Лесия Корнуолл - Любовь на Рождество

— Ну, не так уж часто, — поправила она.

— Пойду расскажу Элизабет, может, она тоже захочет с нами, — Фиона звонко чмокнула брата в щеку холодными как лед губами и поспешила прочь, что-то напевая.

Иан не сводил глаз с Аланы.

— Она не играла так, как сегодня, с тех пор как случилось несчастье с ее ногой. А мне и в голову не приходило, что она скучает по детским забавам. Я даже не додумался расспросить ее.

Алана улыбнулась.

— Мне тоже было весело. Давно я не играла в снежки так, как раньше, с сестрами. Пока Алек жил с нами, он расчищал лед на озере, и мы катались все вместе. — Ее взгляд стал задумчивым.

— Пока я смотрел, как вы играете, мне пришла в голову одна мысль, — заговорил Иан. — О том, как можно помочь Фионе справиться с хромотой. Рождественский подарок. — Увидев, что в глазах Аланы вспыхнуло любопытство, он пояснил: — Это не значит, что с Фионой что-нибудь не так.

— Разумеется!

— Просто я увидел, как вы идете с ней под руку, и подумал: может, если изготовить для Фи особую пару обуви, в которой ее ноги сравняются по длине, она сможет ходить прямо?

Алана всплеснула руками.

— Может, даже танцевать! — подхватила она.

— Или войти в комнату так, чтобы никто не догадался, что она хромает.

— И тогда никто не будет судить о ней по внешности, — добавила Алана. — А когда с ней познакомятся, узнают, какая она умная, добрая и замечательная, никому уже не будет дела до ее хромоты.

— Вот именно, — кивнул Иан.

Алана коснулась его рукава.

— Для Фионы это очень много значит.

А для Иана ее улыбка означала целый мир. Боже, он рисковал утонуть в ее глазах.

Посерьезнев, он смотрел на нее и чувствовал, что в горле пересохло. Ему хотелось поцеловать ее. Должно быть, Алана прочла это желание в его глазах, потому что вдруг покраснела и отпрянула, порывистыми и суетливыми движениями сворачивая плащ.

— А как это можно сделать? — спросила она. — Я вот о чем: подложить клинья под стельки ее сапожек будет несложно. Но у бальных туфелек подошва тонкая, почти как ткань.

— Я… — На миг Иан утратил способность думать о чем-либо кроме Аланы. А она стояла рядом и ждала ответа — разумного ответа. — Спасибо, — наконец пробормотал он. — За то, что вы так добры к Фионе.

— О, это совсем не трудно, — заверила она и хотела уйти, но он удержал ее за руку.

— И все-таки… — начал он. От ее волос пахло мылом и ветром; медь, серебро и бронза дали цвет ее глазам. Иан шагнул к ней, услышал, как она тихо ахнула — от предвкушения или от испуга, а может, эти чувства смешались. Он коснулся ее мягких и прохладных губ и с трудом удержался, чтобы не продлить этот единственный целомудренный поцелуй. — Спасибо, — повторил он и заставил себя отпустить ее.

Она улыбнулась и посмотрела на него так, словно была уверена, что он способен свернуть горы. Одного краткого поцелуя оказалось недостаточно. Тихо чертыхнувшись, Иан снова притянул ее к себе и сжал в объятиях, намереваясь поцеловать так, как давно уже мечтал.

Но когда их губы уже почти соприкоснулись, послышались крики, топот, и два малыша пробежали между ними, догоняя кошку.

— Кошка-то здесь откуда? — возмутился Иан. Алана рассмеялась, отступила, и чары рассеялись.

Замок Гленлорн, за семь дней до Рождества

Алек Макнаб, граф Гленлорн и глава клана Макнабов, смотрел, как его жена укладывает подарки, предназначенные для жителей деревни.

Всякий раз, когда он наблюдал за Кэролайн, его дыхание становилось сбивчивым, а теперь ее рыжие волосы так маняще поблескивали при свете огня в камине, пока она обучала Мойру и ее помощниц, как надо готовить английские рождественские лакомства. Мойра считала, что ни один уважающий себя шотландец не оценит лимонные пироги и миндальное печенье, но на этот раз она ошиблась. Запах миндаля витал в кухне, Алек протянул руку и схватил с тарелки еще теплое печенье, а другой рукой обнял округлившуюся талию жены.

— Как думаешь, оно всем понравится? — с беспокойством спросила Кэролайн.

