте[4], — с трудом выговорила Элизабет.

— Тапалейх[5], — отозвалась Алана. — А зачем вы хотите учить гэльский?

Элизабет вздохнула.

— Мама говорит, что выдать меня замуж будет очень трудно — ведь я дурнушка, толстушка, да еще и глуповата. Вот я и подумала: если не выйду замуж, приеду сюда, в Крейглит, и буду жить здесь, шить для всего клана и учиться волшебству у Энни.

— А по-моему, вы очень хорошенькая, — возразила Алана. — Моя мама тоже все время боится, что никто не возьмет замуж мою сестру Сорчу. У Сорчи весь нос в веснушках, ее кудряшки никакие гребни не берут, она любит носиться по холмам босиком, подоткнув юбки, вместо того чтобы наряжаться или корпеть над учебниками. Ни к шитью она не способна, ни к другим занятиям, которые мама считает обязательными для леди. Зато Сорча вырастет и станет красивее всех в семье!

— Откуда вы знаете? — удивилась Элизабет, накручивая на палец свой светлый локон и не сводя голубых глаз с Аланы.

— Она любит смеяться, она добра ко всем, и ее нисколько не заботит то, что думают о ней другие. Ей просто надо дорасти до своей красоты, ведь она уже есть в ней, внутри.

— О-о! — выдохнула Элизабет, радостно распахнув глаза. — Замечательно! Может, и у меня внутри есть красота и она только и ждет, чтобы наконец показаться.

— Как бабочка, — подсказала Фиона. — Когда-нибудь ты расправишь крылья, начнешь выезжать в свой первый лондонский сезон, выйдешь на середину бального зала и затмишь всех.

— И ты тоже, — кивнула Элизабет. — Может, мы даже сможем выезжать вместе.

Фиона покачала головой, не сводя глаз со своих стежков.

— Не знаю… — задумчиво ответила она. — Танцевать я не умею, мой английский — курам на смех. Так Пенелопа говорит, а тетя Марджори не понимает ни единого моего слова. Я умею шить, но сшить рубашечку для новорожденного — разве это достойное умение для леди?

Выслушав это, Алана почувствовала, как в ней нарастает возмущение.

— В таком случае начнем учиться. Учитель английского, которого приглашала моя мама, велел мне говорить, держа во рту камешки, но так, чтобы каждое слово слышалось отчетливо.

— И помогло? — спросила Фиона.

— Нисколько. Хотя с гэльским вполне может.

Девушки покатились со смеху.

— Скажите «добрый день», — предложила Алана Фионе.

— Добрый день! — с напевным гэльским акцентом повторила та.

— У тебя получилось «добридень», а не «добрый день», — указала Элизабет.

— Зато она произнесла эти слова так, словно по-настоящему рада меня видеть. Поэтому человек, к которому она обращается, заметит не выговор, а искреннее чувство и обрадуется.

По крайней мере, Алана надеялась, что это правда. Ее собственный выговор не удалось исправить ни камешками, ни многочасовыми упражнениями. Он присутствовал в ее речи, словно домотканая рубашка, надетая под шелковое бальное платье.

— А-а, понятно, — Элизабет просияла, переглянувшись с кузиной. — Звучит очаровательно, правда? Так и хочется подойти и прислушаться.

— А у мужчин так же? — спросила Фиона, озабоченно хмурясь.

Конечно, она беспокоилась за Иана. Алана вспомнила бархатистый голос Иана, его звучание — успокаивающее, ласковое, чувственное и насыщенное, как подогретый виски. Знакомое тепло распространялось по ее телу всякий раз, когда Иан был рядом или когда она просто думала о нем. Вот и сейчас Алана ощутила эта тепло, хоть Иана и не было поблизости.

— Конечно, — заверила она Фиону.

— Вы умеете ладить с людьми, Алана. Наверное, маркиз очень любит вас. Это брак по любви? — спросила Элизабет. — Извините, если спрашивать об этом невежливо.

По телу Аланы пробежали мурашки.

— Я… — она сглотнула. — Я охотно принимаю ваш… то есть его предложение, — она произнесла эти слова так, как заучила их, повторяя вновь и вновь до тех пор, пока не привыкла выговаривать чисто, без подступающих к горлу слез и паники, которая грозила задушить ее. Подняв голову, она встретилась взглядом с Фионой, прочла в ее глазах вопрос и вымученно улыбнулась. — Можно я помогу вам с шитьем?

Фиона показала ей льняную рубашку, которую — шила.

— Конечно! Дети так быстро вырастают из одежды или снашивают ее. К тому времени, как их обноски достаются самому младшему в семье, они превращаются в лохмотья. Мама всегда шила новые вещи для самых маленьких и раздаривала их на Рождество, чтобы и малыши могли порадоваться собственным обновкам.

Алана улыбнулась этим добрым словам.

— Мудрое решение! В детстве мне часто приходилось надевать обноски старшей сестры, а я этого терпеть не могла.