— Конечно, — кивнул он и наклонился, чтобы поцеловать ее.

— Да, без твоих сестер Рождество здесь будет совсем другим, — продолжала Кэролайн. — Мойра рассказала мне о рождественских традициях Гленлорна. Печь черный кекс мне еще учиться и учиться… Мойра говорит, что с первой попытки он получился слишком английским. Как думаешь, что это значит?

— Чересчур много бренди, — объяснила Мойра, проходя мимо, чтобы взять еще печенья для следующей подарочной корзины.

Алек усмехнулся.

— Черного кекса я не пробовал с тех пор, как уехал в Англию.

— Вот и хорошо! Значит, ты даже не поймешь, что он не удался.

Мойра многозначительно взглянула на Алека, а тот рассмеялся.

— Забыть черный кекс Мойры просто невозможно!

— Вот как? — Кэролайн заметно приуныла.

— Не расстраивайся! Даже если ты раздашь в деревне вместо кексов и печенья черствые лепешки, тебе все равно будут рады все местные жители до единого. — Он приложил ладонь к ее животу. — Особенно теперь.

Она накрыла ладонью его руку.

— Я слышала столько историй о той ночи, когда родился ты, Алек, — о том, сколько звезд высыпало на небе, о проливном ливне, о жарком полуденном солнце…

— Мойра знает, как было на самом деле. Она видела это своими глазами.

— Тогда я спрошу у нее. А теперь помоги мне завернуть печенье, — попросила Кэролайн. — Я подумала, что нам стоит отослать одну корзину в Дандрум.

Алек посерьезнел.

— Алана и Сорча наверняка обрадуются.

— Хотела бы я увидеть их здесь!

Подошла Мойра с пучком сушеных трав и добавила их в миску, стоящую посреди стола.

— Таволга — чтобы Рождество было веселым… — приговаривала она и вдруг подняла голову и принюхалась.

— Миндаль? — предположил Алек, узнав запах, но Мойра покачала головой.

— Нет, гости, — сказала она. — Едут с вестями.

Кэролайн заулыбалась.

Мойра по-птичьи склонила голову набок.

— Не слишком хорошие, но и не плохие. Поживем — увидим. А я пока вскипячу воды для чая.

Замок Крейглит, за шесть дней до Рождества

— Они все сошли с ума! — выпалила Пенелопа, обращаясь к матери. Они стояли у окна в библиотеке, наблюдая, как дети и взрослые играют в снегу. Из бывшей оружейной, находящейся по другую сторону холла, слышалось мычание коров и блеяние овец. — Можешь представить себе что-либо подобное в Вудфорд-Парке?

— А по-моему, весело, — вмешалась Элизабет, прижимаясь носом к оконному стеклу.

— Не болтай чепухи! — Пенелопа больно ущипнула сестру.

Элизабет вскрикнула и вылетела из комнаты.

Марджори наблюдала за неразберихой, которая творилась внизу. Все смеялись, кидались снежками, и никто даже не думал сетовать, когда снег попадал за шиворот или прямо в лицо. Иана, находящегося в самой гуще событий, обступили хохочущие дети, все до единого простолюдины, и он разрешал им забираться к нему на плечи, словно он не лэрд и не граф, а ровня им. Марджори вздохнула. Надо обязательно побеседовать с ним о приличиях и о том, как важно держать низшие классы на расстоянии. Подобное поведение недопустимо — как в Вудфорде, так и в любом другом цивилизованном месте. Вдобавок в замке с недавних пор воцарился — хаос: повсюду носилась шумная ребятня, в большом зале и в кухне сплетничали какие-то женщины. И никому из них даже в голову не приходило встать или опустить глаза, когда в комнату входили господа. Стоило Марджори и Пенелопе покинуть свои спальни, как их повсюду встречали любопытными взглядами, а дети бегали за ними, задавая дерзкие вопросы. А эти приготовления к празднику! Каждая женщина в доме, похоже, старалась приготовить или испечь особенное рождественское блюдо, которым несказанно гордилась. В доме день и ночь пахло пряностями и сахаром. Впрочем, Марджори нехотя признавала, что эти запахи приятны и создают праздничное настроение.

Странные они все-таки, эти местные. Огонь отнял у них дома и все имущество, а они вовсю веселятся. Возможно, они попросту глупы. Или дело в чем-то — или в ком-то — совсем другом.

— Ты только посмотри на нее! Это все она, — пожаловалась Пенелопа. Проследив направление гневного взгляда дочери, Марджори увидела, что леди Алана Макнаб швыряется снежками, как простая крестьянка.

— Странное дело: недавно чуть не замерзла насмерть, а совсем не боится снега и холода, — задумчиво произнесла Марджори, наблюдая за девушкой. Она заметила также, что Иан не сводит с Аланы глаз. Она и вправду была хороша сейчас — с нарумяненными морозом щеками, разметавшимися на ветру шелковистыми волосами и блеском в глазах.

— Вот бы она… — начала было Пенелопа, но Марджори оборвала ее:

— Замолчи! Желать другому зла — значит навлекать на себя беду.

— Ты прямо как старая Энни, — проворчала Пенелопа. — Все вокруг считают, что ее привело сюда волшебство. Может, если пожелать ей зла, она наконец — уедет отсюда?

Марджори попыталась представить Алану Макнаб маркизой Мерридью, открывающей бал или светский прием. Как ни странно, даже сейчас, запорошенная снегом, она справилась бы с этой ролью. Она от природы была наделена обаянием и грацией, к тому же умела расположить к себе людей. Марджори искоса взглянула на дочь: Пенелопа прищуренными глазами следила за соперницей, строптиво оттопырив губу и вцепившись ногтями в юбку. Сравнение оказалось отнюдь не в пользу Пенелопы.

— Тебе следовало бы думать об Иане, дорогая, а не об Алане.

— Она торчит здесь уже почти две недели. Если бы не она, сейчас я была бы уже помолвлена, — напомнила Пенелопа.

— Тебе не о чем беспокоиться. Она уже обручена. Зачем ей простой граф, когда ее рука обещана маркизу?

«Затем, что Иан хорош собой и они одного поля ягоды», — мысленно ответила себе Марджори. Но этих двоих связывало не просто влечение, а более прочные узы. Об этом говорили глаза Аланы, которая то и дело задерживала взгляд на Иане — гораздо дольше, чем допускали приличия.

Снежок угодил в оконное стекло, и Пенелопа взвизгнула, как ошпаренная кошка. Среди детей стояла румяная от мороза Элизабет и широко улыбалась. Она показала старшей сестре язык, закатила глаза и снова усмехнулась. На миг младшая дочь-дурнушка показалась Марджори прелестной, жизнерадостной и счастливой, как никогда прежде. И она невольно заулыбалась.

И вправду волшебство. Определенно что-то витает в воздухе здесь, в Крейглите, кружит голову, согревает и вызывает радостное изумление. Задумавшись об этом, Марджори вдруг поняла, что с нетерпением предвкушает Рождество, а этого с ней не случалось с самого детства. Сейчас ей казалось, что и чудеса, и магия вполне возможны. Может, чудо уже свершилось. Мерридью наверняка получил ее письмо и теперь едет за своей сбежавшей невестой. Разве сможет Иан удержать ее? Значит, он достанется Пенелопе, как и было задумано.

Посмотрев на Пенелопу, Марджори улыбнулась.

— Не волнуйся. Думаю, нет никаких сомнений в том, что все сложится так, как мы и рассчитывали, дорогая. А теперь иди и оденься понаряднее, а когда вернется Иан, постарайся встретить его улыбкой.

Пенелопа смотрела, как Иан входит в замок с Фионой и Аланой, в окружении весело шумящей толпы. Эти трое выглядели как одна семья, в которой Пенелопе не было места. Даже Элизабет пристроилась рядом с ними, щебетала без умолку и улыбалась. При виде этого у Пенелопы болезненно сжалось сердце.

С чарующей улыбкой она подошла, взяла Иана под руку и зашагала рядом.

На ее томный взгляд он от неожиданности ответил улыбкой, но ничего хотя бы отдаленно похожего на любовь или влечение так и не вспыхнуло в его глазах. А улыбка вскоре погасла, исчезла стремительно, как никогда. Пенелопа улыбнулась еще обольстительнее, сжала руку Иана крепче.

— Как мило, что вы решили развлечь детей, чтобы они не путались под ногами! — восторженно пропела она.

— Они и не путаются, — возразил он. — Люди здесь привыкли, что дети все время на виду. Вот когда они куда-то исчезают, тогда есть о чем беспокоиться.

— А в Англии наоборот, — подхватила Пенелопа, мысленно поклявшись, что когда у них с Ианом появятся дети, она отправит их на верхний этаж особняка в Вудфорд-Парке, под присмотр целой армии нянь и гувернанток и с глаз долой, пока они не вырастут.