Она росла в тени Меган — средний ребенок в семье, всеми позабытый, вечно второй в очереди за нарядами, вниманием и любовью. Но теперь, выйдя за Мерридью, она окажется по положению выше сестры, которая стала всего-навсего графиней. Наконец-то она, Алана, будет первой. Хотя Мерридью все равно что обносок — ведь сначала он хотел жениться на Меган. Даже когда речь идет о замужестве, ее, Алану, считают менее достойной, чем старшую сестру…

На миг она закрыла глаза. Как ей хотелось хоть чего-нибудь — или кого-нибудь, — принадлежащего только ей, того, кому нужна лишь она, кто считает ее совершенством, а не отводит ей второе место…

Проглотив эту горькую мысль, Алана заставила себя задуматься о чем-нибудь приятном. Скоро Рождество. Окажись она сейчас в Гленлорне, то помогала бы Мойре и сестрам готовить праздничные сюрпризы для местных жителей и друг для друга. Но поскольку она не дома, она поможет готовиться к празднику чужим людям… нет, новым друзьям. Алана улыбнулась, Фиона вручила ей крошечную рубашку, Алана осмотрела уже сделанные на ней аккуратные стежки. Рубашка была сшита из мягкого полотна, выстиранного с лавандой и вереском и пахнущего сладко и приятно. Алана вдела в иголку голубую нитку вместо белой и начала вышивать мелкие цветочки вокруг горловины.

— Боже мой! — воскликнула Фиона. — Какая прелесть! А я думала, вы не умеете…

— Учителя приходили в отчаяние от моих рисунков, я не умею ни играть на пианино, ни петь. Сорча поет как ангел, Меган знает много интересных историй. А вот шить они не умеют. Это мой талант, — гордо объявила Алана.

— А я хорошо вяжу на спицах, — подхватила Элизабет. — Но мама говорит, что это умение подходит крестьянкам да старухам. Тонкая работа не по мне, у меня руки-крюки.

— Может, свяжешь одеяло или два? — спросила Фиона. — В корзинке есть красная шерсть.

— Такая нарядная! — воодушевилась Элизабет и взялась за спицы. — Маму с Пенелопой хватит удар, если они узнают, что я вязала для простолюдинов.

— Но это же просто благотворительность и доброе дело, такой подарок наверняка оценят по достоинству. Кто станет запрещать это? — удивилась Алана.

— О, мама занимается благотворительностью — отдает распоряжения слугам в Вудфорде, а те разносят корзины с едой беднякам.

Фиона переглянулась с Аланой.

— Здесь, в Шотландии, мы сами готовим и раздаем подарки. Я помогаю Энни и Шона варить джемы и печь рождественские кексы, а за несколько дней до Рождества мы с Ианом объезжаем всю округу, развозим подарки и приглашаем членов клана отпраздновать с нами Сочельник. Мы следим за тем, чтобы никто в окрестностях не нуждался в том, что можем обеспечить мы.

— В Гленлорне тоже есть такой обычай, — подтвердила Алана. — Мы с сестрами собираем подарки, а потом проходим по деревне и раздаем их.

— Можно мне помочь вам в этом году? — спросила Элизабет. — Мне бы очень хотелось.

— Конечно! Чем больше помощников, тем легче работа. Мы готовим подарки и радуемся, и тогда все праздники проходят весело.

— Здесь люди относятся друг к другу совсем не так, как в Англии, да? — спросила Элизабет. — Я вот о чем: вы обращаетесь к слугам так, как будто они вам родные.

— Так и есть, мы одна семья, — подтвердила Фиона. — Все они входят в клан Макгилливреев, как мы с Ианом. Энни заботится обо мне с тех пор, как умерла моя мама. И об Иане тоже.

Элизабет воодушевленно подалась вперед.

— А она правда знает толк в магии?

Фиона посерьезнела.

— Да. Она увидела в огне корону и кольцо незадолго до того, как Иан узнал, что унаследовал титул Пембруков. А еще предсказала появление Аланы.

Алана вскинула голову.

— А она может предсказать мне будущее, увидеть, что будет со мной? — спросила Элизабет.

— Это бывает не так, — объяснила Фиона. — Она видит то, что видит. Только о плохом она не предупреждает и не пытается помешать плохим событиям, если не уверена, что это ей под силу.

— А у нас в Гленлорне есть Мойра Макнаб. Она и целительница, и кухарка, она тоже умеет различать видения в огне или в небе, а иногда у себя в голове. Мы давно привыкли верить ей, мы любим ее так же, как в клане Макгилливреев любят Энни.

Дверь открылась. Девушки засуетились, пряча недошитые подарки под подушки и в складки юбок, но оказалось, что это всего лишь Сэнди принес еще корзину торфа. С серьезным видом он сгрузил свою ношу у камина.

— Сегодня утром Шона родила, — объявил он. — Мальчишку, как и предсказала Энни, да такого крепкого и сильного! И легкие у него как у волынщика.

— Как чудесно! — воскликнула Алана, а Фиона порывисто поднялась и поцеловала старого егеря в морщинистую щеку.

Сэнди вздохнул.

— Чудесно, говорите? Да теперь в коттедже не будет ни минуты покоя! А как же иначе, если мелюзга верещит дни и ночи напролет? А мужчине нужен сон.